О принцессах и служанках

      — Милорд, пожалуйте сюда. Его Величество ожидает вас. Будьте любезны, сдайте, пожалуйста, оружие.       Камергер, слащаво улыбаясь одними губами, изогнулся в подобострастном поклоне, принял перевязь со шпагой, сверкнув исподлобья настороженным взглядом умных глаз. Густав, толкнув тяжелую резную дверь, уверенно вошел в королевские покои, вскинул руку в воинском приветствии.       — Лейтенант гвардии Густав фон Кале прибыл по приказу Его Величества!       — Приветствую тебя, Густав.       Александр, одетый в парчовый ферландский халат, возлежал на обитом бархатом диване. В руке он держал наполовину пустую чашу с вином, рядом на диване валялось надкушенное румянобокое яблоко. Король был нетрезв; не безобразно пьян, что последнее время случалось все чаще, но легкая муть в глазах и некоторая расхлябанность в движениях выдавали, что чаша в его руках была далеко не первой.       Посреди комнаты, на небольшом помосте из шлифованных буковых досок, стояла на четвереньках обнаженная девушка. Ее голова была низко опущена, так что клоки небрежно обрезанных русых волос скрывали ее лицо. Поверх нее, опираясь на бедра и плечи, была установлена толстая овальная столешница красного дерева, на которой стояла большая хрустальная ваза с фруктами, кувшин с вином и три серебряных кубка.       — Я, знаешь ли, без формы, — продолжал король, с некоторым трудом принимая сидячее положение, — да и ты не на параде, так что давай по простому… Мы с твоим отцом столько прошли… Ну-ка, давай выпьем! Плесни-ка себе…       Густав послушно наполнил один из кубков до середины, придирчиво выбрав самый чистый. Девушка, служившая подставкой для стола, стояла, не шевелясь, только руки явно подрагивали от напряжения; Густав не мог сказать с уверенностью, видел ли он ее раньше, но что-то в ней казалось знакомым.       «Волосы, как у Кисы» — думал он, чувствуя как холодеет в груди от страха и беспокойства; не за себя — за любимую, — «Неужели старый дурак… Нет, не может быть! Надо вести себя как обычно. Если это проверка, то ради нас обоих я должен ее пройти»       — Мо-ло-дец! — король встал с дивана и подошел к столу. — За победу!       Мужчины выпили. Александр с силой поставил пустой кубок на столешницу, так что та качнулась; Густав, пожалев девушку, осушил чашу до дна и аккуратно поставил ее обратно.       — Как тебе мой новый столик, малыш? — жестом предлагающего товар купца раскинул руки король.       — Очень красивый, Ваше Величество, — вежливо улыбнувшись, Густав слегка поклонился.       — Да… Особенно с этой стороны, — король, ухватив собеседника за рукав, оттащил его за спину девушки, где из-под красно-коричневой деревянной плиты выглядывали молодые округлые ягодицы.       — Попробуй ее, малыш, — тоном гостеприимного хозяина предложил король, — она чудо как хороша, поверь. Хочешь в большую дырочку, хочешь в маленькую.       — Ваше Величество, я, право, не смею… — растеряно заметался Густав, но рука короля, доселе вяло теребившая его за рукав, вдруг железной хваткой сжала его шею.       — Смеешь, — лязгнул сталью в голосе мгновенно протрезвевший король, — король сказал — еби!       Густав расстегнул перевязь и спустил штаны. Несмотря на боль и унижение, вид нежных женских прелестей не оставил его равнодушным. Разумеется, девушка не была готова к совокуплению; Густав, предвидя это, заранее растер ладонью немного слюны по члену. Член не без сопротивления, но вошел в девушку до упора; все в груди парня оборвалось от жалости, когда в наступившей тишине он услышал ее горький, жалобный всхлип.       — Вот так-то лучше, — удовлетворенно хмыкнул король, отпуская Густава. Он обошел «столик» и налил себе еще вина.       — Твое здоровье, малыш, — качнул он чашей в сторону застывшего парня, немного расплескав вино на волосы несчастной девицы. — Продолжай, не стой. Кстати, тебе в спину целится арбалет. Вздумаешь отойти — получишь болт в спину.       Густав, чувствуя противную дрожь в ногах, принялся двигать бедрами. Он старался делать это неторопливо, чтобы не причинить боли девушке; кажется, той начинало это нравиться, потому что ее плоть, облегающая член Густава, заметно увлажнилась. Король же, осушив кубок, кинул его в сторону и резким движением опрокинул столешницу. Покатилась по полу чудом уцелевшая драгоценная ваза синего хрусталя, разлетелись по углам яблоки и сливы; кровавой лужей растеклись среди черепков остатки вина. Александр сгреб волосы девушки в горсть и, оттянув ей голову кверху, свободной рукой раздвинул полы своего халата.       — Не против, если я присоединюсь, малыш? — бесконечно добрым пьяным голосом спросил он, уверенными движениями насилуя девушку в рот. — Ты же не брезгуешь своим королем?       — Ваше Величество… — пролепетал растерянный Густав, но король прервал его яростным ревом.       — Чего ты мямлишь, как сучка! Говори, брезгуешь трахать одну шлюху с королем или нет?       — Это большая честь для меня, Ваше Величество, — Густав смиренно склонил голову. «Чего он хочет от меня? Добром это не закончится. Девчонка очень похожа на Фредерику, но волосы короче и лицо не видно. Но волосы и обрезать недолго — вон, клоками висят. Что, если ему донесли… или сам выследил… наверняка, так и есть.»       Александр рассмеялся, сжал голову девушки руками и с силой загнал член до самого основания, проникнув ей в горло. Та беспомощно затрепыхалась в его руках, страдая от боли и удушья, а король, обильно кончив, наконец отпустил ее и рухнул обратно на диван.       Девушка, хрипя и кашляя, пыталась избавиться от липкой слизи, забившей дыхательные пути. «Господи, она же задохнется, » — с ужасом думал Густав, наблюдая за ее мучительными попытками вдохнуть воздух и ощущая членом рефлекторные спазмы ее мышц. С отвращением к себе он вдруг понял, что не может больше сдерживаться и излился порцией спермы вглубь мягкого девичьего тела, испытывая странную смесь эмоций. Сладкий сироп удовольствия смешался в его груди с горьковато-кислым лаймовым соком жалости и острым мятным холодком страха, упорно сидящего где-то на задворках души.       Девушка все-таки откашлялась, и Густав испытал облегчение. Впрочем, вместе с этим приятным чувством пришло и другое: страх, доселе лишь звенящей тревогой отзывавшийся в сердце, нахлынул на него с ужасающей силой. Он по-прежнему механически двигал бедрами, хотя член его давно обмяк; король наблюдал за этой картиной с непонятным выражением на лице.       — Ладно, достаточно, — наконец, махнул он рукой. — Иди, сядь вон в то кресло.       Густав оставил бедную девушку в покое и последовал приказу короля; бедняжка осталась стоять на помосте, низко опустив голову; ее плечи вздрагивали от беззвучных рыданий.       Александр встал, подошел к помосту и, ухватив девушку за волосы, заставил ее встать на колени. Густав стиснул зубы, узнав Фредерику, но тут же взял себя в руки: излишняя вспыльчивость в данной ситуации грозила бедой как ему, так и его возлюбленной.       — Познакомься, королевская шлюха Фредерика. Умна, дерзка, остра на язык; горяча в постели, мила в свете. Вы знакомы?       «Если резко прыгнуть вперед, заломить ему руку, закрыться его телом от арбалетчика… Жаль, нет ничего острого; разве что черепки… Нет, это глупо… А если арбалетчик не один? Скорее всего, не один»       — У Вашего Величества, как всегда, отменный вкус.       «Слава богу, он ее не бил; впрочем, с него станется и казнить нас обоих без суда и следствия. Что же делать?»       — Еще бы, сука! — заорал король, отшвыривая от себя Фредерику с такой силой, что девушка не удержалась на помосте и упала на пол. — Мой вкус, сука, как всегда на высоте!       Густав молчал. Фредерика, сжавшись в клубок на полу, тихо плакала, спрятав лицо в ладонях. Король достал из шкафа новую бутылку, отбил горлышко об каминную полку и, подобрав с пола один из кубков, вылил вино в него.       — Я тебя, в принципе, понимаю, малыш, — неожиданно спокойно заговорил Александр, опустошив кубок. — Девка молодая, красивая. Умелая. Опять же, запретный плод сладок. Но ты же умный парень, тебе что, жизнь не дорога? Или ты считаешь, что раз король старый, то его и бояться уже не надо? Скажи честно, а? Уважаешь меня? Боишься?       — До дрожи в коленках, — честно признался Густав.       Королю ответ понравился. Довольно хмыкнув, он поскреб живот, раскатисто рыгнул и, глядя мутными оловянными глазами на Густава, произнес:       — Короче. Благодари, сука, отца за то, что он тогда на Катарских полях мне жизнь спас. Коня подо мной убили, стрелой, придавило меня; а он, сука, как щенка тушу в сторону отшвырнул и на руках меня вынес. Понимаешь ты, крыса тыловая, на руках! У него три болта в спине торчало, я уж думал, не бухать нам больше вместе. Выжил, чертяка, только пить стал больше.       Король замолчал, тупо глядя куда-то мимо парня. Потом встряхнул головой и как-то неопределенно махнул рукой.       — Чтоб тебя вместе с этой прошмандовкой и духу не было во дворце к завтрашнему рассвету. Живите, сука, долго и счастливо… у себя в Кале. А то умрете в один день. Увижу во дворце — скормлю собакам. И папу не пожалею. Вон.       Весь покрытый холодным потом, Густав не стал испытывать терпение короля. Подхватив на руки притихшую Фредерику, он выскочил за дверь.       — Ваша шпага, милорд, — с непроницаемым лицом произнес один из стражников, протягивая перевязь Густаву. — У вас заняты руки, позвольте, я ее застегну.       — Спасибо, солдат, — сердечно поблагодарил его Густав. — Возьми золотой из кошелька на поясе.       — Благодарю вас, милорд, вы очень щедры, — стражник слегка поклонился, — Удачи.       Проходя с драгоценной ношей на руках мимо одного из черных входов в огромную дворцовую кухню, Густав услышал разговор двух девушек, очевидно, служанок.       — Дура ты, Мирка, — говорила одна из них резким, пронзительным голосом, явно старшая, — будешь сопротивляться — изнасилуют, могут и в рожу кулаком сунуть, а то и кинжалом в брюхо. Ты целку-то из себя не строй, а в рот возьми, да языком поработай: и цела останешься, и денег заработаешь. Стражники-то парни при деньгах, для них серебряный — тьфу, а тебе неделю пахать. А ежели не выкобениваться и в гузно дать — можно вообще как барыня жить.       — Как же это — в гузно? — оторопела вторая, судя по голосу — еще совсем молодая. — Анька, как же это?       — А так! — визгливо захихикала первая. — Ну, поболит сперва, пока не привыкнешь. А ты думаешь, чего эти благородные ляди ходют, как на ежа наступили? У них с малолетства гузно разодрано, вот и ступают осторожно, чтоб снутри не выпало.       Фредерика молчала всю дорогу, уткнувшись лицом в плечо Густава. Он донес девушку до ее комнаты, пинком открыл дверь, осторожно уложил ее на постель.       — Густав… — дрожащим, чуть хриплым после перенесенных испытаний голосом произнесла она, не желая отпускать его, судорожно вцепившись тонкими пальцами в одежду. — Я… Я так боялась… Он обещал затравить нас собаками… Сжечь… Посадить на кол…       — Все будет хорошо, Киса. Ты поедешь со мной в Кале? Конечно, отец будет недоволен, но ничего. Ведь сам король дал нам благословение.       — Разве? — Фредерика шмыгнула носом. Отпустив, наконец, измятый камзол возлюбленного, смахнула слезы, и вновь зарылась лицом в шелковые складки.       — А как же? «Живите долго и счастливо». Не смею нарушить волю короля. Собирайся, а я подготовлю коней. Заночуем в трактире по дороге, а завтра к вечеру будем в Кале.       Фредерика слабо улыбнулась.       — У меня ничего нет. Все в этой комнате принадлежит королю.       — Просто надень платье — думаю, король не станет о нем жалеть. Ты сможешь ехать верхом? Так мы доберемся до Кале вдвое быстрее, но если тебе тяжело, я найму карету.       — Поедем верхом — хочу побыстрее убраться отсюда.       — Вот и отлично. Жди меня здесь — я все подготовлю и приду за тобой.       * * *       — О, привет, Мирославка!       Мирослава взглянула на дюжего стражника и, покраснев, отвела взгляд.       — Здравствуйте, — робко пискнула она.       Андерс стоял в дверях кладовой, и возможности пройти мимо него не было решительно никакой. Здоровяк довольно ухмылялся в усы, а Мира сконфуженно мяла фартук и не знала, куда себя деть.       — Не обижайте меня, пожалуйста, господин стражник, — взмолилась она, наконец, спустя несколько секунд, — пожалейте бедную служанку.       — А кто тебя обижал? — удивился тот, — я тебя пальцем не тронул. Монетку-то спрятала?       Мирослава робко кивнула.       — Это правильно. Никому не показывай, а то вмиг сопрут. А если обижать будут — ты мне говори. Потому как это неправильно, когда хороших девчонок обижают. Я по кулачному бою — лучший в замке. Андерс меня зовут.       — А я слышала, что Сивый Ганс в прошлом месяце вас побил.       Андерс смутился.       — Я это… болел в тот день. Сильно.       — Надо было рассола огуречного выпить. У меня батюшка завсегда так лечится.       — Дура, — вспыхнул Андерс, — не с похмелья я был, а на стене дежурил и простудился. Ты это… не дерзи мне тут.       — Простите, дядя Андерс, — скромно потупилась Мира, — даже не собиралась.       — Какой я тебя дядя? — обиделся здоровяк, — мне всего четверть века стукнуло. Пигалица.       — Да? А с виду такой солидный, серьезный. Я сначала думала, вы сержант, а то и офицер.       — Ты это… Не подлизывайся. — Андерс отлип от косяка и шагнул в комнату — Где ты сержанта моложе тридцати видала? Я что пришел-то…       — Яйца пухнут?       — Тьфу, язва! — разозлился стражник, — ты где слов-то таких набралась?       — Так вы же сами сказали — поживу в замке и не такому научусь. Три дня уж прошло — научилась. А вообще, так маменька батюшке говорит, когда тот к ней с лавки на полати лезет.       Андерс загоготал.       — Ох, ерепень, — произнес он, насмеявшись, — а с виду тихоня.       — В тихом омуте черти водятся.       — Ладно, омут. Давай, что ли… ну, это… Тьфу, засмущала ты меня.       — Жениться вам, дяденька, надо.       — Поговори мне еще. А ну иди сюда.       — Поймай сначала.       Мира бросила обратно на полку взятый было мешочек с солью, увернулась от медвежьих объятий Андерса, отскочила назад и показала ему язык. Однако, стражник не зря хвастался навыками рукопашного боя: следующим движением он схватил девушку за руку и, притянув к себе, сграбастал в охапку.       Держа Миру левой рукой за запястья, Андерс вжал ее в угол, и обхватив правой рукой сочную девичью грудь, принялся ее мять. Та сдавленно хихикала и вяло отбивалась — больше для вида, чем всерьез. А пару минут спустя и вовсе затихла, нежно заневестившись щечками, да время от времени томно вздыхая.       — Давай уж, приласкаю, — сказала она, наконец, пряча глаза и пунцовея от грубоватой солдатской ласки, — а то лопнешь.       Мира убрала выбившуюся прядку и присела на корточки; стражник расстегнул ремень и приспустил брюки, оголяя член. Мира осторожно, словно боясь обжечься, взяла его рукой и лизнула — в точности как объясняла ей искушенная в любовных делах рябая Анька.       Член оказался безвкусным, но гладким и приятным на ощупь. Мира удивилась тому, какой нежной оказалась кожа на нем, в особенности — багрово-фиолетовая головка. Мира осторожно коснулась ее кончиком языка, ласково облизнула со всех сторон. Андерс шумно вздохнул, вцепился руками в косяк; Мира почувствовала, как член дергается у нее в руке и испуганно отпрянула.       — Ну куда ты, давай дальше, — блаженно выдохнул Андерс. Мира подняла глаза — стражник стоял с закрытыми глазами, на его лице застыло выражение неземного блаженства. Мира улыбнулась, открыла рот пошире и погрузила в него член, стараясь не задевать его зубами.       Оказалось, что небольшая на вид головка занимает почти весь рот; Мира едва смогла сомкнуть губы колечком позади нее. Вспомнив объяснения Аньки, Мира принялась двигать головой, скользя колечком губ по члену стражника. Андерс расслабился, открыл глаза, и, с довольной улыбкой наблюдал за старательно ласкающей его девушкой.       С непривычки Мира быстро устала. Выпустив член изо рта, она громко вздохнула и подвигала челюстью, разминая ее. Андерс вильнул бедрами, нежно шлепнув девушку членом по щеке; Мира подняла глаза и улыбнулась.       — Тяжело, — сказала она, вставая с корточек, подтаскивая пустой бочонок и усаживаясь на него.       — Это с непривычки, — ответил Андерс, обхватывая ее голову руками и касаясь кончиком члена губ, — Давай-ка я сам.       Мира послушно открыла рот. Андерс двигался неглубоко, но ей все же пришлось обхватить его член у основания ладошкой, чтобы ограничить проникновение. Горячий нежный орган суетливо скользил по ее влажному языку, и вскоре Мира почувствовала, как ей в рот течет струйка семени.       Андерс кончал долго, судорожно, плотно сжав зубы. Мира терпеливо приняла его семя в рот, после чего сплюнула в угол и вытерла губы тыльной стороной ладони.       — На что монетки копишь? — добродушно спросил он, наблюдая, как серебристый кругляш исчезает где-то в складках платья, — Сережки, небось, или бусы?       Мира не ответила. Отвернувшись, она еще раз вытерла губы, потом, почему-то, глаза.       — Неважно, — ответила она, наконец, и, прихватив с полки мешочек с солью, выскочила из кладовой.