Проклятый дневник

Ганн Сафия не отступила, даже когда Ганн навис над ее хрупким телом всем своим немалым ростом. Только крепче стиснула зубы и зло прищурилась: - Не время пестовать свои амбиции и комплексы, мальчик. Ты здесь, чтобы помогать. Не скрывай от нас ничего! - Звучит как приказ... - Ганнаев, ты скрываешь правду не потому, что хочешь поиграть с нами, я это вижу. Ты что-то задумал? - Черные глаза Каэлин глядят прямо и открыто, без скрытых мотивов и подтекста в вопросе. - Отвечай, шаман. Или я решу поиграть с твоим гнилым разумом. Не заставляй меня лезть в эту вонючую яму, что ты называешь своим духом, - Окку ворчит, лежа на брюхе рядом с Захарой, которая не приходит в себя вторые сутки. Их спутники напуганы, боятся, что девушка умрет. Ритуалы Окку, молитвы Каэлин и заклинания Сафии помогают поддерживать в ней жизнь, но не помогают им связаться с ней и разбудить. Они уверенны, что Ганн — это единственный мост между Захарой и остальными. Способ общения — посредник. И они требуют ответа. Как она? Почему не просыпается? Что происходит? Ганн загнан в угол. Прижат к стенке, как провинившийся мальчишка. Они больше не играют по его правилам и требуют ответа. Требуют, чтобы он помог Проклятой, раз он единственный, кто может это сделать. Но он не может. Не может ни-че-го... Ганн ухмыляется и отвечает с пародией на женский голос: - Никогда не отворачивайся от людей, деточка. Пусть они кажутся тебе страшными, но мы все одинаковые. И всегда найдутся те, кто поможет. Тебе не помогут только тогда, когда ты не разрешишь помочь. В противном случае помощь появится, если она будет тебе нужна. Так что никогда не отчаивайся, и ничего не скрывай. Не смотри на отца — он такой, какой есть. А ты другая. Вот и не скрывай ничего. Ну? Давай заплетем тебе красивые косички! Сафия поглядела недоуменно. Теперь была очередь Ганна наступать: - Этого довольно? Женщину зовут Ретта. Захара выглядела миленькой, но маленькой и больной в детстве. У нее были очень густые и длинные черные волосы. Она боялась всех вокруг. Их деревня — это пара досок и одеял посреди болота. Там влажно, душно и полно насекомых. Когда я пытаюсь говорить с ней в образе ее односельчан, она пугается, если они говорят незнакомые фразы. Если я появляюсь там в качестве пришельца, она никогда не показывается и не приближается ко мне. Она находится там, потому что ей нужен отдых. Она в безопасности. - Так сделай что-ниб... - Я убью ее! Сафия открыла рот для дальнейших споров, но Ганн прервал ее с гаденькой ухмылочкой: - Захара хочет в туалет. Через пару минут обделает штаны. Торопись. И низко рассмеялся выражению бешенства на лице волшебницы, которая все же потащила тело Проклятой в кусты вместе с Каэлин. Сам же Ганн мельком поглядел на Окку, после чего позволил себе устало прикрыть глаза и медленно уплыть в мир грез, слыша краем сознания тихое ворчание папши-медведя: - Я скажу, что ты внял их мольбам и пытаешься разбудить Малыша. Не переусердсвуй, мышонок. Ты только песчинка там, где идешь. Я не стану вытаскивать тебя, если ты застрянешь там по глупости. Он говорил еще что-то, но сознание Ганна пометило это брюзжание как «безопасность» и «близость», а значит что-то, не требующее концентрации. Он просто утонул в грезах без следа и якоря. Деревня снова встретила его влажностью, которая давила на грудь даже во сне. И мошкарой. Ганн отказывался верить, что эти монстры — настоящие. Он предпочел считать, что Захара увеличила их в своих воспоминаниях. В противном случае — он ни за что не хотел бы оказаться на Побережье Мечей. Привычные действия — схватить мальчишку Старлинга и стереть его из сна. Стать им. Хорошо, что у пацана голубые глаза — не так заметно. Это единственное, чего Ганн не мог подделать во снах. Пока. А так, у Бивила Старлинга был шанс хоть где-то пощеголять с красивыми глазами сноходца. Захара уже ждала в их тайном месте — яма за мостом, где эльфийскую крошку не было видно до тех пор, пока она сама не решит показаться. Все из-за мальчишек Мосфелдов. Деревенское дурачье. Вот уж где недостаток воспитания. Ганн думал, что хранительницы общин, ведьмы, хатран — как бы они себя ни называли — быстро бы научили этих придурков, как надо обходиться с женщинами. Не то чтобы он был большим поклонником воспитания в Рашемене, но признавал, что их мужчины больше и полнее понимают ценность и мерзость женской натуры. Все то же самое, но мужчины Рашемена больше... готовы. Ко всему. Хотя с дроускими общинами не сравниться, слава Духам. Захара помахала рукой, улыбнувшись щербатым ртом. Ганн усмехнулся в ответ. Даже их сумасшедшая Проклятая в достаточной мере «женщина», чтобы смертельно оскорбиться, если узнает, что Ганн видел ее без зубов. А впрочем, вполне скоро она может потерять и свои «взрослые» зубы. Ее телу осталось недолго там, в реальном мире. Ганн уточнил с Бивилской напускной ленцой: - Куда сегодня? - Эмми будет учиться делать огонечки! Давай подглядим? Только ты меня будешь слушаться, иначе нас Тармас поймает. На последних словах девочка испуганно поежилась, потупила взгляд и закусила губу. Ее голос сник, а в интонацию прокрались сомнения и страх. Да, Тармас тоже был предметом ее ужаса. Ганн издал смешок. Не над ней, а над собой. Он чуть было не обнял ее, и не пообещал, что сможет ее защитить. Дурак. Это образ деревенщины так действует, не иначе. Протянул руку и велел: - Пойдем. Я буду слушаться, а значит все будет в порядке. Ты же дочка следопыта, нас ни за что не поймают, если я с тобой. Захара приободрилась и легко взяла его за руку, вприпрыжку направившись к дальней окраине деревни. Ганн тихо пробормотал: - Значит на свете есть парень, которого ты можешь трогать без страха... - Что ты сказал? Молчание, а потом быстрое и немного угрюмое: - … Ничего. Примитивные шарики света и искорки срывались с пальцев маленькой девочки, вызывая у Захары восторг. Ганн обнял ее со спины, пристроив подбородок Бивила у нее на макушке. Девочка застыла. Как загнанный зверь. Насколько Ганн понял, в этом возрасте ее «монстры» еще не насиловали ее. Только били. Или нет? Почему она готова сейчас шарахнуться даже от друга, которому разрешает прикасаться к себе, который столько для значит? Но он здесь все же для дела. И маленький мальчик шепчет на ухо соблазнительным, мягким, мужским голосом: - Как долго ты собираешься избегать меня? Ты бросила меня. Спряталась в этом вонючем, влажном месте. Обжимаешься со старым приятелем, радостно играешь в салочки. Смеешься с подружкой. Позволяешь чужой матери заплетать тебе косы. Ты не смотришь на меня. Не прикасаешься ко мне, не приходишь в мои сны. Приходи ко мне, Захара. Вспомни, как я хорош. Я снова смогу обнять тебя, прикасаться к тебе. Я смогу сделать так, что тебе будет хорошо. Ни секунды боли. Только удовольствие и покой. Ты же знаешь, что я единственный с кем ты можешь это получить. Я знаю, что ты... хочешь этого. Не уходи от меня, не прячься. Я всегда и везде найду тебя. Девочка чуть повернула голову, глянув из-под густой черной челки не детски мудрыми и страдающими глазами. Заговорила, медленно и осторожно подбирая слова: - Что... ты сказал... Бивил? Молчание, а потом быстрое и немного озорное: - … Ничего. Ганн потерял равновесие и рухнул от толчка. Окку, толкнувший его лапой, так же поймал его за шиворот пастью, чтобы Ганн не навернулся, и не стукнулся затылком. Тут же выпустил, отплевываясь: - Ты мерзок, отродье. И добавил, после секундного молчания: - Не уходи в сны так надолго. Малыш расстроится, если ты умрешь вместе с ней. Не рискуй понапрасну. Ты хороший Дух. Мои дети тоже не хотят тебя терять. Ганн хрипло смеется: - Я чувствую себя таким... любимым. Окку фыркает с сарказмом, почти по-человечьи: - Не старайся вызвать мою любовь. Сколько раз ты говорил, что опасаешься, как бы я не повелся на твою красоту, отродье? Ганн расхохотался искренне: - А ты пошляк. Я так и знал! - Это пока дам нет поблизости. - Кстати... - Они сумели поговорить с порождениями леса. Мы знаем, что нужно сделать, чтобы Лесовик вернулся. - И?.. - И таскаем вас за собой, как два мешка с барсучьим дерьмом. Мы почти дошли до Долины. Духи обещали, что там мы сможем получить благословение для леса и вылечим болезнь деревьев. Каэлин знает, как молить богов. Твоя задача — вернуть девочку. - Погоди, папаша. Я не успеваю. - А я даже не удивлен. Ты в принципе не способен успевать мыслью за чем-либо, что не касается плотских утех. - Но-но, попрошу без оскорблений! - Ты шут. Но слушай внимательно... Проклятье! Не надо было делать этот перерыв. Он же почти добрался до нее. Подобрался ближе, чем раньше! А теперь не мог войти в ее сон. Стоял на краю топей и смотрел на играющую с друзьями девочку, но не мог переступить невидимой черты и войти в Западную Гавань. И не понимал почему. Что именно сделала Захара, чтобы защититься от вторжения? - Может быть твоя проблема в том, что ты мыслишь слишком прямолинейно? Ну почему обязательно она? Ганн резко обернулся, уставившись на силуэт чистой тьмы. Бесформенная фигура в драном капюшоне. Похожа на порождения Ужаса с плана тени, но не то. Говорила она голосом Захары. Только без заикания и заискивающего испуга. Уверенный и твердый голос той, что привыкла добиваться своего. Ганн сладко улыбнулся: - Ты наконец-то появилась? Я думал, что ты трусишь. Темная женщина хихикнула, сделав такое движение головой, будто искоса глянула в его сторону. Но ничего не ответила. Ганн скрестил руки на груди, демонстративно повернувшись к ней спиной. - О? Ты совсем не боишься меня, дерзкий мальчик? - Захара младше меня на год. А значит и ты. Обращение «мальчик» с твоей стороны ко мне не подходит. - Ах, ты оскорбился, прелестное создание? Я... Ганн перебил, заговорив грубо и быстро, одним тоном подчеркивая, что собеседница не стоит даже того, чтобы постараться говорить в соответствии со своим статусом таинственного и соблазнительного существа: - Ты мне лучше скажи, почему ты пытаешься нас разлучить, но явилась сама? Ты завидуешь ей? Влюблена в меня? Скучаешь? Я запер тебя в своем доме и бросил там. Тебе понадобилось больше времени чтобы выбраться, чем я рассчитывал. Ты слабее, чем я думал. - И тем не менее однажды я тебя убила. Ганн ответил спокойно и просто, слегка улыбнувшись: - Конечно. Я не знал, с чем имею дело. Девушка была очень расстроена, между прочим. - Слабохарактерная дура. - Любовь не порок. А беспокоиться за таких как я — благо. - Ты самонадеян и дерзок. Я двадцать семь лет контролировала не только упрямую девчонку, но и всю ту дрянь, что рождает ее разум. Ты проиграешь очень быстро. Я стану свободной. - И у тебя даже есть конкретный план? Хитрое мурлыканье в ответ: - Может быть. Приходи. Ах... возвращайся домой, мой дорогой. Приходи, будь моим мужчиной. Ты первый, кто может стать именно моим, а не ее. Будь со мной таким хорошим, ласковым и умелым, как ты хвастаешься, и я подумаю. Может быть, не стану тебя убивать. В конце концов — ты действительно единственный, кто может быть моим. Вернись домой. Возьми меня. Помоги уничтожить ее. И я буду хорошей с тобой. Ганн заинтересованно выгнул бровь: - Сделка? Легкий смех: - Что ты! Ады с тобой, брось! Только любовь, мой прекрасный шаман. В любви не может быть сделок. - Она внезапно оказалась прямо за его спиной, прижавшись черной грудью к спине и жарко дыхнув на ухо таким соблазнительным тоном, какой он еще в жизни не слышал ни от одной земной женщины, - люби меня. Мой шаман. Люби-и-и. Меня. Она исчезла так же, как невидимый барьер. Ганн сумел сделать шаг. Захара обернулась ровно в момент перехода и улыбнулась совсем неожиданной улыбкой: - Бивил! Я ждала тебя... И покраснела, доверчиво заглядывая ему в глаза. Это раздражало. Ганн поджал губы, глядя на девочку сверху вниз: - Скажи, что рада видеть меня. Захара рассмеялась звонко, по-девчоночьи мило: - Конечно! Я же говорила, что пойду за тобой везде, Ганн. И покраснела еще гуще. Ганн наклонил голову к плечу: - Что? - Ой, тьфу, прости! Бивил! Конечно, Бивил. Почему-то захотелось назвать тебя Ганном. Странно... Хи-хи-хи, такое смешное имя, да? Ганн немного помолчал, растерянно улыбнувшись в ответ: - Сама ты смешная... Окку вздохнул с облегчением, чуть повернув покоящуюся на лапах голову, когда Ганн проснулся. Низко пробасил: - Ты заставляешь меня волноваться, мальчишка. - Да тьфу на вас. Что за манера меня с ребенком равнять? Извращенцы. Ганн размял плечи, игнорируя возмущенное ворчание папаши-медведя. Сафия ядовито протянула от костра, вливая в Захару бульон с помощью алхимической пипетки: - Опять о том, какой ты красивый? Ганн с готовностью закивал, игнорируя дикую головную боль: - Ты заметила, да? Хотят детей, а трахнуть пытаются меня. - Во множественном числе? Ганн замер, не поворачиваясь в ее сторону. Отвел взгляд от Каэлин, чьи черные глаза поблескивали выжидательно в свете костра. Тишина становилась напряженной, когда он не дал ответа, а они опасались спрашивать в странном приступе общей деликатности. Окку разбил молчание: - Сядь и поешь, отродье. До долины день пути. Я не разрешу тебе засыпать после этой ночи. Там будут древние духи, и тебе лучше быть с нами. Я... не лжец. Я могу предложить им лишь отцовскую защиту, но я не торгаш и сделок не предлагаю. Ганн потер виски, хрипло отмахнувшись: - Как интересно ты просишь о помощи и признаешь свое неумение и недалекость. Сафия сварливо всунула ему в руки миску с похлебкой: - Ты даже не стараешься. Даже юнцы из младших классов в Тее придумали бы на это более острое оскорбление. Ешь. Ты не в форме. - Недостаток женской ласки. Мои искренние извинения. Каэлин вдруг светло рассмеялась: - Я поражаюсь, как ты умудряешься придерживаться одной линии, даже в таком состоянии. Ты очень смешной смертный. Ганн поглядел в глаза Сафии и ухмыльнулся, кивнув головой в сторону Каэлин и сверкнув крепкими зубами: - Видишь? Могу растопить даже такое сердце. Сафия вернулась к бессознательной Проклятой, с шутливым презрением бросив веселящейся полунебесной: - Я была о тебе лучшего мнения. Каэлин же смеялась тише и каким-то образом еще теплее и уютнее, обращаясь к Окку: - О, они такие светлые дети, Отец. С ними рядом легче дышать... Ответ по хмурости был сравним с моросящим, навязчивым дождем: - Хррр... И беспокойнее жить, птенчик. Ганн глотал похлебку, не чувствуя вкуса и разглядывая одну из бусин четок, повязанных на его запястье. Уже совсем черную, лишь с легким сумеречным проблеском. Его сердце сжимало беспокойство. - Бивил! Захара предстала перед ним пятнадцатилетней девушкой. Уже почти начавшей развиваться, с появляющейся грудью, хоть и выглядящая не старше одиннадцатилетнего ребенка. Оглядев себя, Ганн понял, что «Бивилу» сейчас тоже около шестнадцати. Парень рассмеялся, догадавшись о причине такой резкой смены сна. Она перепрыгнула почти на десять лет в своих воспоминаниях. Ганн приветственно развел руки в стороны, ловя в объятья смущенно, но весело смеющуюся Захару. Она тепло задышала в вырез его рубахи, крепко стискивая его талию, и умиротворенно бормоча: - Ха... мы никогда так раньше не делали. Ты... ты никогда не встречал меня... так. Ганн приподнял ее подбородок пальцами, приблизив свои губы к ее. Почти поцелуй. Ресницы девушки испуганно трепетали. Она хотела этого. Она поменяла свой сон к тому времени, когда уже «можно». Специально. Но в этом времени она уже была постоянной сексуальной жертвой собственного разума. Боялась даже этого мальчишку, который столько для нее значил. - Бивил? Ганн внимательно поглядел ей в глаза, и прошептал: - Позови меня. Я всегда явлюсь тебе, стоит только позвать. Позови меня. - Га-а-анн... Тихий стон, в котором с трудом угадывается имя. Она не понимает, что за звук произносит. Не понимает, что зовет его. И тепло, доверчиво прижимается всем телом. Ганн целует как можно нежнее и легче, пытаясь примирить ее с мыслью, что даже тогда, даже в том возрасте в ее жизни были мужчины, не желающие раздирать ее тело в кровь. Ей не хватает воздуха от неопытности и эмоционального всплеска. Щеки буквально горят. Поцелуй разрывается с разочарованным стоном. Он прячет ее лицо у себя на груди, своим собственным голосом нашептывая ей на ухо: - Вот видишь? Стоит только позвать меня. Не забывай об этом. Ты же ждешь меня. Скажи еще раз. Позови меня еще раз. - Ганн, Ганн, Ганн... И терлась носом о его ключицу, и сжимала его плечи пальцами. Но не смотрела в глаза, а общее окружение даже не дрогнуло, не собираясь распадаться и превращаться в разрушенный город. Вдалеке, на одном из заборов сидели двое мужчин. Один из них, с черными вороньими крыльями ржал так, что вот-вот норовил свалиться с перекладины. Мужчина с покрытыми пеплом крыльями поймал его за шкирку и посадил обратно, влепив подзатыльник. Первый смеялся так сильно, что даже не сумел возмутиться и дать сдачи. - Ахаха, посмотрите-ка! Старлинг и Фарлонг обжимаются! Старлинг и Фарлонг обжимаются! С другой стороны раздались дразнящие мальчишечьи голоса наступающих Мосфелдов. Захара испуганно вздрогнула, вцепившись его рубаху еще крепче: - Бивил! Что нам?.. Ганн с досадой глянул на девчушку в своих руках, раздраженно пробормотав: - Ты не можешь спокойно, да? Если у тебя все хорошо и прекрасно, ты обязательно придумаешь тех, кто помешает тебе? - Но я же их не звала! Ганн отстранил ее, закатывая рукава на натруженных руках деревенского парня и подхватывая камни с земли. Сейчас он чуточку проучит этих засранцев. Пусть они об этом никогда и не узнают. Но ведь бесят! Даже если не настоящие. Отлично! Мало того, что Окку действительно не разрешил ему засыпать, пока они не поговорят с духами Долины, так теперь им еще надо искать убежище ведьмы. А ведьмы не любят, когда к ним приходят без приглашения! Могут сожрать... Конечно, никого из них это не беспокоило, но Ганн... не любил ссориться с родней. У него же есть репутация. Хотя... он все время забывал, что он из тех, кто уничтожил Шабаш. Ха! Ну, хоть удалось уговорить на ночной привал у скалы посреди долины. Даже Окку почувствовал ту силу, что заточена вокруг этого места. Может быть будет какой-нибудь толк. Ганн чувствовал, что пропадет, если пойдет один. Но решил, что просто пройдется по самой кромке сна. Разведает обстановку. Захара ждала его в полупрозрачном мареве. Он уже так отвык от привычной, взрослой Захары, которая явилась за ним в тюрьму Мулсантира, что он даже остановился, внимательно разглядывая ее. Захара же на удивление ярко выражала свои чувства: - Ганн! Она кинулась к нему, обхватив за шею и буквально впившись в губы. Ганн рассеянно ответил на поцелуй, сжимая в ладонях тонкое тело женщины: - Погоди... это ты? Вернулась? - Я... не знаю. Не уверенна. Я проснулась, но вместо нашего дома увидела это место, а вместо голоса папы услышала твой. Я... А, к черту! Она на удивление настойчиво потянулась к шнуровке его штанов, целуя еще слаще и требовательнее. Ганн рассмеялся, запустив пальцы в ее чудесные волосы. Прислонился своим лбом к ее, и со смехом оповестил: - Там... ты отощала как скелет. Зато волосы отросли - уже с ноготь длиной. Ты все на свете проспишь. Возвращайся. - Я... Она чуть отстранилась, попробовав отойти на шаг. Ганн поглядел на собственные штаны, изучив запутанные узлы на шнуровке. Усмехнулся: - Ты вечно придумываешь себе проблемы. Смотри сколько узлов навязала. Между прочим, сны — это единственное место, где с одеждой не бывало никаких проблем. Никогда. Она самоуничижительно улыбнулась: - Вот такая я интересная девушка. - Это точно. - Он поймал ее в свои руки, снова прижав ее голову к своей груди ладонью. Легонько гладил по спине. Захара потерлась носом о его ключицу и буркнула: - Не делай так больше там. Очень смущает. Я никогда не хотела Бивила до тебя. - Но ты веришь ему... - Да, но не хочу его хотеть! Ганн разозлился на себя за то, что ему было приятно это слышать. Но не упомянул этого, заманчиво уговаривая: - Пожалуйста вернись. Ты нужна там. Себе в первую очередь. Кто иначе победит проклятье? - Мне нечего там делать, Ганн. Выкашливать легкие, сдирать ошметки кожи и выдергивать волосы прядями? Я хочу покоя хотя бы в конце. И ты там есть... Спасибо, что не бросаешь. Спасибо, что приходишь. Ты даже не представляешь, что это значит. Пусть я не помню тебя, когда ты там, но все же... - Эй. Послушай. Он взял ее лицо в ладони, заглядывая прямо в глаза, и твердо произнес: - Я обещаю тебе, что сделаю тебе подарок, если ты вернешься. Я напомню тебе, что сны, это не реальность. Я напомню, что тебе есть что терять и за что бороться. Пожалуйста, дай мне шанс напомнить тебе. Один шанс. Приходи. Ты... веришь мне? Она не успела ответить. Их окружили мужчины и женщины, от которых веяло чем-то... жутким, ради всех Адов. Даже для Ганна — они казались жуткими. Захара выхватила плеть, одним резким движением раскрутив ее. Бросила тоном Темной женщины: - Это ловушка. Это бывшие Пожиратели! Одна из женщин в мантии волшебницы рассмеялась: - Ты права. - И махнула в их сторону посохом, посылая вполне реальную и смертельную магию. Ганн подпрыгнул, не сразу чувствуя, как сильно его трясет. Сафия, Каэлин и Окку не спали, с беспокойством сгрудившись около тел Захары и Ганна. Сафия резко бросила: - Что происходит? Она наконец-то шевелилась и кричала. Ты махал руками и один раз запустил в Каэлин молнию. Что?! Ганн закашлялся, бросившись к Захаре и тряся ее за плечи: - Возвращайся! Я обещал тебе! Я не врал! Проснись! Он почуял запах крови. Опустил глаза, увидев, что она сжимает в кулаке осколок маски, который только что получила во сне из рук Красной волшебницы так сильно, что тот режет ей руку. Тряхнул снова: - Ты достала еще один кусок мозаики. Захара, ты слышишь? Ты можешь бороться! Захара! Столько работы... столько проклятой работы! Он подставился ради нее. Привлек внимание сумасшедшей маньячки, которая, если смотреть в глаза фактам, действительно уже убила его однажды. Он едва не растворился в мире снов, так много времени там проводил. Не ел, ослаб. И все из-за юродивой упрямой девчонки... Ганн тряхнул ее так, что у Захары стукнули зубы: - Проснись, блядь! - Н-н-не тряс-с-си так-к-к... - Захара! - это они выкрикнули уже вчетвером, подавшись к ней ближе. Девушка слабо приоткрыла синие глаза и робко улыбалась ему: - Ты в-вытащил м-меня. Ганн стиснул ее руку в своей, не обращая внимания на то, как она поморщилась. А она еще и шутить пыталась: - Ты об-бещал мне п-подарок. Ах так?! Душу ведь вынула, сволочь тощая! Ганн резко притянул ее к себе, целуя так глубоко и крепко, словно кусал. Сафия рассерженно закатила глаза и отвернулась: - Ой, да ради бога!.. Каэлин разглядывала их, наклонив голову к плечу, а Окку терпеливо изучал цветочки у подножия скалы. А Ганн... а Ганн вдруг оторвался от нее, понимая, что еще секунда, и он либо действительно укусит ее до крови, либо сломает ей руку, либо просто ударит. Или утащит в темный уголок и трахнет ее так, что она ходить не сможет. Не от большой страсти, а просто... Просто... Он ушел один, шагая широко и рассерженно, игнорируя ее удивленный оклик за спиной: - Г-ганн?!.. - Тише, малыш. Ты только проснулась. Пусть идет. Мальчик волновался за тебя... - Не будьте наивным, Окку. Врал и прикидывался, как и всегда! Ему только в театре играть. А это — чтобы красиво завершить представление. Король драмы, даром что нищий, извращенец и лжец. - А Сафия, как видишь, волновалась за вас обоих.