31-я весна

Нет ничего странного в том, что Златан бесится после поражения, как и в том, что своё раздражение он весьма эмоционально выплёскивает на партнёров по команде. Странно другое: вместо того, чтобы с чуть снисходительной усмешкой наблюдать за этим, Максвелл не менее раздражённо, только молча, собирает свои вещи. Златан обращает на это внимание и резко замолкает, только когда за Максвеллом громко хлопает дверь раздевалки. Златан выбегает следом, а остальные старательно прячут взгляд: им прекрасно слышно происходящее в коридоре. — Какого чёрта ты истеришь? — Я? Это ты уже всех достал своими истериками! Не ты один мечтал о кубке, Златан. Не ты один проиграл сегодня. Так прекрати вести себя так, будто это только твоя трагедия! — Тебе легко говорить, ты-то уже выигрывал лигу чемпионов! — Ты никогда не сможешь мне этого простить, верно? — в голосе Максвелла лишь горькая усмешка. — Кем бы ты ни был, сколько бы ты ни выиграл, пока ты рядом со мной, ты всё время будешь думать о том единственном, в чём я тебя обошёл. Только знаешь, Златан, мне это тоже надоело. Никто не смотрит на Ибру, когда он возвращается за своими вещами. В автобусе Максвелл сидит с изо всех сил пытающимся его развлечь Давидом, и до Златана время от времени доносится его тихий смех. Это жутко бесит, и Ибра еле сдерживается, чтобы не вытолкать Давида и не занять его место. Но что-то ему подсказывает, что после этого Максвелл уже не будет смеяться. В самолёте место рядом с Максвеллом оперативно занимает Тиаго. Он с легкостью выдерживает раздражённый взгляд совсем немного не успевшего Ибрагимовича. — Златан, если бы я боялся твоего взгляда, я бы никогда не стал капитаном. Так что попробуй словами, это не больно. — Ты не мог бы пересесть? Обещаю, что не буду его обижать, мамочка. — Ну вот, почти. Можешь же, когда захочешь. Подмигнув Максвеллу, Тиагу уходит назад, к Эдинсону, напоследок пристально посмотрев на Златана, напомнив, что он действительно капитан. Максвелл молчит, а Златан не знает, как начать разговор. Он привык, что Максвелл всегда приходит первым, но понимает, что в этот раз должен действовать сам. Максвелл неловко поводит плечами, и Златан просит принести плед, а потом, недолго думая, укрывает им их обоих. И берёт Максвелла за руку. — Я не должен был так себя вести в раздевалке. Это я виноват в том, что мы проиграли. Максвелл сжимает руку в ответ и легонько бодает в плечо. — Кончай уже тащить весь мир на своих плечах. Вся команда проиграла. Ты не должен был так себя вести не потому, что это ты виноват, а потому что проиграли все и все переживают. — Макс. — Что ещё? — Я горжусь тобой, тем, что ты поднимал кубок чемпионов. Ты этого достоин. — Чувствую себя Тором. — Тебе обязательно всё портить? — Просто пытался сгладить неловкость момента. Не так уж и часто ты мне такое говоришь, верно? — После такого больше и не буду. — Только ты мог извиниться так, что, в конечном счёте, всё равно я чувствую себя виноватым. Они так и держатся за руки до самого Парижа, и Ибра даже не язвит по этому поводу. И Максвелл действительно готов засчитать это за извинение.