Отторжение

Папа ненавидит людей, которые жуют жвачки. Считает это ужасно неэстетичным, считает, что эти люди мусорят везде, а потом жвачки ещё и к обуви прилипают… Короче говоря, папа ненавидит людей, которые жуют жвачку, и у него есть на это причины. Я стою у входа в садик, жду папу. Я жую жвачку. Девочка из группы раздавала их в честь своего дня рожденья. Я жую жвачку, и думаю о том, что если папа прознает об этом, то мне непоздоровится. Я выплевываю жвачку перед самым папиным приходом. Я сильно рискую. Я рассказываю папе, что Таня раздавала «нам» жвачки. «Ты, я надеюсь, не взяла?» Папин голос звучит строго. Нет, конечно не взяла! Жвачки же это беда! Уродство человечества! Я жевал жвачку. А ещё я вовсе не какая-то там девочка, я Маугли. А Маугли мальчик, так мне папа сказал. Сказал, что, потому что я девочка, я не могу быть Маугли. Странный папа. А я жевал жвачку. А папа это так ненавидит… А папа ненавидит меня. Прости, папа, я больше никогда не возьму в рот жвачки. Вечером, я рассказываю маме, какая противная это вещь — жвачка, и что я не понимаю, как люди вообще её едят. Папа ненавидит «ненормальных», вроде моей мамы, которые любят и выходят замуж за двоюродных братьев. Они же не могут детей иметь, а если у них будут дети, то эти дети будут очень больными. Да и вообще, это противно — с родственниками… Короче говоря, папа ненавидит людей, которые любят своих двоюродных братьев, и у него есть на это причины. Я целуюсь с двоюродным братом, лёжа на большой кровати. Мне всего-то девять лет, но мне кажется, что это — любовь. Так-то мы обычно катаемся на велосипедах и играем в самолетики и машинки, но сейчас родителей нет дома, и мы целуемся, неуклюже, как умеем, лёжа на большой кровати. Завтра вечером должен прилететь папа. Мы с братом успеваем сделать вид, будто ничего не было, меньше чем за минуту до прихода родителей. Папа расписывает мне в красках, чем чревата такая «ненормальная» любовь. Что это ужасно. А я говорю, что вовсе не люблю брата (и с чего он это взял?!). Такая любовь ведь — это беда! Уродство человечества! С братом я расстаюсь через несколько дней. Довольно легко. Намного сложнее расстаться с играми, и поэтому я кидаюсь на него с кулаками, обвиняя во всех своих бедах. Папа ненавидит людей, которые любят своих двоюродных братьев. Папа ненавидит меня. А я до сих пор ни разу не взял в рот жвачки, и разучился говорить о себе как о Маугли, как о мальчике. Только, разве что, в мыслях. Папа ненавидит людей с нетрадиционной ориентацией. Ведь они не могут иметь детей, да и вообще, извращенцы, а ещё им детей воспитывать дают! Короче говоря, папа ненавидит людей с нетрадиционной ориентацией, и у него есть на это причины. Я шучу и мило беседую с мамами моей подруги, пока та купается. Я остаюсь у неё в гостях с ночевкой, за нами присмотрит её старшая сестра — её мамы идут в кино на свидание. «Хэй, а твои мамы, они лесбиянки?» Спрашиваю я у неё, когда мы лежим ночью в её тесноватой для двоих кровати полуторке. Она кивает и берет с меня обет: только никому! А чуть позже, когда в доме затихает, она шепотом рассказывает мне, о том, что возможно сменить пол — переделать тело из женского в мужское, но это так дорого, что доступно лишь принцам. Мы тяжело вздыхаем и приходим к выводу — накопим. Когда-нибудь, обязательно накопим. И тогда мы оба будем самыми настоящими мальчиками. Папа объясняет мне, почему плохи люди с нетрадиционной ориентацией, и, когда он спрашивает о семье моей лучшей подруги, я рассказываю ему байку о том, что её отец умер, и теперь её воспитывают её мать и бывшая жена её отца. Папа умиляется этой истории, ставит мне её в пример — как важно любить до самого конца одного мужчину, как важно воспитывать правильно детей. Папа ненавидит людей с нетрадиционной ориентацией, и, почему-то, мне кажется, что он ненавидит меня. После окончания младшей школы я ни разу не видел ту подругу. Папа ненавидит трансвеститов. Предлагает на чьём-то дне рождения, или просто празднике, выпить за то, что он презирает Кончиту Вюрст. А ненавидит он её потому что это извращенец, мается какой-то фигней, а не работает, да ещё и бабки на своих извращениях срубает. Да, к тому же, все трансвеститы — пидоры, тут уж понятно. Короче говоря, папа ненавидит трансвеститов, и у него есть на это причины. А я жую жвачку, пишу очередной рассказ с инцестом, мне безразлично, какого пола человек, ведь главное, это просто любить. Я до сих пор не отказался от идеи сменить пол — только, наоборот, убедился, что мне это необходимо. А когда папа спрашивает, хочу ли я быть мужиком, то я просто киваю. Папа ненавидит меня. И, если я собрался менять пол, я могу уже паковать вещички. Короче говоря, папа ненавидит меня, и у него есть на это причины. А это значит, что я снова вру. Вру, что это подростковое, это все фигня и я буду хорошей девочкой. Тем самым придуманным им идеалом, который он любит, который он имеет в виду, когда говорит, что любит меня. Мой папа ненавидит меня, а мне надоело пытаться ему угодить. Так что, полгода. Так что… Привет, папа. Ты знал, что ты меня ненавидишь? Хэй, я могу недолго притворяться, пока это мне надо, но меняться я не буду. Привет папа, ты меня ненавидишь. Прощай, папа. Утешительный подарок: пачка жвачки и гей-инцест рассказ с трансвеститами. Наслаждайся, папа. Ты же любишь ненавидеть.