Обними

— Повелитель, — эльф низко сгибается в почтительном поклоне, но глаза его, маслянисто поблескивающие в тусклом свете маленькой лампы, внимательно наблюдали за сидящей к нему спиной фигурой Фен’Харела. — Она покинула Скайхолд. Плечи Ужасного Волка дёрнулись, словно слова эльфа внезапно обрели материальность и кожаным хлыстом ударились о его спину. Он протянул ладонь к стоящему перед ним элювиану, и поверхность магического зеркала пошла мелкой рябью, подчиняясь воле хозяина. — Куда она направляется? — Голос божества, звучавший сквозь стиснутые зубы, был полон столь пронзительной тоски и глубокой печали, что у склонившегося позади него слуги на глаза навернулись слёзы. Когда их Повелитель скорбел о своей возлюбленной, ни один из находящихся рядом слуг не мог сдержать собственных слёз, сочувствуя его боли. Некоторые из них ненавидели её за это. — Пока что всех почтовых воронов мы переправляем в Киркволл. Леди Вестница сказала лишь, что направляется в ту сторону, но нам неизвестно, как скоро она прибудет туда и насколько извилистым будет её путь. Едва прозвучали эти слова, волны на поверхности зеркала тут же успокоились, явив взгляду своего хозяина изображение величественного города, с лица которого уже успели исчезнуть даже тени былых разрушений. Солёные брызги омывали тела Киркволльских близнецов, при виде которых губы Соласа сжались в тонкую белую нить, а взгляд наполнился презрением и гневом. — Значит, Киркволл… Что ж, не самый худший вариант. Но, во имя Забытых, какого демона её вдруг туда понесло, да еще и именно сейчас?! Поклон эльфа сделался ещё ниже, а сам он немного отступил назад, опасаясь гнева своего божества. — Некоторое время в Скайхолде гостил бывший главнокомандующий войск Инквизиции. За несколько дней до отъезда леди Вестницы он провёл ночь в её покоях, вернувшись к себе лишь под утро. После этого их еще много раз видели вместе… Слуга запнулся на полуслове, со священным ужасом глядя на своего Повелителя, что хоть и сидел неподвижно, словно каменная статуя, но уже не контролировал собственные эмоции, огненным штормом обрушившиеся на разум несчастного эльфа. На мгновение ему показалось, что Ужасный Волк убьёт гонца, принесшего весть о предательстве его vhenan, но тот вовремя опомнился, и ярость в его душе сменилась ледяной пустыней решительности. — Свяжись с нашими друзьями из эльфинажа Киркволла, пусть будут готовы к приезду Вестницы. Как давно она покинула замок? — Сегодня после полудня. Мы пытались задержать её, но сэр Каллен… — Не желаю слышать. Я знаю, что вы сделали всё, что могли. Надеюсь, по её следам уже отправлен сопровождающий? — Мы не смели действовать, не получив от вас четких указаний, — слуга втянул голову в плечи, ожидая справедливой кары, но Фен’Харел лишь устало вздохнул и покачал головой. — В таком случае, ты их уже получил, и я тебя больше здесь не держу. Ступай. Dareth shiral. Не успел звук прощания стихнуть, а на месте стоявшего слуги уже осталась лишь пустота. Поэтому он не увидел, как Солас, спрятав лицо в ладонях, раскачивался из стороны в сторону, словно умалишенный, не переставая повторять: — Что же ты творишь, любовь моя? Зачем ты ушла оттуда, моя маленькая, глупая vhenan? Зачем, зачем ты это делаешь? … Но вскоре ему удалось вернуть себе самообладание, и, поднявшись с пола, эльф вновь прижался ладонями к элювиану, изображение в котором сменилось, явив собой припорошенный снегом, точно посыпанный пеплом лес. — Каллен, значит… — На лице Соласа появилась жесткая, почти жестокая улыбка, больше напоминающая волчий оскал. — Что ж, видимо, пришло время нам с тобой поговорить. Тебе придётся очень постараться, чтобы отнять её у меня, shemlen!

***

Впервые Эллана увидела мабари во дворе замка, где проходил Священный Совет, и Каллен очень хорошо запомнил её реакцию на животное. Недоуменно уставившись на пса, что спиной катался по земле, счастливо раззявив слюнявую пасть, девушка спросила у Каллена: — Так значит, вот это в Ферелдене называют собаками? Каллен, помнится, тогда даже немного обиделся — сам он души не чаял в своём питомце, несмотря на вечное ворчание о его глупости и бесполезности. Но не успел — мабари, возмущенно зарычав, попытался наброситься на леди Инквизитора, чтобы исслюнявить ей лицо и запачкать пылью парадное одеяние, и лишь природная ловкость эльфов позволила ей избежать этой участи. — Все-все, беру свои слова обратно! Ты и вправду велик и могуч, дружище, раз только что чуть не уронил самого Инквизитора! Пес довольно гавкнул, и хвост его с такой скоростью застучал по шерстяным бокам, что казалось, еще немного — и мабари взлетит в воздух, словно какая-нибудь пчела. Очень большая и очень слюнявая пчела. Лавеллан весело рассмеялась и почесала пса за ухом, пообещав при случае занести ему пару вкусных косточек, и Каллен просто не смог не улыбнуться вместе с ней. Поэтому, выезжая из Скайхолда, мужчина ничуть не удивился искренней радости со стороны мабари, встретившего старую знакомую. Ткнувшись мокрым носом девушке в бедро и дождавшись в ответ доброй улыбки и ласкового почесывания, пес, видимо, взял на себя ответственность за её охрану, подвинув Каллена с этой должности, и большую часть пути, не занятую погоней за белками и выкапыванием земляных червей, путался под ногами тонконогой эльфийской галлы. Та поначалу недовольно косила на него золотистым глазом, но Эллана что-то шепнула ей, и животное успокоилось, всю оставшуюся дорогу не обращая на собаку никакого внимания. — Как ты, кстати, его назвал? — за первые сутки пути леди Инквизитор со всей своей инквизиторской тщательностью и упорством вытрясла из Каллена всю известную ему информацию о ферелденских мабари, и уже к вечеру всякий раз, как девушка вновь поднимала эту тему, он страдальчески закатывал глаза и тяжко вздыхал, громко сетуя на Андрасте, избравшую себе в Вестницы столь чрезмерно любопытную эльфийку. Сама Эллана же в ответ на все его горестные вздохи лишь хитро улыбалась, прекрасно видя, что мужчине доставляет удовольствие рассказывать ей о своем любимце, и потому спустя какое-то время вновь задавала очередной вопрос. — Пока никак. Не нашёл подходящего имени, — Каллен задумчиво посмотрел на пса, что беззаботно сопел в обе дырки, развалившись возле самого костра. Из-за того, что они выехали из Скайхолда слишком поздно, путники не успели к вечеру достигнуть даже подножия Морозных гор, и потому вынуждены были остановиться в одной из небольших пещер среди отвесных скал, когда-то использовавшихся разведчиками Инквизиции в качестве места отдыха перед последним рывком до штаба. В огромных ящиках, спрятанных в укромной расщелине, они нашли даже корм для коня и галлы, не говоря уже о дровах и запасах воды, и потому отдых получилось устроить даже с относительным комфортом. — Я бы назвала его Слюнтяй. Или Ворчун. Ему очень подходит! — отпив горячего отвара из кружки, Эллана посмотрела на пса с таким выражением нежности на лице, что Каллену на мгновение захотелось поменяться с мабари местами. — Нужно что-то более грозное. Это ведь не просто пёс, а мабари. Уверен, Варрик сможет помочь нам подобрать ему достойное имя. — Ты хочешь, чтобы кличку псу придумал Варрик? Тогда это точно будет Слюнтяй, или даже что-нибудь похуже. Как будто ты его не знаешь! — девушка рассмеялась, но Каллен успел заметить, что смех этот был немного нервным, будто что-то не давало Лавеллан расслабиться и просто наслаждаться вечером за пределами каменной клетки Скайхолда. Но если что-то и беспокоило леди Инквизитора, то сама она упорно не желала в этом признаваться, продолжая щебетать, словно певчая птичка сестры Соловей: — Долийцы никогда не разводили собак специально, только когда какой-нибудь охотник натыкался на осиротевших волчат, он приносил их в клан, и какая-нибудь семья бралась выращивать их, как собственных детей. Мы называли их эльдален, «El Da’len», наши дети. У меня вот никогда не было своего эльдалена, хотя очень хотелось… Тепло травяного отвара, жар костра и усталость после проделанного пути разморили эльфийку, и она осоловело хлопала глазами, иногда встряхивая головой, чтобы отогнать назойливый сон. Видя это, Каллен достал из дорожной сумки походные одеяла и протянул одно из них Эллане, но та покачала головой: — Ты ложись, а я посижу еще немного. Спать пока что совсем не хочется… — Может, прекратишь притворяться и расскажешь, что происходит? Я же прекрасно вижу, как ты устала. Тебе нужно отдохнуть. Кончики ушей девушки смущенно покраснели, и она все-таки взяла одеяло, но не спешила укутываться в него, словно боялась чего-то. Несколько минут они с Калленом перекидывались взглядами: она — умоляющим, он — упрямым. Но бывший командующий Инквизиции не стал бы руководить её армией, не обладай он стойкостью горного великана, и потому вскоре эльфийка сдалась, обиженно надув губы. — Я не хочу засыпать. Вместо сна опять придёт этот дурацкий кошмар, я опять разбужу тебя посреди ночи, мы оба не выспимся… Кто тогда понесёт сонную меня всю оставшуюся дорогу до Киркволла? Ворчун? Каллен молча смотрел на леди Инквизитора. В свете костра её лицо стало немного другим: четче стали видны темные круги недосыпа под глазами, покрасневшие глаза и обкусанные губы, но вместе с тем она выглядела гораздо более живой, чем та каменная статуя, которую он встретил по приезду в Скайхолд. Устало вздохнув, мужчина пересел поближе к Эллане, глядящей на него удивленно и настороженно, забрал одеяло у неё из рук и, накинув теплую ткань ей на плечи, обнял девушку и крепко прижал к себе, отчего та изумлённо выдохнула. — Расскажи мне, что именно тебе снится. И она не смогла промолчать. В объятиях Каллена, удерживающих её крепко, но нежно, словно фарфоровую статуэтку, девушка впервые за долгие месяцы почувствовала себя по-настоящему защищённой. И, не выдержав больше той тоски и одиночества, что змеями свились в её груди, начала рассказывать. Она говорила про Соласа и про то, что он значит для неё. Говорила про лес, в котором оказывалась, стоило только ей уснуть, и о своих бесконечных попытках сбежать оттуда, найти хоть какой-нибудь выход… Говорила о том, как боится никогда не проснуться, и как страх этот заставляет её проводить долгие ночи в бодрствовании, пока измученный разум самостоятельно не отключается, ища отдыха в Тени. И вновь говорила о Соласе — о том, что во всех её снах он неизменно появляется в самом конце, о своём желании поговорить с ним, прикоснуться к нему, услышать из его уст заветное vhenan… — А заканчивается всё всегда одним и тем же. Он превращается в Ужасного Волка, нападает на меня, и… А я не могу сопротивляться. Не могу даже просто защититься, не говоря уже о том, чтобы поднять на него руку. И я умираю, со всей отчетливостью ощущая, как он клыками впивается мне в горло, разрывает когтями грудь… Вот почему я кричу, когда просыпаюсь. Вот почему я не хочу спать и видеть сны. Эллана дрожала, словно осенний лист на ветру, а Каллен молча гладил её по мягким растрепанным волосам, поражаясь её безумной, слепой любви к этому магу-отступнику, оказавшимся древним эльфийским божеством. Ненависть к Соласу рвала и метала в его душе, но он не хотел испугать ею девушку, и потому старательно прятал её, вместо этого спросив: — Скажи, ты мне доверяешь? — Смеёшься? Конечно же да, — он не видел её лица, но знал, что сейчас она улыбается, и это грело его гораздо сильнее, чем пламя костра. — Согласилась бы я иначе идти с тобой до самой Вольной Марки только ради того, чтобы прогуляться? — Тогда доверься мне ещё раз и поверь, что я не дам тебя в обиду, будь он хоть вашим Фен Харелом, хоть самим Создателем. Поверь, что мы с Ворчуном сможем тебя защитить, и спи спокойно. Она подняла на него свои огромные глаза в обрамлении пушистых угольно-чёрных ресниц, и он почувствовал, что тонет в них, падает в бездну, и никто уже не способен ему помочь выбраться из неё… Да и не хочет он, чтобы кто-то ему помогал это сделать. — Правда? — Конечно правда. Засыпай и ничего не бойся. Я буду рядом всю эту ночь. Эллана заснула очень быстро — усталость все-таки дала о себе знать, и Каллен ещё долго просто сидел, любуясь юным девичьим лицом, покоящимся на его груди. Чувства и эмоции в его голове смешались в тугой комок, и он при всем своём желании не смог бы разобраться, как он относится к этой девушке и что ему делать дальше. Единственное, в чём мужчина был уверен точно — он не позволит кому-либо причинить ей вред, пусть даже ценой собственной жизни, но он сдержит своё обещание защитить её. «Создатель, дай мне сил…» — успел подумать он, прежде чем тоже погрузиться в сон.