Обними

Иногда Эллана радовалась тому, что после объявления на Священном Совете о роспуске Инквизиции Скайхолд практически опустел. В замке остались лишь самые отчаявшиеся — те, кто потерял в минувшей войне свой дом, семью и цель, ради которой стоило бы жить. Инквизиция дала им возможность отомстить, но вернуться после этого к нормальной жизни были способны не все — и потому даже после того, как орден перестал существовать, эти люди остались жить в Скайхолде. Но все они ютились в крыле слуг, не пожелав променять своих насиженных углов на освободившиеся холодные и пустые комнаты, оставив Лавеллан единственным обитателем целого замкового этажа. Поэтому, к огромному облегчению для нее самой, единственным свидетелем ее слабости был лишь царапающий полы сквозняк, безнаказанно гуляющий по Скайхолду. — Леди Инквизитор! С вами все в порядке? Ее боевые товарищи, после упразднения Инквизиции разбросанные по всему Тедасу, изредка заглядывали в гости, и в те немногочисленные ночи, когда кто-либо спал в соседней комнате, Эллана не смыкала глаз, не желая, чтобы друзья знали о ее ночных кошмарах. Каллен гостил в замке уже третий день, и сегодня уставший разум девушки не выдержал, упорхнув в объятия Тени, стоило только его хозяйке пожелать гостю доброй ночи и остаться одной. Поэтому сейчас она сидит на кровати, вжавшись спиной в изголовье и натянув одеяло до самого носа, а бывший командующий армией Инквизиции стоит в ее дверях в одном исподнем, вооруженный мечом, и встревоженно оглядывает самые темные углы комнаты Лавеллан, пытаясь понять, куда умудрились скрыться неизвестные убийцы, покусившиеся на жизнь девушки и заставившие ее так кричать… — Ох… Прости, все в порядке. Всего лишь страшный сон. — Эллана устало прикрыла глаза, чувствуя, как сердце медленно отпускают когти липкого страха. В этот раз ощущения были еще более реальными, чем обычно… Воспоминания о клыках, раздирающих ей горло, были настолько яркими, что эльфийка невольно схватилась за шею, ожидая почувствовать рваные раны на месте гладкой кожи, кажущейся еще более бледной в сумерках комнаты. Видимо, убедившись, что угрозы для жизни Инквизитора и вправду не существует, Каллен наконец опустил меч и смущенно переступил с ноги на ногу. Испуг, охвативший его, разбуженного диким криком из соседней комнаты, отступил, давая место смущению от осознания нелепости ситуации, в которой он оказался. — Что ж, раз все хорошо, я пойду, пожалуй… — Он старательно отводил взгляд от лежащей на кровати эльфийки, но успел увидеть очертания хрупкого тела под одеялом, и теперь эта мысль, манящая своей интимностью и недосказанностью, заставляла бывшего храмовника заливаться краской, словно мальчишку. Он сделал пару шагов назад, намереваясь уйти, но замер на месте, остановленный робкой просьбой: — Постой… Пожалуйста, если тебе не сложно… Можешь побыть здесь? Совсем немного… Похоже, Эллану этот вопрос смутил даже больше, чем самого Каллена, судя по покрасневшим кончикам ее ушей и пальцам, до белизны сжимающим края одеяла. Озадаченный, мужчина на мгновение забыл о собственной неловкости и прямо взглянул на эльфийку, только сейчас заметив темные круги под глазами и неестественную белизну лица. — Да, конечно. Одну минуту, я скоро вернусь… Леди Инквизитор всегда была для него в первую очередь лидером, магом, боевым товарищем — и в любом другом случае Каллен бы отказался, сославшись на недопустимость подобной ситуации. Но сейчас он видел перед собой не главу могущественной организации, а беспомощную испуганную женщину, уставшую, просящую у него защиты и поддержки… И он не смог ей отказать. Прижав колени к груди и уткнувшись в них лицом, Эллана мысленно костерила себя на все лады за минутную слабость, выставившую ее перед мужчиной в не самом лучшем свете. Двусмысленная просьба бывшей начальницы поставила Каллена в весьма неловкую ситуацию, и эльфийка нисколько не удивилась бы, предпочти он провести остаток ночи, заперевшись в собственной комнате, чтобы наутро покинуть Скайхолд при первой же возможности. Жгучий стыд алой краской заливал щеки, и Эллана едва удерживала себя от того, чтобы побиться головой об изголовье кровати. Однако, спустя несколько минут чуткие эльфийские уши уловили приближающийся звук шагов за дверью, и крайне удивленная Лавеллан имела честь лицезреть Каллена — уже одетого в штаны и свободную рубаху, сжимающего в руках книгу, в которой леди Инквизитор с удивлением узнала очередной том «Трудной жизни в Верхнем городе». С видом, будто ему не в первый раз приходится охранять сны юных девиц, мужчина придвинул одно из кресел ближе к кровати, и, усевшись в него и устроившись со всеми возможными удобствами, углубился в чтение, даже не глядя в сторону лежащей на кровати Элланы. Тишина, еще более неловкая, чем предшествующая ей просьба, повисла в комнате. Каллен впервые видел леди Инквизитора… Такой. Без верного посоха и заляпанных чернильной кровью демонов доспехов, в одной лишь легкой ночной рубашке, открытой и беззащитной. Девушка ворочалась с боку на бок, упорно пытаясь спрятать культю потерянной в последней битве руки от взгляда командующего. Впервые он увидел розовую кожицу свежих еще шрамов, ярко выделяющихся на фоне болезненно-бледной кожи. Заметив, куда направлен его взгляд, эльфийка беспокойно дернулась было, но поняв, что это бесполезно, замерла на месте, уставившись взглядом в потолок. — Не спится? Может, мне лучше все-таки уйти? Эллана неуверенно повела плечами, предоставив Каллену возможность самому выбрать значение этого жеста. — Ну, в таком случае я даже не знаю, чем еще могу помочь. Разве что только скоротать время за разговором? — Было бы неплохо. По крайней мере, всяко лучше, чем молчать и разглядывать потолок. Неловко опираясь о кровать одной рукой, девушка села, и в глазах ее Каллен вновь увидел тот огонь, что однажды заставил огромную толпу во внутреннем дворе Скайхолда единогласно принять решение следовать за новым Инквизитором. Казалось бы — совсем немного времени прошло с тех пор, но событий, произошедших за эти годы, хватило бы на несколько жизней каждому из них. Задумавшись, командующий пропустил озвученный девушкой вопрос, и лишь после того, как Эллана несколько раз позвала его по имени, тряхнул головой, словно выползший из воды мабари, и ответил: — Прости, задумался… Что ты говорила? — Я предложила, чтобы было не так скучно, сыграть в игру. Вопрос-ответ. Я тебе вопрос — ты мне ответ, ты мне вопрос — я тебе ответ, и так по очереди, пока не надоест… Ты как, не против? — Я бы предпочел «королев», но и это сойдет. Дамы вперед, — улыбнувшись, Каллен не поднимаясь из кресла согнулся в шутливом полупоклоне и отложил книгу в сторону. При всем уважении мужчины к мастеру Тетрасу, истории, которые ему предстояло услышать, были гораздо интереснее творчества знаменитого гнома. Они просидели так до самого рассвета, и все это время было заполнено разговорами, прерывавшимися лишь на краткие мгновения, когда оба собеседника осмысливали услышанное и готовились для дальнейшего рассказа. Болтали о всякой чепухе, вроде любимых блюд и самых забавных имен, что им когда-либо встречались, болтали и о важных вещах — мечтах, надеждах и воспоминаниях. Легко, словно молодой весенний ручей, текли воспоминания о детстве, в большинстве своем — светлые и радостные, и тяжелым грузом на плечи ложилось прошлое более позднее, заполненное кровью, болью и бесконечными сражениями. Не сговариваясь, каждый из них отвечал честно и не таясь, и ни у кого не возникло даже желания хотя бы раз увильнуть от ответа. Ближе к утру Каллену стало казаться, что он знает эту девушку всю свою жизнь, и по улыбке Элланы было видно, что она испытывает примерно схожие чувства. И лишь под утро, когда первые лучи солнца показались над вершинами окружающих Скайхолд гор, он решился задать вопрос, о котором думал с самого начала их игры. — Слишком много слухов ходит о последней битве с кунари и о ее… Последствиях, — Каллен слишком поспешно отвел взгляд от культи, но Эллана успела заметить его и напряженно улыбнулась, предчувствуя нехорошее. — Расскажи, как все было на самом деле. Выражение лица эльфийки за считанные секунды преобразилось — от былой веселости не осталось ни следа, лишь затравленный взгляд, искаженный болью и страхом. Пожалуй, даже пожелай Резерфорд причинить девушке еще более сильную боль — не смог бы придумать ничего лучше, разве что отрубить ей вторую руку. Сожаление о собственном неуемном любопытстве было столь сильным, что мужчине безумно хотелось провалиться сквозь землю вместе с креслом, книгой и своими дурацкими вопросами. Но слов было уже не вернуть, и спустя несколько мгновений молчания девушка начала свой рассказ: — На самом деле… Все было глупо, до нелепого просто глупо. Через элювианы мы шли вслед за кунари, догоняли, сражались с ними и снова шли… А они все кричали о пособничестве Фен-Харелу, о своей великой миссии по спасению нас, неразумных людишек… Тебе, должно быть, все это уже знакомо, — судя по исказившемуся лицу Каллена, укол эльфийки попал ровно в цель, но он не стал обижаться на эту колкость, понимая, что заслужил. — У нас же ум за разум заходил от всей абсурдности их обвинений и обещаний. Мы преследовали их главную, Виддасалу, чтобы покончить с этой шайкой раз и навсегда, отрубить змее голову и успокоиться. И вот, почти все, кроме меня, без сознания, я прохожу сквозь последний элювиан, а там… Подкатившие слезы душили Лавеллан, мешая говорить, но она и не думала останавливаться. Впервые с тех самых пор она рассказывает кому-то о событиях того дня, и теперь все те эмоции, что леди Инквизитор старательно сдерживала в глубине собственной души, стремились излиться наружу, и девушка даже не пыталась их сдерживать. — А там — сад камней. Все те кунари, которые успели прорваться внутрь, превращенные в каменные статуи. Среди них, самая последняя — сама Виддасала. И сотворивший все это, тот, за кем кунари пришли, дабы уничтожить… Фен-Харел, Ужасный Волк, злое эльфийское божество. Хотя все мы долгое время знали его совсем под другим именем. — Солас… — Мужчина сам не заметил, как его голос охрип от едва сдерживаемой ярости, а пальцы впились в подлокотники кресла с такой силой, что на отполированном дереве остались небольшие вмятины. Лишь ленивый не знал об отношениях, связывающих леди Инквизитора и путешествующего с ней эльфа-отступника, и лишь самый недалекий не догадывался о том, что чувствует девушка в связи с бегством возлюбленного. Когда-то за развитием их отношений с вдохновением наблюдало все Убежище, теперь же рвущие душу грустью баллады о прекрасной деве и ее потерянной любви можно услышать почти в каждой таверне Тедаса. Сам же Каллен, еще с самого начала становления Инквизиции проникшийся к их Вестнице уважением и дружеской симпатией, искренне, от всей своей души истинного храмовника не понимал мотивов и побуждений эльфа, укравшего сердце несчастной Лавеллан и с такой жестокостью его разбившего. За все те годы, что они с Элланой сражались плечом к плечу (пусть и не всегда в прямом смысле этих слов), юная девушка стала ему младшей сестрой, которую хотелось защищать и оберегать, и поэтому действия Соласа вызывали у Каллена желание найти беглеца и объяснить ему, почему нельзя играться с чувствами тех, кто тебя искренне любит. Объяснить подробно и обстоятельно — с применением тяжелых тупых предметов, желательно — стальных сапог от доспеха самого Резерфорда… Размышления мужчины прервал вопрос, который он меньше всего ожидал услышать именно сейчас: — Скажи, Каллен, ты когда-нибудь любил? При этих словах перед внутренним взором мужчины появилось лицо, память о котором нежно хранилась и лелеялась им вот уже долгие годы. Ее имя многими забылось за звонким титулом Героини Ферелдена — многими, но только не им. И сейчас, при воспоминании о ней сердце, как всегда, болезненно сжалось от, казалось, давно позабытых чувств —, но Эллана ждала ответа, глядя ему в глаза, и он не посмел промолчать. — Была… Одна женщина. — Женщина? Ну слава Андрасте, хотя бы не мужчина! Завидная редкость в наши дни. — Лавеллан лишь усмехнулась, глядя на перекосившееся лицо Каллена, и, поняв, что хватила лишку, подняла ладони в примирительном жесте. — Ну, все, я молчу… — Да ладно… Нам ли не знать о пристрастиях орлесианской знати. В любом случае, у нас с ней не было ничего, кроме пары встреч. Я не уверен даже, что она вспомнила бы меня, столкнись мы вновь спустя столько лет… — Но ты до сих пор любишь ее? — Теперь на губах эльфийки не было и тени усмешки. Она смотрела предельно серьезно и внимательно, словно пытаясь на лице Каллена найти отражение собственных чувств и эмоций, терзавших ее. — Не знаю. Возможно. Ее образ — определенно, да. Как воспоминание, как идеал… Я почти не знаю ее как человека. Собеседники погрузились в напряженное молчание — каждый из них думал о чем-то своем, печальном и далеком, безумно далеком от этой комнаты во всеми богами забытом замке, спрятавшемся среди гор… Молчание первым решил нарушить Каллен: — Но к чему был этот вопрос? — Раньше мне казалось, а теперь совершенно точно в этом уверена — я совсем не знаю Соласа. И никогда не знала. Но продолжаю любить, несмотря ни на что… Это похоже на какое-то помешательство! Вот скажи, как бы ты поступил, если бы твоя любовь вздумала разрушить этот мир? Мужчина глубоко задумался, но в итоге лишь растерянно покачал головой: — Боюсь, я даже представить такую ситуацию не способен. Но, кажется, примерно понимаю, что ты чувствуешь. Любовь — это наркотик похуже лириума… — Да, сравнение на удивление удачное. — Эллана рассеянно пожевала губами, собираясь с мыслями, а потом взглянула Каллену прямо в глаза и выпалила, словно боясь, что он прервет или осудит ее: — Я знаю, что вы все думаете о нем. Я знаю, что в этом есть доля истины. Я знаю, что после того, что он сделал со мной, я должна была бы ненавидеть его… Но я, похоже, сошла с ума, и я сделаю все, чтобы спасти Соласа от него самого. Пусть даже он каждую ночь мучает меня кошмарами, пытаясь оттолкнуть как можно дальше от себя… Я просто не могу, Каллен, понимаешь? Не могу… Слезы катились по щекам девушки, и Резерфорд понимал, что обнять ее, утешить и поддержать сейчас было бы самым правильным, важным и нужным… Но он лишь сидел в своем кресле и смотрел на плачущую Лавеллан, не решаясь на какие-то действия — и так до тех пор, пока Эллана не успокоилась, вытерев лицо о край одеяла и виновато улыбнувшись. — Прости за мою истерику… И спасибо за то, что выслушал. Это важно для меня, правда. — Девушка выглянуло в окно, где уже вовсю занимался рассвет, и рассеянно моргнула, словно только что осознав: ночь осталась далеко позади. — Был рад помочь, — с этими словами Каллен поднялся с кресла, и, подобрав так и не дочитанную книгу и пожелав леди Инквизитору спокойного сна, поспешил удалиться из ее комнаты. … Чтобы, едва оказавшись снаружи, прислониться разгоряченным лбом к ледяной стене в попытке унять клокочущую в груди ярость. Мужчина не знал, каким колдовством отступнику удалось приворожить девушку, но те боль и отчаяние, что он слышал в ее словах, вызывали у бывшего храмовника лишь одно желание: «Пусть только попробует приблизиться к ней — найду и сотру в порошок. Этот ублюдок не достоин ее бессонных ночей и пролитых слез. Чего бы мне это ни стоило — я найду способ ей помочь. И пускай он только попробует…»