Обними

— Эллана… Голос звучал глухо, словно сквозь подушку, и поначалу девушка просто отмахнулась от него, посчитав плодом своего воображения. Но его обладатель, кем бы он ни был, был весьма настойчив, и потому, даже видя отсутствие реакции со стороны эльфийки, упорно продолжал повторять: — Миледи Инквизитор, пора просыпаться. Твои друзья волнуются. Ты ведь не хочешь беспокоить их еще сильнее? Смысл этих слов дошёл до Лавеллан не сразу, несколько мгновений витая вокруг её сонного сознания, прежде чем открыться девушке полностью. А вместе с ним к ней пришли и воспоминания, заставившие Эллану с судорожным вздохом распахнуть глаза и, словно ошпаренная, подскочить на кровати, испуганно оглядываясь по сторонам. Впрочем, увиденное её несколько утешило. Что бы ни ждало её после смерти, навряд ли оно имело бы вид её комнаты в особняке Хоук. А резкая боль в боку окончательно убедило девушку в реальности происходящего. Поморщившись, Эллана машинально, желая скорее окончательно убедиться, что она не спит, коснулась тугих повязок, перетягивающих её рану. — Не советовал бы этого делать. Кровотечение может открыться от малейшего беспокойства. Голос звучал буднично и почти что безразлично —, но от одного его звука девушка почувствовала, как по спине её пробежало стадо пугливых мурашек, а мысли в панике заметались в её голове, отказываясь повиноваться своей хозяйке. Солас, ожидавший подобной реакции на свое присутствие, лишь улыбнулся самыми уголками губ, да устало покачал головой. Ужасный Волк выглядел крайне истощенным — под глазами залегли глубокие тени, кожа приобрела мертвенный, почти что синюшный оттенок, а дыхание эльфа было тяжелым и неравномерным, словно он только что сражался с демонами и еще не успел отдышаться. Первой его реакцией на страх Лавеллан было желание приблизиться к девушке и прижать её к себе, чувствуя, как запах его vhenan смешивается с его собственным, как они вновь, пусть и в не совсем привычном для живых существ смысле, становятся единым целым… Но эльф больше не мог позволить себе совершать подобных ошибок, и потому это желание нещадно выкорчевывалось вслед за многими другими, оставляя на сердце эльфийского божества очередные шрамы, источавшие ядовитую вязь тоски. Эллана смотрела на стоящего напротив её кровати эльфа, словно галла на загнавшего её хищника. Она понимала свою судьбу, но вместе с тем отчаянно собиралась бороться за неё до самого конца. Эльфийка чувствовала, как тяжелое чувство вины острыми, словно бритва, зубами впивается в её кожу — ведь, по сути, она предала некогда любимого, нарушив собственное же обещание, которое из нее никто и не тянул. Но с другой стороны были кошмары, мучавшие девушку на протяжении долгих месяцев, боль, которую она испытывала всякий раз, думая о невозможности счастливого будущего с отступником, желание любить и быть любимой и то непередаваемое чувство нежности и тепла, испытываемого ею всякий раз при виде улыбки бывшего храмовника… Чувства девушки метались из одной крайности в другую, не в силах сделать решающий выбор. Но, похоже, ей уже не придётся его совершать. Молчание затянулось до просто неприличных пределов, и первой его решилась нарушить Эллана, задав самый волнующий её на данный момент вопрос: — Что ты здесь делаешь? — Сложно сказать. То же самое я мог бы спросить и у тебя. Некоторое время они вновь молча переглядываются, и все это время Лавеллан пытается понять — о чем же думает этот странный эльф, чье одно лишь присутствие рядом с ней вызывает у девушки горьковато-сладкий привкус на языке? Он стоит, облокотившись плечом о стену, с руками, скрещенными на груди, и смотрит на лежащую в постели Эллану —, но одновременно с тем и куда-то мимо неё. Наконец, устало вздохнув, Солас начинает говорить, и каждое его слово острым осколком стекла впивается в душу девушки: — Я пришел, потому что почувствовал, что нужен тебе. Ma vhenan — когда-то эти слова несли в себе куда больший смысл, чем сейчас в них вкладывают долийцы. Они означали связь, куда более глубокую, чем просто чувства. Это сложно объяснить… Но если совсем вкратце — я почувствовал, что ты в беде, и потому поспешил прийти. Странное чувство охватило Эллану — обида на Соласа и собственная вина смешались в единую взвесь, горячим пламенем вспыхнув в её груди и ударив в голову. — Мне казалось, ты более чем ясно дал мне понять, что моя жизнь тебе безразлична. Что же изменилось? Но чего девушка не ожидала — так это той боли пополам со злостью, прозвучавшей в ответе эльфа, в сердцах стукнувшего кулаком по ни в чем не повинной стене: — Если бы это действительно было так! Я пытался, поверь мне! Пытался отпустить тебя, пытался забыть, перестать думать о тебе, беспокоиться о твоей судьбе и о Якоре, медленно тебя убивающем, перестать оберегать тебя… — Оберегать? — голос Элланы не желал подчиняться ей, и она ненавидела его за то, как жалко и беспомощно он звучал в этот момент. Солас взглянул девушке в глаза, и тоска в его взгляде больно резанула девушке по сердцу. Но она понимала, что заслужила эту боль — и потому не отвела глаз. — Мои люди постоянно находились рядом с тобой, готовые любой ценой защитить тебя в случае опасности. То же, что ты воспринимала как свои ночные кошмары… Скажем так, это защищало тебя от метки и её последствий. Я знаю, что тебе пришлось пережить из-за них. Поверь мне, когда каждый вечер я получал все более тревожные сообщения от своих друзей… Я никогда не прощу себя за то, что посмел обречь тебя на подобное. Но так было нужно. Это было своего рода лекарство, и подобно всем лекарствам оно было горьким. Жаль только, все это было зря — ты так и не дала мне возможности довести лечение до конца. — Кошмары закончились, стоило мне уехать из Скайхолда… — Я не всесилен, как бы мне ни хотелось верить в обратное. Скайхолд изначально принадлежал мне, еще в те времена, когда меня знали как Фен’Харела. Сами его стены помогали мне. Но ты ушла, и я уже не мог напрямую воздействовать на тебя через него… Поэтому мне пришлось попросить сэра Резерфорда приглядывать за тобой вместо меня. Это было не больно, нет — всего лишь словно туго натянутая струна где-то глубоко в душе Элланы лопнула, оставив после себя пустоту. Она прикрыла глаза, чувствуя, как от открывающихся ей истин начинает болеть голова, и потому не увидела, как плечи Соласа беспомощно поникли, когда он тихо прошептал: — Он так и не сказал тебе… Что ж, это всё объясняет. И вновь — долгие мгновения густой, вяжущей тишины заполнили пространства между этими двумя, прежде чем Эллана наконец-то спросила: — Но почему ты не мог сказать мне об этом с самого начала? Почему скрывался? Я думала, что ты бросил меня, что тебе на меня плевать… — слова были сухими и твердыми, словно камушки, и с трудом срывались с языка, лишённые всяческой эмоциональной окраски. — Всего одно твое слово, Солас — один маленький знак, что ты все еще рядом. Все могло бы быть иначе… «Vhenan…» — эльф почувствовал, как горло сжимает ошейник отчаянья, а сердцу становится горячо от желания забрать Лавеллан с собой, спрятать её ото всех, вернуть её любовь и уже более никогда не позволять сомневаться в его собственных чувствах. Он с силой сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и лишь неизмеримым усилием воли заставил свой голос звучать ровно. — Ты же знаешь, что не могло. За моей спиной стоит весь мой народ, и только я могу его спасти. Ты — Инквизитор, и ты должна понимать, что я чувствую. Я просто не могу, не имею права отвлекаться на что-либо иное… В конце-концов, давай взглянем правде в глаза: все сложилось как нельзя более лучшим образом. Я больше не буду отвлекаться от своей главной цели. Ты же… Я вижу, что он сможет сделать тебя гораздо счастливее, чем это под силу мне. Лавеллан устало покачала головой, но не стала спорить. Сил на эмоции уже не осталось — были лишь вопросы, на которые девушке хотелось бы получить ответы. — Все равно не понимаю. Если так, по-твоему, действительно лучше — то почему ты все еще здесь и рассказываешь мне все это? Но Солас не торопился удовлетворять любопытство эльфийки, и некоторое время он молчал, разглядывая антиванский ковер под своими ногами. Лишь когда нетерпение Элланы достигло своей наивысшей границы, мужчина все же решился и начал говорить. — Скажи мне, помнишь ли ты что-нибудь из того, что происходило с тобой после попытки тебя убить? Девушка крепко задумалась, усилием воли пытаясь вызвать воспоминания о том вечере. Она помнила, что было что-то после того, как она почувствовала темноту, обволакивающую её сознание, сгусток чувств, похожий на резкий, пульсирующий шрам разрыва в Тень… — Нет, — покачала она головой, — пусто. Эльф хмыкнул, будто слова Элланы подтвердили его собственные мысли, и продолжил: — Тогда, пожалуй, рассказ мой будет вестись с той точки зрения, как произошедшее виделось мне. Когда мне удалось добраться до тебя, состояние твое было… Мягко говоря, неважным. Весьма странно, учитывая, что двое магов жизни на протяжении почти целого часа пытались вернуть тебя к жизни. Сначала я подумал, что ты сама захотела уйти, но приглядевшись внимательнее, понял, что твое желание выжить было гораздо сильнее моих самых смелых ожиданий. Но прийти в себя тебе мешала другая душа, которую ты упорно желала оставить на этом свете рядом с собой. — Другая душа? Ты имеешь в виду духа? Что-то вроде Справедливости Андерса? Солас поморщился при упоминании мага, но не стал ничего говорить по этому поводу. Вместо этого губы эльфа тронула слабая улыбка, когда он произнес: — Нет, не дух, именно душа. Душа ребенка, совсем недавно зародившаяся в твоем теле. Неудивительно, что лечившие тебя маги ничего не заметили — она еще слишком мала, чтобы дать о себе знать, а они были слишком заняты твоим спасением. Пораженная, Эллана в инстинктивном жесте положила ладонь себе на живот, вызвав у Соласа очередную легкую улыбку. Она представила себе лицо Каллена, когда Эллана сообщит ему эту новость, и еле сдержала смех. Рождение ребенка для эльфов всегда было очень редким и невероятно важным событием, не говоря уже о парах, где один из партнеров не принадлежал к расе elvhen. Внезапно обрушившееся на девушку счастье переполняло её, словно пузырьки в игристом вине, и она едва заставила себя сосредоточиться на дальнейшем рассказе Соласа. — Душа ребенка еще не успела закрепиться в этом мире, и потому рана, нанесенная тебе, была практически несовместима с её дальнейшей жизнью. Но ты столь упорно пыталась спасти её, что едва не погибла сама… Мне пришлось пожертвовать кое-чем, чтобы вытащить вас обеих. И в этом и скрывается та причина, по которой я все еще здесь. В одно мгновенье мыльный пузырь счастья лопнул, заставив Эллану подобраться. Во взгляде, направленном на эльфа, появилась настороженность, и каждый нерв девушки напрягся в нехорошем предчувствии… Солас прекрасно видел страх, охвативший Лавеллан. Горько усмехнувшись, он покачал головой, словно разочаровавшись в её реакции: — Не беспокойся, требовать от тебя кровавых жертв я не буду. Все, чего я хочу — это чтобы твоя дочь воспитывалась среди эльфов первые десять лет своей жизни. — Но зачем тебе это нужно?! — ощетинившись, словно дикий еж, Эллана всем своим нутром воспротивилась этому требованию, и лишь нехороший блеск в глубине глаз Соласа заставил её не спешить с совсем уж категоричным отказом. — Ты всё равно не поймешь. Не захочешь понять. Так что я не буду даже пытаться. — А если я откажусь? Черты лица Соласа на мгновение стали жестче — всего на мгновение, но этого хватило Эллане, чтобы вспомнить, кто именно стоит перед ней. Эльфийскому божеству не нужно её согласия, чтобы получить желаемое. И сам Фен’Харел прекрасно видел, что она понимает это — а потому проигнорировал её вопрос. — Она будет воспитываться среди эльфов. Я лично буду заниматься её обучением. Как только ей исполнится десять лет — она вернется к вам… Если не пожелает иного. Её не будут настраивать против вас, можешь не беспокоиться. Ей не будет причинен никакой вред — ни физический, ни духовный. Не такая уж и высокая цена за спасение ваших жизней, ты не находишь? Мысли девушки лихорадочно метались в её голове, пытаясь сообразить, как выбраться из этой ситуации — но неизменно упирались в тупик, осыпаясь искрами беспомощности. Солас не торопил её с принятием решения. Он видел, что Эллана не готова сопротивляться ему — по крайней мере, не сейчас — и потому терпеливо ждал её ответа. — Она должна будет знать, кто её настоящие родители. — Это… приемлемо. — Я смогу писать ей. — Не возражаю. — И ты не будешь прятать от неё мои письма и запрещать ей писать мне в ответ. — Митал сохрани, Эллана, ну не могу же я быть настолько монстром, как тебе кажется! Лавеллан усмехнулась и покачала головой, явно сомневаясь, но не стала комментировать это. — И ты никому не расскажешь о нашем договоре. — Как пожелаешь. Я так понимаю, это означает согласие? — А разве у меня есть иной выбор? — Эллана буквально выплюнула эти слова эльфу в лицо, но тот лишь усмехнулся в ответ на её гнев. — Выбор есть всегда, da’len. А вот возможность выбора — привилегия, доступная далеко не всем… Девушка ожидала, что ей придется каким-то образом скреплять своё обещание — но Солас ограничился её устным согласием, сразу после получения оного распрощавшись с Лавеллан и поспешив покинуть комнату. Чувствуя полное опустошение моральных и физических сил, Эллана упала на подушки, разглядывая потолок над кроватью. Она не знала, зачем эльфу понадобилась её будущая дочь, да и, если честно, не хотела этого знать. Впервые за много лет Эллана почувствовала, что счастье, такое теплое, такое желанное, наконец-то коснулось её рук… И теперь уже она не отпустит его — чего бы ей это ни стоило.