Корабли в океане

      Я вынырнул из-под белоснежной скатерти и, признаюсь, не смог побороть искушение взглянуть на капитана Андерсона. Он сидел отворотясь и о чем-то столь оживленно толковал с сэром Генри, что, судя по всему, даже не заметил моего приключения. Мне показалось, я поймал на себе острый взгляд мисс Сомерсет. Мне сделалось неловко. Какую бы шутку она ни затеяла, она все-таки благородная леди, и я не вправе, конечно… Я украдкой посмотрел на нее. Она с совершенно невозмутимым видом доедала десерт, слушая мистера Преттимена – держу пари, за время обеда наш доморощенный философ успел порядком надоесть ей своими нелепыми идеями, и если ей захотелось немного развеяться, пусть даже столь неожиданным способом, не мне ее за это осуждать. Всего на миг в ее глазах мелькнули лукавые искорки, а уголки губ словно удержали усмешку – впрочем, возможно, все это мне только показалось.       Право же, я не могу поручиться за самого себя в этих записках. Что на самом деле происходило за обедом на «Альционе», а что мне пригрезилось? И… не был ли сам обед, сама «Альциона» плодом моего воображения? Я не знаю! О, я уже ничего не знаю! Только то, что божественный образ Мэрион, даже если он был порожден горячечным бредом, лихорадкой, навсегда останется в моей памяти и в моем сердце, как самое прекрасное, самое чистое, что только может существовать на земле и на небе.       Мэрион…       Не сразу я понял, что все еще сжимаю оброненную ею вилку, словно драгоценный трофей, хотя в ней, разумеется, не было никакой необходимости: расторопный стюард уже давно принес мисс Чамли новый прибор, к тому же, она совсем не притрагивалась к еде. Но она поблагодарила меня столь чарующей улыбкой, что я позабыл обо всем на свете, даже о недавнем своем унижении. Я мог думать лишь о том, что пальцы мои держат серебряную ручку в том самом месте, где нежная ладонь Мэрион…       Боже правый, я в самом деле схожу с ума!       - Да, господа, именно так все и было. Я первый поспел на поле боя сразу после гибели адмирала Нельсона* и сделал наброски для литографии…       - Постойте, Брокльбанк! Я ее видел! Она висела на стене в «Псе и пистолете»!       - Совершенно верно, мистер Олдмидоу. Сказать по правде, не будь этой литографии, сидеть бы мне без гроша в кармане и не видать путешествия к антиподам, как своих…       - Я еще все время спрашивал себя, сэр, как могло случиться, что в самый разгар битвы толпа коленопреклоненных офицеров стояла вокруг тела Нельсона, словно он рождественский пирог, который…       Похоже, лейтенант Олдмидоу выпил лишку.       - Вы путаете жизнь и искусство, сэр.       - Не понимаю.       - А-а! - нетерпеливый жест. - Лорд Нельсон умер в одиночестве, где-то на вонючей нижней палубе, где провожал его разве что свет фонаря. И кто, скажите на милость, взялся бы за написание такой сцены?       - Э-э…       - Может быть, Рембрандт?       - А-а! При всем моем уважении, мисс Грэнхем, это…       Брокльбанк, судя по всему, не отстал от Олдмидоу.       - Я в этих делах ничего не смыслю, сэр. Но литография, черт побери, отличная. Всякий раз, как я ее вижу… видел – поверите ли, слезы наворачивались на глаза.       - Благодарю вас, сэр.       Самодовольством старый развратник так и пышет.       - Уверен, вы заметили, как искусно я обхожусь с дымом?       - Э… С чем, простите?       - Дым. Дым, мистер Олдмидоу. Вы человек военный, вы, как и наш гостеприимный хозяин и как доблестный капитан Андерсон, знаете, каково это: поле битвы, будь оно на суше или на море, всегда окутано дымом. Не хуже, чем Лондон – туманом.       Дамы вежливо заулыбались.       - И лишь настоящий художник знает, как написать дым так, чтобы он из помехи сделался подспорьем.       - Мистер Брокльбанк, вы меня заинтриговали. Непременно раздобуду копию вашей литографии, как только мы достигнем суши.       Легкий поклон – насколько позволяют габариты и обеденный стол.       - Для меня это огромная честь, леди Сомерсет.       - Так что там… э… Что там с дымом, Брокльбанк?       - С дымом? Ах, да. Дым. Так вот. Вообразите, приходит к вам капитан, которому как-то раз крупно посчастливилось: он наткнулся в открытом море на врага и сумел выйти из схватки живым и невредимым.       - Мистер Брокльбанк, помилуйте! Я, конечно, понимаю, что вы, мужчины, только и думаете что о войне, но нельзя ли избежать разговоров о кровопролитии хотя бы за обедом?       - Не тревожьтесь, леди Сомерсет, речь пойдет исключительно о вопросах искусства.       Сияют сапфиры и обнаженные плечи. Сияет любезная улыбка.       - Что ж, в таком случае я вся внимание, мистер Брокльбанк. Искусство – моя стихия.       - Так вот. Является этот капитан ко мне, увидев ту самую литографию, и рассказывает, что был с ним, к примеру, еще один фрегат и небольшой шлюп** – налетели на них французы, и вышла настоящая заварушка…       - О-о…       - Терпение, леди Сомерсет, мы уже подходим к сути.       - Давайте подойдем к ней поскорее.       Поклон.       - А теперь представьте, господа. Если все, кто участвовал в битве, мне заплатят, то и видно на литографии должно быть всех – и никакого вам дыма. Да еще каждый хочет, чтоб его нарисовали в самой гуще свалки!       - Мистер Брокльбанк…       - Помню, помню, миледи! Так вот. Этот самый капитан, видевший моего Нельсона, приходит ко мне и говорит: «Брокльбанк, - говорит, - сам бы я на эту ерунду и двух пенсов не потратил, но старушка мама, жена и пятнадцать детишек желают видеть меня на картинке героем».       - Право же, женское тщеславие распространяется дальше мужского.       Смешки.       - Вероятно, вы правы, мисс Сомерсет. Но я, с вашего разрешения, продолжу. Мой гость вручает мне выпуск газеты с описанием происшествия, в деталях описывает битву и удаляется, счастливый, думая, что знает, как рисовать морское сражение!       - Я, со своей стороны, сделал бы то же самое.       - При всем моем уважении к вам, сэр Генри, совершенно напрасно! Конечно, если бы я гнался за правдоподобием – дело другое. Но в искусстве…       - Ах, как я вас понимаю, мистер Брокльбанк! - глубокое контральто, сапфиры сияют. - Настоящий художник не копирует природу, а показывает идеальный образ…       - Именно!       - Смерть сама по себе непривлекательна. Но искусство способно сделать ее прекрасной и возвышенной.       - Прекрасная смерть? В жизни не слыхал такого вздора!       Даже вздрогнул от неожиданности.       Рябоватое лицо напротив, хмурятся рыжие брови.       - Капитан Андерсон, леди Сомерсет натура поэтическая. Полагаю, ей доступно некое высшее знание, которое нам, людям приземленным, не дано постичь.       - Ах, Лидия, с твоей стороны это вовсе не любезно! Ты ведь отлично знаешь, как я ценю все истинно благородное и в жизни, и в искусстве.       - Знаю, Хелен, потому так и говорю.       - Как по мне, все это искусство – чушь собачья!       - По сравнению с настоящей жизнью – да. Но за этим столом мы с вами в меньшинстве, капитан Андерсон. Поэтому давайте лучше вернемся в более безопасную гавань и поговорим о верповании или, - в серых глазах блеснули смешинки, - о паровых буксирах.       Негодница Беатриче!       - Так вот, дым. Дым – это великая вещь, господа! Ну, посудите сами, стоит ли рисовать фрегат сопровождения с той же тщательностью, что и корабль заказчика? Ведь его капитан мне не платил! Тогда и приходит на помощь дым. Я делаю набросок, на котором второе судно охвачено огнем и его заволакивает дым, а что касается шлюпа под командованием какого-то непонятного лейтенанта – хорошо, если он вообще появится где-то в углу. А вот корабль заказчика объят ярким, бездымным пламенем и к нему устремились все силы врага.       - Клиентам мистера Брокльбанка можно только позавидовать, не так ли капитан Андерсон?       - Черт меня дери, да если…       - И это еще не конец. Заказчик возвращается и с порога начинает допытываться, почему фок-мачта у «Коринны» или, к примеру, «Эрато» съехала к носу, и что это за блок торчит вон там, на грота-брасе***. Даже лучший мой клиент, не считая адмирала Нельсона – если, конечно, его вообще можно назвать клиентом, – отличался редкостной бестолковостью: ему не понравились легкие повреждения, которыми я наградил второй фрегат. Клялся, что стеньга... фок-стеньга****, так, по-моему, он выразился, осталась на месте, потому что пушечные ядра туда не долетали.       - Самый счастливый из них и впрямь лорд Нельсон, насколько я могу судить.       Звук странный.       Но уже знакомый.       Золотые эполеты дрожат от смеха, рябоватое лицо покраснело.       Серые глаза искрятся.       - А вот на его корабле я не удосужился изобразить пробоины, хотя они там были! Заставил меня дорисовать их и убрать большую часть лееров. А потом и говорит: «Как бы и меня сюда воткнуть, а, Брокльбанк? Я точно помню, как стоял вот тут, подле сломанного поручня, и, указывая клинком на врагов, призывал команду броситься на них сей же миг».       Я рассеянно прислушивался к тому вздору, который нес явно подвыпивший старик художник, и украдкой поглядывал на капитана Андерсона и мисс Сомерсет. И в какой-то момент меня поразило странное чувство. Эти двое, сидя за общим столом и принимая участие в общей беседе, а часто и вовсе отворачиваясь друг от друга, были словно связаны некими неизъяснимыми, тайными узами, совсем как…       Совсем как мы с Мэрион.       - Что тут поделать? Желание клиента – закон, вот первое правило каждого художника. «Ваша фигурка получится слишком крохотной, сэр Саммел», - попытался объяснить я. «Ну так сделайте ее побольше», - ответил он. «Понимаете, сэр Саммел, - с поклоном возразил я, - тогда фрегат, по сравнению с вами, будет казаться меньше». Заказчик пару раз прошелся по моей мастерской – прямо как наш капитан по шканцам, клянусь вам! – и решил: «Что ж, рисуйте крохотным. Но в треуголке и эполетах, чтобы родные узнали. Мне-то все равно, мистер Брокльбанк, но жена, но дети…»       Андерсон звякнул стаканом.       - Саммел? Вы сказали, сэр Саммел?       - Я сказал, капитан? А, да, в самом деле. Так, изволите ли видеть, его звали. Этого самого заказчика. Сэр Саммел.       - Хм, а я ведь его знаю. Вернее, знал.       Он не изменился в лице, но мне сделалось любопытно.       Пожалуй, впервые за время знакомства мне пришло в голову, что наш деспот, как бы удивительно это ни звучало, тоже человек, а стало быть, у него есть своя жизнь, свое прошлое, и люди из этого прошлого…       - Надо полагать, это ваш боевой товарищ, капитан Андерсон?       Я почувствовал на себе взгляд.       Но не выцветших голубых глаз, а других – серых, острых, с затаенными смешинками в глубине.       - Я был тем самым лейтенантом. На шлюпе. Картину, правда, не видал.       Право же, я и сам не знаю, как это вышло.       Я не задумывался над этим и уж точно этого не желал, но я внезапно ощутил, что это – мой шанс. Если мне пришлось претерпеть унижение в споре о паровых буксирах, сейчас сама судьба давала мне возможность отыграться.       И на меня глядели небесные глаза Мэрион…       - Неужели?! Вот неожиданность! В таком случае, капитан Андерсон, вы непременно должны нам обо всем рассказать. Разумеется, за этим столом присутствуют доблестные морские офицеры, но не стоит забывать и о нас, существах сухопутных. Не сомневаюсь, вы, как и сэр Генри, знаете, как мы жадны до таких историй.       Вокруг заинтересованно зашуршало.       - Надо же – шлюп! Выходит, я встретил второго… ну, того самого…       Брокльбанк, похоже, еще пьянее, чем кажется.       - Сэр, я просто обязан вас нарисовать! Сотрем немного дыма, и в самой его гуще появитесь вы!       Да, вот он, миг возмездия!       - Убежден, что так оно и было. Разве мог доблестный капитан Андерсон отсиживаться где-то в тени, когда шло такое сражение? Вы ведь были в самой гуще схватки, не правда ли, сэр?       Вздрогнул – смех.       Словно откупорили бутылку шампанского.       Искры в серых глазах.       Боже, да что на этот раз?..       Рябоватая физиономия побагровела.       - В самой гуще? В шлюпе против фрегатов?!       Миг, другой – к меццо-сопрано присоединился мерзкий хохот Андерсона, а потом и низкий рокот сэра Генри.       - Капитан Саммел вряд ли считал, что я на что-то гожусь. Рявкнул на меня во всю глотку, поднеся ко рту рупор: «Прочь отсюда, недоносок желторотый, пока я сам в тебя не пальнул!»       Стол грохнул офицерским хохотом.       Мисс Сомерсет вытирала салфеткой глаза.       - Право же, мистер Толбот, вы умеете развлечь общество.       - Что до меня, Лидия, я ничего не поняла во всей этой истории. Но убеждена, что мистер Толбот…       Благослови Бог леди Сомерсет!