XIII
2 декабря 2015 г. в 23:32
Я вынырнул из-под белоснежной скатерти и, признаюсь, не смог побороть искушение взглянуть на капитана Андерсона. Он сидел отворотясь и о чем-то столь оживленно толковал с сэром Генри, что, судя по всему, даже не заметил моего приключения. Мне показалось, я поймал на себе острый взгляд мисс Сомерсет. Мне сделалось неловко. Какую бы шутку она ни затеяла, она все-таки благородная леди, и я не вправе, конечно… Я украдкой посмотрел на нее. Она с совершенно невозмутимым видом доедала десерт, слушая мистера Преттимена – держу пари, за время обеда наш доморощенный философ успел порядком надоесть ей своими нелепыми идеями, и если ей захотелось немного развеяться, пусть даже столь неожиданным способом, не мне ее за это осуждать. Всего на миг в ее глазах мелькнули лукавые искорки, а уголки губ словно удержали усмешку – впрочем, возможно, все это мне только показалось.
Право же, я не могу поручиться за самого себя в этих записках. Что на самом деле происходило за обедом на «Альционе», а что мне пригрезилось? И… не был ли сам обед, сама «Альциона» плодом моего воображения? Я не знаю! О, я уже ничего не знаю! Только то, что божественный образ Мэрион, даже если он был порожден горячечным бредом, лихорадкой, навсегда останется в моей памяти и в моем сердце, как самое прекрасное, самое чистое, что только может существовать на земле и на небе.
Мэрион…
Не сразу я понял, что все еще сжимаю оброненную ею вилку, словно драгоценный трофей, хотя в ней, разумеется, не было никакой необходимости: расторопный стюард уже давно принес мисс Чамли новый прибор, к тому же, она совсем не притрагивалась к еде. Но она поблагодарила меня столь чарующей улыбкой, что я позабыл обо всем на свете, даже о недавнем своем унижении. Я мог думать лишь о том, что пальцы мои держат серебряную ручку в том самом месте, где нежная ладонь Мэрион…
Боже правый, я в самом деле схожу с ума!
- Да, господа, именно так все и было. Я первый поспел на поле боя сразу после гибели адмирала Нельсона* и сделал наброски для литографии…
- Постойте, Брокльбанк! Я ее видел! Она висела на стене в «Псе и пистолете»!
- Совершенно верно, мистер Олдмидоу. Сказать по правде, не будь этой литографии, сидеть бы мне без гроша в кармане и не видать путешествия к антиподам, как своих…
- Я еще все время спрашивал себя, сэр, как могло случиться, что в самый разгар битвы толпа коленопреклоненных офицеров стояла вокруг тела Нельсона, словно он рождественский пирог, который…
Похоже, лейтенант Олдмидоу выпил лишку.
- Вы путаете жизнь и искусство, сэр.
- Не понимаю.
- А-а! - нетерпеливый жест. - Лорд Нельсон умер в одиночестве, где-то на вонючей нижней палубе, где провожал его разве что свет фонаря. И кто, скажите на милость, взялся бы за написание такой сцены?
- Э-э…
- Может быть, Рембрандт?
- А-а! При всем моем уважении, мисс Грэнхем, это…
Брокльбанк, судя по всему, не отстал от Олдмидоу.
- Я в этих делах ничего не смыслю, сэр. Но литография, черт побери, отличная. Всякий раз, как я ее вижу… видел – поверите ли, слезы наворачивались на глаза.
- Благодарю вас, сэр.
Самодовольством старый развратник так и пышет.
- Уверен, вы заметили, как искусно я обхожусь с дымом?
- Э… С чем, простите?
- Дым. Дым, мистер Олдмидоу. Вы человек военный, вы, как и наш гостеприимный хозяин и как доблестный капитан Андерсон, знаете, каково это: поле битвы, будь оно на суше или на море, всегда окутано дымом. Не хуже, чем Лондон – туманом.
Дамы вежливо заулыбались.
- И лишь настоящий художник знает, как написать дым так, чтобы он из помехи сделался подспорьем.
- Мистер Брокльбанк, вы меня заинтриговали. Непременно раздобуду копию вашей литографии, как только мы достигнем суши.
Легкий поклон – насколько позволяют габариты и обеденный стол.
- Для меня это огромная честь, леди Сомерсет.
- Так что там… э… Что там с дымом, Брокльбанк?
- С дымом? Ах, да. Дым. Так вот. Вообразите, приходит к вам капитан, которому как-то раз крупно посчастливилось: он наткнулся в открытом море на врага и сумел выйти из схватки живым и невредимым.
- Мистер Брокльбанк, помилуйте! Я, конечно, понимаю, что вы, мужчины, только и думаете что о войне, но нельзя ли избежать разговоров о кровопролитии хотя бы за обедом?
- Не тревожьтесь, леди Сомерсет, речь пойдет исключительно о вопросах искусства.
Сияют сапфиры и обнаженные плечи. Сияет любезная улыбка.
- Что ж, в таком случае я вся внимание, мистер Брокльбанк. Искусство – моя стихия.
- Так вот. Является этот капитан ко мне, увидев ту самую литографию, и рассказывает, что был с ним, к примеру, еще один фрегат и небольшой шлюп** – налетели на них французы, и вышла настоящая заварушка…
- О-о…
- Терпение, леди Сомерсет, мы уже подходим к сути.
- Давайте подойдем к ней поскорее.
Поклон.
- А теперь представьте, господа. Если все, кто участвовал в битве, мне заплатят, то и видно на литографии должно быть всех – и никакого вам дыма. Да еще каждый хочет, чтоб его нарисовали в самой гуще свалки!
- Мистер Брокльбанк…
- Помню, помню, миледи! Так вот. Этот самый капитан, видевший моего Нельсона, приходит ко мне и говорит: «Брокльбанк, - говорит, - сам бы я на эту ерунду и двух пенсов не потратил, но старушка мама, жена и пятнадцать детишек желают видеть меня на картинке героем».
- Право же, женское тщеславие распространяется дальше мужского.
Смешки.
- Вероятно, вы правы, мисс Сомерсет. Но я, с вашего разрешения, продолжу. Мой гость вручает мне выпуск газеты с описанием происшествия, в деталях описывает битву и удаляется, счастливый, думая, что знает, как рисовать морское сражение!
- Я, со своей стороны, сделал бы то же самое.
- При всем моем уважении к вам, сэр Генри, совершенно напрасно! Конечно, если бы я гнался за правдоподобием – дело другое. Но в искусстве…
- Ах, как я вас понимаю, мистер Брокльбанк! - глубокое контральто, сапфиры сияют. - Настоящий художник не копирует природу, а показывает идеальный образ…
- Именно!
- Смерть сама по себе непривлекательна. Но искусство способно сделать ее прекрасной и возвышенной.
- Прекрасная смерть? В жизни не слыхал такого вздора!
Даже вздрогнул от неожиданности.
Рябоватое лицо напротив, хмурятся рыжие брови.
- Капитан Андерсон, леди Сомерсет натура поэтическая. Полагаю, ей доступно некое высшее знание, которое нам, людям приземленным, не дано постичь.
- Ах, Лидия, с твоей стороны это вовсе не любезно! Ты ведь отлично знаешь, как я ценю все истинно благородное и в жизни, и в искусстве.
- Знаю, Хелен, потому так и говорю.
- Как по мне, все это искусство – чушь собачья!
- По сравнению с настоящей жизнью – да. Но за этим столом мы с вами в меньшинстве, капитан Андерсон. Поэтому давайте лучше вернемся в более безопасную гавань и поговорим о верповании или, - в серых глазах блеснули смешинки, - о паровых буксирах.
Негодница Беатриче!
- Так вот, дым. Дым – это великая вещь, господа! Ну, посудите сами, стоит ли рисовать фрегат сопровождения с той же тщательностью, что и корабль заказчика? Ведь его капитан мне не платил! Тогда и приходит на помощь дым. Я делаю набросок, на котором второе судно охвачено огнем и его заволакивает дым, а что касается шлюпа под командованием какого-то непонятного лейтенанта – хорошо, если он вообще появится где-то в углу. А вот корабль заказчика объят ярким, бездымным пламенем и к нему устремились все силы врага.
- Клиентам мистера Брокльбанка можно только позавидовать, не так ли капитан Андерсон?
- Черт меня дери, да если…
- И это еще не конец. Заказчик возвращается и с порога начинает допытываться, почему фок-мачта у «Коринны» или, к примеру, «Эрато» съехала к носу, и что это за блок торчит вон там, на грота-брасе***. Даже лучший мой клиент, не считая адмирала Нельсона – если, конечно, его вообще можно назвать клиентом, – отличался редкостной бестолковостью: ему не понравились легкие повреждения, которыми я наградил второй фрегат. Клялся, что стеньга... фок-стеньга****, так, по-моему, он выразился, осталась на месте, потому что пушечные ядра туда не долетали.
- Самый счастливый из них и впрямь лорд Нельсон, насколько я могу судить.
Звук странный.
Но уже знакомый.
Золотые эполеты дрожат от смеха, рябоватое лицо покраснело.
Серые глаза искрятся.
- А вот на его корабле я не удосужился изобразить пробоины, хотя они там были! Заставил меня дорисовать их и убрать большую часть лееров. А потом и говорит: «Как бы и меня сюда воткнуть, а, Брокльбанк? Я точно помню, как стоял вот тут, подле сломанного поручня, и, указывая клинком на врагов, призывал команду броситься на них сей же миг».
Я рассеянно прислушивался к тому вздору, который нес явно подвыпивший старик художник, и украдкой поглядывал на капитана Андерсона и мисс Сомерсет. И в какой-то момент меня поразило странное чувство. Эти двое, сидя за общим столом и принимая участие в общей беседе, а часто и вовсе отворачиваясь друг от друга, были словно связаны некими неизъяснимыми, тайными узами, совсем как…
Совсем как мы с Мэрион.
- Что тут поделать? Желание клиента – закон, вот первое правило каждого художника. «Ваша фигурка получится слишком крохотной, сэр Саммел», - попытался объяснить я. «Ну так сделайте ее побольше», - ответил он. «Понимаете, сэр Саммел, - с поклоном возразил я, - тогда фрегат, по сравнению с вами, будет казаться меньше». Заказчик пару раз прошелся по моей мастерской – прямо как наш капитан по шканцам, клянусь вам! – и решил: «Что ж, рисуйте крохотным. Но в треуголке и эполетах, чтобы родные узнали. Мне-то все равно, мистер Брокльбанк, но жена, но дети…»
Андерсон звякнул стаканом.
- Саммел? Вы сказали, сэр Саммел?
- Я сказал, капитан? А, да, в самом деле. Так, изволите ли видеть, его звали. Этого самого заказчика. Сэр Саммел.
- Хм, а я ведь его знаю. Вернее, знал.
Он не изменился в лице, но мне сделалось любопытно.
Пожалуй, впервые за время знакомства мне пришло в голову, что наш деспот, как бы удивительно это ни звучало, тоже человек, а стало быть, у него есть своя жизнь, свое прошлое, и люди из этого прошлого…
- Надо полагать, это ваш боевой товарищ, капитан Андерсон?
Я почувствовал на себе взгляд.
Но не выцветших голубых глаз, а других – серых, острых, с затаенными смешинками в глубине.
- Я был тем самым лейтенантом. На шлюпе. Картину, правда, не видал.
Право же, я и сам не знаю, как это вышло.
Я не задумывался над этим и уж точно этого не желал, но я внезапно ощутил, что это – мой шанс. Если мне пришлось претерпеть унижение в споре о паровых буксирах, сейчас сама судьба давала мне возможность отыграться.
И на меня глядели небесные глаза Мэрион…
- Неужели?! Вот неожиданность! В таком случае, капитан Андерсон, вы непременно должны нам обо всем рассказать. Разумеется, за этим столом присутствуют доблестные морские офицеры, но не стоит забывать и о нас, существах сухопутных. Не сомневаюсь, вы, как и сэр Генри, знаете, как мы жадны до таких историй.
Вокруг заинтересованно зашуршало.
- Надо же – шлюп! Выходит, я встретил второго… ну, того самого…
Брокльбанк, похоже, еще пьянее, чем кажется.
- Сэр, я просто обязан вас нарисовать! Сотрем немного дыма, и в самой его гуще появитесь вы!
Да, вот он, миг возмездия!
- Убежден, что так оно и было. Разве мог доблестный капитан Андерсон отсиживаться где-то в тени, когда шло такое сражение? Вы ведь были в самой гуще схватки, не правда ли, сэр?
Вздрогнул – смех.
Словно откупорили бутылку шампанского.
Искры в серых глазах.
Боже, да что на этот раз?..
Рябоватая физиономия побагровела.
- В самой гуще? В шлюпе против фрегатов?!
Миг, другой – к меццо-сопрано присоединился мерзкий хохот Андерсона, а потом и низкий рокот сэра Генри.
- Капитан Саммел вряд ли считал, что я на что-то гожусь. Рявкнул на меня во всю глотку, поднеся ко рту рупор: «Прочь отсюда, недоносок желторотый, пока я сам в тебя не пальнул!»
Стол грохнул офицерским хохотом.
Мисс Сомерсет вытирала салфеткой глаза.
- Право же, мистер Толбот, вы умеете развлечь общество.
- Что до меня, Лидия, я ничего не поняла во всей этой истории. Но убеждена, что мистер Толбот…
Благослови Бог леди Сомерсет!
Примечания:
* Адмирал Нельсон погиб 21 октября 1805 в битве при Трафальгаре.
** Шлюп – в Британском королевском флоте восемнадцатого−середины девятнадцатого века корабль, не имеющий ранга, с рейтингом "24-пушечный" или ниже, и потому не требующий командира в звании капитан. Ранги военным кораблям присваивались в зависимости от количества орудийных палуб и пушек (от этого же зависило число команды). Так, корабль 1 ранга имел сто пушек на трех палубах. Корабль 5 и 6 ранга: от двадцати до сорока пушек на одной или двух палубах. Военные шлюпы внешне были похожи на миниатюрные фрегаты. Они использовались для крейсирования, для эскорта морских конвоев, для доставки срочной почты и как разведчики.
*** Грота-брас – корабельная снасть, поворачивающая нижнюю рею (грота рею) главной мачты (грот мачты).
**** Фок-стеньга – стеньга на фок-мачте.