Корабли в океане

      Как мало я еще знаю людей!       Да, мне казалось, что я успел за время этого долгого, мучительного плавания изучить человеческую природу не хуже, чем наш доморощенный философ Преттимен… Я ошибся! Я по-прежнему склонен принимать «то, что кажется» за «то, что есть»*. И меня, увы, все так же легко ввести в заблуждение! И особенно хорошо это удается дамам. Мне прискорбно и стыдно сознаваться в этом, но чем еще я могу объяснить тот факт, что из всех встреченных мною в этом путешествии женщин ни одна не оказалась в действительности такой, каковой представлялась. Исключение может составлять разве что несчастная миссис Пайк. Впрочем, в ее положении трудно было бы не оправдывать ожиданий, поскольку никому и в голову бы не пришло возлагать их на нее.       Но Боже правый, неужели в самом деле все женщины столь слабы и жалки?! Даже те из них, кто кажутся неприступными, как древняя твердыня, и холодными, как лед… Меня вовсе не удивило падение мисс Брокльбанк (к тому же, что таить греха, я извлек из него известную выгоду). Меня не слишком изумило падение мисс Сомерсет (ибо в ее поведении легко было угадать порочные склонности, хотя и прикрытые воспитанием, но тем не менее ждавшие лишь случая вырваться наружу). Но мисс Грэнхем!..       Эта дама с первого же дня знакомства представлялась мне достойной и умной. Быть может, чересчур суровой и аскетичной, однако ее добродетель и твердые моральные устои не могли вызывать ничего, кроме уважения. За долгие месяцы плавания в ней открылись (или мне лишь казалось, что открылись) и более мягкие, человечные стороны. Не стану лукавить, я питал к ней почтение искреннее и, пожалуй, самое большое, какое мне только доводилось испытывать к особе противоположного пола. И вот теперь…       Какое горькое разочарование! Женщина, которую я склонен был считать образцом нравственности, на поверку оказалась ничем не лучше супруги нашего капитана! А быть может, даже и хуже… Мисс Сомерсет, в конце концов, еще очень молода. Естественное для ее возраста отсутствие жизненного опыта если и не оправдывает ее полностью, то по крайней мере смягчает ее проступок. В конце концов, ее ли вина, что она росла с отцом-моряком, у которого едва ли находилось достаточно времени для того, чтобы следить за ее нравственным воспитанием, и мачехи, которая (как показали открывшиеся мне подробности) не была способна это воспитание обеспечить? И удивительно ли, что при отсутствии незыблемой почвы под ногами, какую способны дать лишь с детства усвоенные правила и примеры, она легко стала жертвой своих страстей и иллюзий? В случае с мисс Грэнхем все совершенно иначе. Списать ее преступную слабость на неведение или отсутствие подобающих основ никак невозможно. А стало быть… Стало быть, уступая до положенного срока домогательствам мужчины (пусть даже и жениха), он прекрасно отдавала себе отчет в том, что делает.       Право же, я и сам не знаю, зачем уделяю этому столько внимания! По здравому размышлению все эти низкие подробности вовсе не должны меня занимать. Но я уже имел случай убедиться, что посреди океана все воспринимается несколько иначе, чем на суше. Оказавшись в тесном мирке корабля, который при всем желании невозможно покинуть, в постоянном окружении одних и тех же людей, путешественник волей-неволей начинает полагать хлипкую посудину своим, если можно так выразиться, домом. А других путников, с которыми ему велением случая пришлось делить стол и кров, – не скажу семьей, но, пожалуй, чем-то вроде соседей, с той лишь разницей, что находиться подле них приходится постоянно и изменить это, опять же, нет никакой возможности. Столь тесная, а главное – вынужденная – сплоченность неизменно накладывает отпечаток как на человеческое взаимодействие, так и на восприятие ближних и их поступков. А посему те прискорбные сведения, которые я узнал о мисс Грэнхем, даме, которую, повторюсь, до того дня я искренне уважал, произвели на меня большее впечатление, чем могли бы и, возможно, должны были бы – при иных обстоятельствах.       К тому же, если быть до конца откровенным, мысли о ней и о миссис Андерсон (внезапно между ними открылось столько общего!) быстро привели меня к воспоминаниям о другой особе, которая… Но я уже ничего не знаю и ни о чем не берусь судить! Внешний облик и поведение мисс Чамли – такие, какими они мне представлялись, во всяком случае – столь противоречили низкой роли поверенной тайн лейтенанта Бене и его «прекрасной дамы»... Но разве может бедный Эдмунд Толбот доверять собственным глазам и ушам! Не говоря уже о своем сердце. Увы! Оно слишком часто обманывало меня. * * *       Бум!       Бум!       Ткнулся носом в подушку.       Бум!       Бум!       Проклятый Бене! Снова затеял какую-то чепуху, от которой корабль так и ходит ходуном!       Бум!       Одеяло повыше – до макушки.       Бум!       Слишком близко.       Словно бы за дверью.       Словно в дверь.       - Сэр!       Этот голос и во сне узнаешь!       - Сэр! Мистер Толбот!       - М…       - Мистер Толбот! Сэр!       - Какого черта…       - Поднимайтесь, сэр!       - Иди ты к дьяволу, Виллер!       - Сэр…       - Оставь меня в покое!       - Сэр, вставайте! Мистер Толбот!       Вот ведь привязался!       - Вас капитан требует.       - Зачем?       - У них там свадьба сегодня.       Дьявол! * * *       У меня было ощущение какого-то нелепого и отвратительного déjà vu**.       Свадьба посреди океана.       Опять.       Свадьба с предысторией (хотя в данном случае не столь откровенно скандальной), свадьба «с душком».       Опять.       И я, Эдмунд Толбот, будущий помощник губернатора в колониях Его Величества, вынужден не только присутствовать при этом мерзком фарсе, но и исполнять в нем одну из главных ролей. Моя подпись будет красоваться в судовом журнале и в официальных документах, безжалостно изобличая меня как свидетеля и пособника в этой низкой игре, призванной прикрыть совершенное распутство. Какая…       Захотелось плюнуть.       Но плотная фигура качнулась за спиной.       Вместе с ней качнулся парадный сюртук.       Делать нечего!       Руки сунул в рукава.       Послушно, как ребенок, которого везут к зубному, а он понимает, что пути к отступлению отрезаны…       Боже, какой вздор!       Выпрямился.       Пальцы поправили галстук. Привычно, машинально. Сами.       Делать нечего. * * *       Тишина.       Только скрип снастей.       Плеск о борт.       Ни голосов, ни музыки.       Да и откуда ей взяться?       Оркестрик уплыл к далеким берегам вместе с «Альционой». Вместе с…       Тишина.       Скрип и плеск.       И вдруг…       - Невеста… Невеста…       Шепот приглушенный, почтительный.       Ну конечно! Преттимена с его бредовыми идеями о равенстве и земле обетованной так любят на нижних палубах!       Вот только кто позволял переселенцам являться в закрытый для них отсек? Да еще смешиваться с гостями без всякого приглашения?!       Возмутительно…       - Смотрите, девочки, невеста!       Голос квакающий.       Надо же! Пайк стоит совсем рядом – и не заметил. В такой-то толчее. По обе стороны – одинаковые платьица, одинаково причесанные русые головки. На бледных личиках глаза так и горят – невеста!       Вздохнул.       Вот уж кого жаль, так это детей.       Пусть хоть на полдня отвлекутся!       Благо, и качает сегодня поменьше.       - Доброе утро, мистер Толбот.       Не заметил…       - Миссис Андерсон!       - Прекрасное утро для свадьбы, не так ли?       Серые глаза, как всегда, с усмешкой.       - А вы снова исполняете почетную роль? Право же, я склонна считать это хорошей приметой.       Негодница Беатриче!       - Я…       - Пойдемте, мистер Толбот, в каюте тесно. Будет досадно, если такому важному участнику торжества, как свидетель, не хватит места.       - Я…       Но впереди уже колыхнулись нежно-зеленые складки.       Что-что, а одеться она умеет.       Просто и изящно.       Волосы на затылке собраны.       Ни локонов, ни украшений. Ничего, что могло бы затмить ту, кому принадлежит этот день.       - Невеста…       Да, невеста.       Поглядел наконец.       Щеки раскраснелись – на румяна не похоже. В темных глазах, где-то глубоко-глубоко, словно тихий, мягкий свет зажегся. Почти красиво.       И платье ей к лицу, что и говорить.       Белое.       Мисс Сомерсет, по крайней мере, хватило стыда не одеваться полностью в «цвет невинности». А впрочем…       Не все ли теперь равно?       Шепот остался за спиной.       Вдох – нечем.       И запах.       Лекарствами, потом.       И чем-то еще.       Сладковатым.       До тошноты.       Вдох.       - Сэр, будьте любезны…       На плечо что-то давит.       - Да что вы себе…       - Мистер Толбот?       - А… Простите, Олдмидоу.       Второй свидетель, как-никак. Придется…       - Господа, потише. Не толкайтесь!       А этот какого черта тут?..       Мундир с иголочки. Кудри, улыбка. Морской Адонис…       - Господа, дорогу капитану.       Черт…       Почему вечно приходится пропускать его вперед!       - Мистер Толбот, - шепот совсем близко. - Вы стоите на моей ноге.       Вздрогнул.       Повернул голову – иначе не взглянешь.       Какая же она маленькая, хрупкая! До плеча не достает.       - Я… эм… Простите, миссис Андерсон!       Серые глаза усмехнулись.       - Пустяки.       В ладонь вдруг что-то сунулось.       Прохладное, гладкое. Знакомое. Как будто из другой жизни.       И запахом дохнуло – знакомым.       И подавленные смешки…       Опустил глаза.       В руках – букет.       Цветы живые, свежие. Из капитанской каюты, не иначе.       Боже, как…       Вокруг – улыбки, ухмылки.       Серые глаза сияют смешинками.       - Вы получили букет невесты, мистер Толбот. Поздравляю! Не знаю, как вы, а я – верю в старинные предания.       Негодница…       Хотел было шагнуть, да некуда.       Кругом – спины, локти, плечи.       Стройная фигурка в белом платье даже не повернулась.       И когда она успела всучить ему этот проклятый букет?!       - Кх… кхм!       Забавно.       Так привык слышать этот голос. Как он приказывает, командует, бранит. Но только не произносит священные тексты. И кто бы мог подумать…       - Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями***…       - Ох!       - Боже правый!       - Что…       - Да это же заупокойная!       Спины, локти и плечи кругом взволнованно заходили.       Кто-то подавил смешок.       Покосился – серые глаза искрятся.       Негодница…       - Кхм!       Синий с золотом рукав парадного мундира торопливо листает страницы.       - Кхм!       Старенький молитвенник хрустнул в широкой ладони и хлопнулся на пол.       - Господи, да что же…       Шепот вокруг вскинулся и утих.       Cиний мундир выпрямился, вытянулся – словно солдат на плацу.       - Кх… Кхм!       Выдохнул. Длинные волосы откинул со лба – рябоватое лицо красное.       - Возлюбленные братия!       А голос все тот же. Спокойный, звучный. Привычный.       И, словно шторм на море по повелению неведомого бога, стихает вокруг волнение.       И на лицах уже улыбки.       Даже на том, сером. Полумертвом.       Неужели – все?