Корабли в океане

      Как же душно!       И запах…       Лекарствами, потом и чем-то еще… сладковатым…       К горлу подступило.       Перед глазами черные точки.       Мелькают, кружатся, жужжат…       Вдох.       Жужжат…       Нет. Не точки.       Боже!       Это же…       Ладонью махнул, отогнал.       Вдох.       - Летиция…       Шагнул ближе.       Под горой одеял – большая, крепкая фигура.       Боже правый, зачем столько покрывал?! Жара нестерпимая.       И запах…       Вдох.       Махнул ладонью, отгоняя.       - Летиция?..       Лицо – не бледное. Серое какое-то. На щеках синеет щетина.       Короткие седоватые волосы всклокочены.       Право, даже жаль его! Видать, и впрямь несладко…       - Летиция…       - Это я, Эдмунд Толбот, сэр. Мисс Грэнхем осталась снаружи. Она сказала, вы желаете меня видеть.       Душный воздух вокруг качнулся, пальцы привычно уцепили какой-то угол.       - Чем я заслужил столь неожиданную честь?       - Сядьте, юноша, сядьте.       А голос все тот же.       Громкий, резкий.       Властный.       - Мистер Преттимен…       Понял вдруг, что сидит на парусиновом стуле возле койки.       Боже правый!       - Как вы знаете, мисс Грэнхем и я…       Серое лицо вдруг перекосило.       Крупная фигура под горой одеял дернулась.       Запахом ударило в нос.       Боже…       - Я, как и все на судне, осведомлен, что эта достойная леди согласилась сделать вас счастливейшим из смертных. Я уже имел удовольствие поздравить мисс Грэнхем, позвольте же…       - Перестаньте нести чушь.       - Я попросил бы, сэр!       - Она согласилась выйти за меня замуж.       - Именно это я и сказал…       - Сейчас, я имею в виду! Прежде, чем мы достигнем Земли Обетованной, если каким-то чудом вообще достигнем.       В памяти само собой всплыло изможденное лицо преподобного Колли.       Вдох.       - У нас нет священника.       - Капитан Андерсон проведет церемонию.       В памяти всплыло.       Другое.       Рябоватое, насмешливое.       - Но капитан ведь…       - У вас есть какие-то возражения?       Голос громкий, властный.       - Нет, сэр.       - Рад это слы…       Громкий голос срывается в сдерживаемый рык.       Лицо еще серее.       - Мистер Преттимен… могу я предложить вам выпить… или…       - Угомонитесь уже и выслушайте!       - Сэр…       На сером лице мелькнуло похожее на улыбку.       - Что? Трудно со мной, да?       - Вам самому очень тяжело, вот в чем дело. Любой на вашем месте… Возможно, когда погода наладится, вы сможете выйти и…       - Я умираю, Толбот.       - Право же, сэр, не стоит так отчаиваться! Небольшой перелом…       - Что у вас за дурацкая привычка спорить! Если я говорю, что умираю, это значит, что я умираю и скоро умру!       Пальцы вцепились в край парусинового стула. Сами.       Боже!       Словно в школе, когда учитель грозил розгой!       Вдох.       - Послушайте, Толбот, я хотел бы, чтобы вы были свидетелем на свадьбе.       - Опять?!       Вырвалось само.       Серое лицо усмехнулось.       - Вам это не по душе? Что поделать, юноша!       - Сэр…       - Теперь вы начинаете понимать, что ваше положение не только обеспечивает вам привилегии, но и накладывает обязанности.       - Сэр, я не…       - Не буду лгать, мысль пришла мне в голову именно из-за того, что однажды вы уже играли эту роль. И, должен заметить, неплохо с ней справились.       Он, что, издевается?!       - Сэр…       - Вы и лейтенант Олдмидоу…       - Сэр, помилуйте! Зачем… У нас ведь нет статуса официальных лиц! Тут, на корабле, мы никто. Я уверен, что лейтенат Саммерс… или хотя бы мистер Камбершам…       - Так это что, отказ?       - Не поймите меня превратно, сэр. Я всегда счастлив оказаться полезным мисс Грэнхем. Я почел бы за честь стать посаженным отцом…       - Мистер Ист будет посаженным отцом.       - Мистер Ист? Переселенец?!       - По-вашему, переселенцы – не люди?       - Но мисс Грэнхем… Бога ради, он же печатник!       - Весьма достойное занятие, смею вас уверить.       - Несомненно. Однако…       - Вы можете дослушать?! Или вам угодно продлить этот разговор до бесконечности?       Вдох.       Отвернулся. Губы сжались сами собой.       Почти от обиды.       - Офицеры получат новые назначения. По всему видно, что это последний вояж нашей древней посудины. Кто знает, куда их занесет! Но вы с Олдмидоу останетесь в Сиднейской бухте.       Покосился.       Серое лицо серьезное, напряженное.       Изо всех сил сдерживается, чтобы не застонать.       Право, даже жаль его, хотя и…       - Мисс Грэнхем унаследует мое состояние. Пусть оно скромное, но по крайней мере позволит ей вести достойную жизнь и не возвращаться к обязанностям гувернантки.       Так вот оно что!       Вот почему он спешит жениться!       Право, даже благородно…       - Сэр, я…       - Но без безупречных свидетелей, на расстоянии тысяч миль от наших судов, таких продажных…       - Сэр, что вы себе позволяете!       Голос взлетел. Сам.       - Возмутительно! Британская система правосудия…       - Если я говорю, что они продажные, то они продажные! В том, что касается денег, на них можно положиться. Но во всем остальном они продажны – в силу привилегий, землевладения и порочной, некомпетентной системы представительства.       Вдох.       Пальцы вцепились в стул.       И как он может…       Но это бессмысленно!       Спорить с этим самодовольным ослом все равно, что пытаться докричаться до глухого.       Весь этот вздор…       Но сил уже нет.       - Мне претит просить об одолжении.       Кто бы сомневался!       - Но я считаю, что это мой долг.       К чему он…       - Вы верите в справедливость, сэр?       Ах, теперь мы говорим о справедливости!       Выпрямился.       - Я англичанин. Я верю в честную игру.       - Что за…       Голос срывается на рык.       Пальцы уцепились, вытянули с парусинового стула.       - Позвольте мне помочь вам улечься поудобнее, сэр. Все эти одеяла…       - Это не одеяла! Это огромная опухоль верхнего отдела брюшной полости и верхней части нижних конечностей.       Перед глазами замелькало, зажужжало.       Ладонью махнул.       Нагнулся, потянул край пледа, приподнял.       - Боже правый! Боже..       - Да что с вами, юноша! Неужели каждая фраза должна начинаться с проклятия!       Пальцы выпустили плед, уцепили какой-то выступ.       Перед глазами замелькало.       - Сэр…       - Теперь убедились? Вы не можете подвинуть меня. Двигаться для меня – это мука. Подойдите ближе, Толбот.       Делать нечего.       Нагнулся к серому лицу.       Запах ударил в нос.       Зажужжало.       Только бы не морщиться!       - Я прислушался к своей совести и считаю, что то, что я собираюсь сделать, правильно. У меня есть бумага для вас.       Запах – дышать нечем.       - М?..       - Документ за моей подписью.       - М…       - Вы и Олдмидоу, как свидетели бракосочетания, станете гарантией того, что мисс Грэнхем унаследует все. Но могут найтись те, кто станет оспаривать завещание.       - М…       - Поверьте, юноша, они всегда находятся. Какие-нибудь дальние родственники, о которых ты при жизни и слыхом не слыхивал.       - М…       - Так вот. Они могут потребовать, чтобы брак сочли недействительным на том основании, что он не был… не мог быть консуммирован*.       Вдох.       Голова кружится.       Запах, жужжание.       Но надо ведь что-то…       - Боюсь, я не совсем понимаю… кхм… чем могу тут помочь, мистер Преттимен…       Взгляд впился в лицо.       - Я написал откровенное заявление о том, что у меня была связь с этой дамой во время путешествия. До заключения брака.       - Боже!       - Вы что-то сказали, сэр?       Запах – голова кружится.       - Ничего.       - Откройте вон тот сундук и найдите там портмоне из зеленой кожи.       Доски скрипнули под ногами.       Наконец-то вдох…       Пальцы послушно шарят среди бумаг и рубашек.       - Ну что, нашли?       Словно с лакеем!       - Да, сэр.       - Возьмите письмо, оно лежит сверху.       В пальцах послушно хрустнуло.       - Ну?       - Я согласен сохранить этот документ и предъявить его, не читая, в предусмотренных вами обстоятельствах.       - Хорошо.       Боже, наконец можно…       Доски скрипнули.       - Толбот!       - Сэр?       - Мисс Грэнхем не знает о существовании этой бумаги. И я бы хотел, чтобы она оставалась в неведении столько, сколько это возможно.       Кивнул молча.       Поклонился легонько.       Боже, наконец!..