Глава 6.
24 сентября 2012 г. в 20:14
Я не знаю, когда пришел в сознание, но какое-то время вспышки боли от судорог пронзали мое тело, заставляя погружаться во тьму. А в короткие периоды светлого сознания я чувствовал, что гроб заколотили, а теперь куда-то довольно неаккуратно несут. Если не болела нога, то болело ушибленное плечо. В нос бился явный запах мертвечины...
Но я еще слабо ощущал всё это, потому что боль не хотела отступать.
И я знал, что вот-вот – и я буду на свободе. На той долгожданной свободе, которой я жаждал.
Мне не нужна моя жизнь, я просто хочу умереть на воле. Не в этих пропитанных преступлениями и смертью стенах, а там... Где мне пришлось расстаться со многим. Буквально со всем.
И всё из-за одного человека, что однажды умертвил мою мать...
***
Он вылетел из камеры, как ошпаренный. Его маленькие ладони, спрятанные в карманы рабочей одежды, дрожали, словно по телу непрерывно и мелко стучали, а импульсы отдавались в его пальцы.
Удивительно, как он не забыл в таком состоянии закрыть дверь заключенного Чо Кюхёна – одного из самых опасных преступников в этой тюрьме. Его грудь рывками то поднималась, то опускалась, и тюремщик никак не мог восстановить дыхание. Глаза щипало. И не только от скопившихся слез, но и от колючих взглядов работников. Здесь Чонуна не любили, и мало кто избегал. В основном, парень удостаивался усмешек, пинков или чего похлеще. Эти невыбритые мужики, пропахшие потом и соджу, в мелких квартирках которых прятались жены и дети, совершенно не признавали гомосексуалиста в своих кругах. А Чонун не хотел об этом распространяться, просто однажды нашел себе друга среди этого океана подсознательной неприязни, за рюмкой рассказал о своей наклонности. А там понеслась...
Ненависть, презрение... Почему бы не уйти? Ведь не самое приятное место работы, но нет. Чонун – не тот человек, который, проработав на одном месте больше пяти-шести лет, может в одно мгновение оборвать все контакты с прошлой жизнью, и присоединить провода к новой. Облепленный репьями привычек, Йесон оставался тут, жил в этом месте, так как во внешнем мире ему было некуда и не к кому пойти. Он привык видеть три типа людей: тюремщиков, мертвых преступников и Чо Кюхёна.
Единственного адекватного человека во всём этом сумасшедшем и повернутом мире.
Хотя можно ли назвать адекватным того, кто отправил на другой свет двадцать одного взрослого и пятнадцать несовершеннолетних, из которых половину – особо жестоко. Он изнасиловал одного парня и больше десятка девушек из его жертв. Чонун искренне не понимал, зачем таким людям жить.
Но всё равно Чо Кюхён – самый нормальный человек в радиусе километра. У него есть свои принципы, ради которых он боролся. Йесон не мог думать по-другому. А если нет, то тогда он не человек. Но всё-таки что-то такое в нём ощущалось...
Тюремщик сжал пальцы в кулаки и, стиснув зубы, с трудом оторвал спину от тяжелой двери камеры Чо. Сейчас у него свободное время. Всё, что не касалось обслуживания Чо Кюхёна и умерших заключенных, не касалось и Чонуна. На него свалили самую неприятную и опасную работу...
Йесон, опустив плечи и уперевшись взглядом в бетонные плиты пола, быстро перемещался по коридорам. На губах остался привкус Кюхёна, а в душе – полнейшее смятение. Зачем он сунулся к нему?.. Именно сейчас? Ведь можно было... Просто помочь и отпустить. Чонун чувствовал, что они бы никогда не встретились. Почему он выделил этого преступника из массы остальных? Не кого-нибудь, а серийного убийцу, хладнокровного и беспристрастного. Скорее всего, мизантропа. Отвратительного.
Влетев в свою каморку, которая находилась в другом здании, не в том, где пребывали заключенные, Чонун стянул с себя рабочую куртку и плюхнулся на продавленную кровать в углу комнаты. Хотя сложно было назвать это «в углу», потому что она занимала почти всё пространство каморки.
Он закрыл глаза и в сотый раз облизнул нижнюю губу. Ощущения прикосновения не осталось совсем. Зато сам Йесон, казалось, пропитался запахом Чо. Крепким запахом металла. А еще у него почему-то с этим особенным заключенным ассоциировался красный цвет...
Грудь постепенно успокаивалась, выравнивая ритмы сердца и возвращая его на место. За неплотно закрытой дверью сновали другие тюремщики, косые взгляды которых Чонун уже чувствовал кожей. Но это совершенно не мешало парню изолироваться от всего и погрузиться в свои миры ассоциаций.
Парень думал о Кюхёне. О том, как он сможет ему помочь. И Йесон чувствовал, что Чо знает, как именно...
Внезапно в голове Чонуна возникла картинка. Среди заснеженного двора одного из многоэтажных домов бился о землю и истошно орал маленький мальчик. Его тельце, сгрудившись, валялось на снегу, стучало кулаками, выло... А вокруг него бегала женщина и как-то успокаивала его...
А в небе всё было красным. И снег был красным... И темнота была красной.
Буквально всё было красным.
И сразу – почернело. Чонун вернулся в реальность. Резко открыл глаза... Откуда в его голове такая картинка? Неужели... Он начал вспоминать своё прошлое? Своё давно забытое прошлое, канувшее в Лету вместе с чувством совести, с чувством боли и ощущением нужности этому миру.
Уметь любить? Это не про Чонуна.
Ощущать боль? Это не про Йесона.
Чувствовать хоть что-то? Это тоже не про него.
Когда Ким Чонун впервые коснулся ножа, когда лезвие, вложенное в его маленькие руки, впервые разрезало тонкую кожу женщины, тогда это всё ушло. Покинуло его.
Всего одно убийство, которое навсегда изменило его жизнь.
И связало с этим человеком – Чо Кюхёном, который остался без матери по его вине, по вине Йесона.
Кюхён забрал чувства тюремщика, а сейчас по крупицам, вместе с утерянной памятью, возвращал обратно... Словно отдавал долг. Странный, непонятный долг.
Долг-искупление, если его можно так назвать...