Всем дорогам конец - тьма.

Даже не верится, что всё вышло именно так. Обычно я безумный неудачник. Всё всегда идет наперекосяк, и лишь воля случая иногда спасает мое ничтожное существо. Бессильно откидываюсь назад, натыкаясь спиной на что-то металлическое, что тут же стучит по внутренней стенке шкафа. Меня дергает током. Кто сказал, что от нервных окончаний идут нервные импульсы? Ерунда. Там упорядоченное движение электронов – ток. Боюсь, что охранник услышит этот звук, но вспоминаю, что он всё-таки вышел. Кто-то позвал его, когда дверь шкафа чуть приоткрылась. В полумраке морга он не успел разглядеть его на наличие человека. Слава Богу. Хоть и не верю в Бога. Теперь мне надо вылезти отсюда, но я не могу. У меня сжались все мышцы от напряжения. Черт. Черт. Такое бывает, причем, довольно часто. Иногда судороги сводят ноги так, что сначала я этого не почувствую, а потом боль пронзает не только затёкшую часть, но и всё тело. Ужасно. Пока еще не болит... В голове всплывает воспоминание о первом приступе этой проклятой боли. Тогда небо было красным. Была зима, холодная, нетипичная для нашей местности. Мне на днях должно было исполниться шесть. Ходил в детский сад. Когда меня забрала мать после очередного дня, было слишком поздно. В детстве мне казалось, что это было одиннадцать или двенадцать ночи, но позже мне объяснили, что это было всего пять вечера, просто потемнело рано. Я поверил. Единственное, что я помнил – ужасное красное небо. Оно не было кровавым, просто в темноте отливало красным. Потом прочитал, что это солнечные лучи отражаются от марса и попадают в нашу атмосферу. Но тогда-то мне казалось, что это что-то мистическое и пугающее. И почему-то в этот вечер я так и не дошел до дома своим ходом. На полпути свалился с судорогами в ногах, кричал, орал, бил кулаками о землю, а мать бегала вокруг, говорила всякую ерунду и не знала, чем мне помочь. Дура. Этот вечер, я не знаю может ли быть такое в пять лет, стал для меня роковым. Во-первых, начались мои судороги. Во-вторых, я полюбил красный цвет. Такой... Бордовый. Тягучий. Похожий на кровь из вены. В-третьих, я разочаровался в своей матери. Это было отвратительное чувство, которое шло со мной все мои двадцать с лишним лет. Усмехнулся, отгоняя воспоминания подальше. Появилась боль в коленях. Значит, ближайшие полчаса будут для меня адом... Черт! И почему именно сейчас?.. Пока покалывания не обхватили ступни, выбираюсь из шкафа. Быстро оглядываю комнату. В этот же миг в помещении морга пропадает свет. Кто-то снаружи отключил его. Отлично, так даже лучше. Мои глаза выглядывают в темноте гроб, предназначенный для тела какого-то заключенного. Как я понимаю, не для того, что лежит сейчас под белой тканью. Слышал, что в этой тюрьме половину умерших заключенных отдают на разрезание или опыты. Некрофилы. Всё в такой же темноте подхожу к гробу, который назвать-то так сложно. Обычный ящик, сколоченный кое-как, лишь бы тело не валялось в земле без «оболочки». Отодвигаю крышку с замиранием сердца. Кто сказал, что у серийных убийц нет чувств? Есть, еще какие. Просто мы умело скрываем их... По телу прокатывается волна брезгливости, когда вижу чье-то тело, одетое в белую одежду. Лицо накрыто полотенцем. Черт... Ничего не остается, кроме как ложиться. Я вспоминаю слова того тюремщика – Йесона, как он представился, - о том, чтобы я переборол все свои чувства и уместился в один гроб с трупом. По правой ноге прокатывается боль. В голове всё мутнеет, вместо черного цвета передо мной возникает то красное небо. Отвратительно... *** Тюремщика снова не было две недели. Теперь Кюхён понимал причину этого. Хоть и до этого догадывался, иначе не пошел бы на сближение с тем. Правда, как сблизиться, он не знал. Говорил первое, что придет в голову. Он вообще никогда не умел контактировать с людьми, а проблемы решал смертью. Серийный убийца Чо Кюхён известен своими отточенными навыками скрытого убийства. Либо кошмарного, такого, что все стены места, в котором убили человека, будет покрыто каплями крови. Спустя две недели он появился. Вошел внутрь камеры, оставил обед. Обычно он не заходил только ради того, чтобы поставить поднос с едой, но сейчас... Кюхён как обычно сидел, уставившись в одну точку, и не смотрел на вошедшего тюремщика. А тот, поставив поднос, не поспешил ретироваться, как делал это обычно. Он сделал шаг навстречу Кю и замер в метре от него. - Йесон, - короткая пауза и едва слышный выдох из уст тюремщика, будто бы он борется с собой. – Я помогу тебе. Кюхён резко развернул голову к парню, внутренне ликуя. Вот он – плод его стараний! Наконец-то! Все сдавались под его натиском – и он сдался! На лице оставалось идеальное спокойствие, и лишь уголок губ дернулся и невольно подтянулся вверх, когда тюремщик под его взглядом опустил голову. Ему стыдно? Совестно? Плевать. Кюхёну всё равно.