Good night, sweet princess

Желтый, сухой лист описал еще один круг за окном, провожаемый моим взглядом — после чего тихо приземлился на землю, присоединяясь к подобным себе собратьям, засыпавшим землю сада, бесчисленным количеством своим знаменуя окончание лета. Осень. Четыре месяца здесь, четыре месяца в этой бесконечной гонке со смертью и с моими множественными противниками, гонки с препятствиями — за возможность продолжать гонку дальше. Я пережил покушение, несколько нервных срывов, психоз, попытку самоубийства, несколько инсультов — ради чего? Три месяца я жив в моем текущем качестве. Три месяца после моей незапланированной встречи с «Элоди» или магией — три месяца я трачу на сон четыре часа в сутки. Слишком мало времени на то, чтобы тратить его на сон — планирования, организация, встречи, анализ. Слишком мало времени, чтобы тратить его на приемы пищи — все происходит в рабочем кабинете, не отрываясь от письма. Слишком мало времени на ванную, слишком мало времени на Шарлотту, слишком мало времени даже на секс. С каждым днем темп все ускоряется и ускоряется — часы времен пробуждаются от дремы, механизм истории смазывается кровью народа — времени остается все меньше и меньше, дел все больше и больше. Что-то неподъемное, огромное, злое, наваливается на меня — и с каждым днем просыпаться все труднее. Просыпаюсь только с мыслью о том, что иначе завтра я уже не проснусь. Я не прошу отдыха. Я не прошу передышки. Я не прошу на неделю их всех остановить свои ужасающие планы и дать мне выдохнуть спокойно, отцепить от себя клубок этих интриг, расслабленно выспаться и лениво позавтракать в столовой, вместо того, чтобы засыпать держа перо в руке, не дописав половину слова — и просыпаться держа перо в руке, чтобы дописать это слово и продолжить указ дальше, будто бы ничего и не случилось. Я не прошу невозможного. Я прошу дать мне шанс. Шанс, что однажды это все закончится. Шанс на то, что я совершу задуманное. Шанс на то, что в финале этой пьесы я не сойду тихо с трона перед победившей Люцией, что я не буду взят в наложницы Императора, что я не стану публичным лицом Церкви, что я не стану марионеточным королем Джулианы. Дайте мне шанс — и я буду стремиться к нему. Три месяца жизни так, будто я умер — и попал в ад. Три месяца сизифовых трудов и лишений. И я едва удерживаюсь на самом краю сознания, на самом краю продолжения борьбы и на самом краю проигрышной черты. В историю входят годы великой войны — но сперва великая война происходит. Война состоящая из командования фронтами и определения ударов, продвижений и маневров — но сперва там происходят сражения, марши и осады. Сражения состоят из нападений, отступлений, тактических хитростей — но, каждый раз это но… Но сперва к сражении приводит производство доспехов, организация питания и привлечения солдат. А до того — к ним приводит организация производств, добыча руды и планирования расположения походной кухни в лагере. Но я был не тем, кто командовал добычей руды — чтобы в финале создать великую войну. Я был тем, кому приходилось искать рабов в шахты, чтобы наладить ее добычу. Подходило ли такое занятие мне? Нет. Как монарх — я должен был командовать фронтами, подсылать убийц и приказывать пропагандистам начинать военно-патриотический подъем. Но я ковал мечи, лично устранял неугодных и ораторствовал на площади — потому, что у меня не было иного выхода. Все решают ресурсы — и величайший ресурс из них — человек, у меня отсутствовал. О, безусловно у меня присутствовало некоторое число людей, на некоторую степень верных Короне — торговцы, рыцари, бароны. Но в организационном, стратегическом плане они были бесполезны. Мир вокруг меня был не корпоративной машиной, где младшие подчинялись старшему из-за самого факта его старшинства. Мир вокруг меня был феодальной раздробленностью, где в одном государстве уживалось несколько королей — и один принцесс. Я мог даровать моим подчиненным полномочия, обеспеченные Короной — но это были полномочия, а не указания, а мои «подчиненные» были вассалами, а не сотрудниками. Получи я выгоду сейчас, устроив себе несколько часов спокойного сна — всего через несколько месяцев я столкнулся бы с усилившейся раздробленностью, с недовольством остальных вассалов, с желанием недавних «осчастливленных» получить больше, отдав меньше. Кнут, пряник? Их соотношение важно, но только после того, как вы подберете правильную привязь. Ни ресурсов, ни армии, ни кадров, ничего моего. У меня не было ничего, кроме двух людей. Горничной и дикарки-мага. Конечно, я мог обратиться к Джулиане, к Елене. Они всегда будут рады помочь. У них есть все — ресурсы, кадры, влияние, контакты, армия, деньги и народ. Я и обращался до того всегда к ним. Ведь все было просто — они с радостью делились со мной всем. Ведь именно я продвигал идеи церкви в своих речах и вводил солдат герцогини во властные структуры Столицы. Забавно, но по сути все, что я делал до этого во благо себе — я делал в первую очередь ради них, получая лишь минимальную, «побочную» выгоду для себя. Я отдал Мелиссу Елене — взамен получив право пользоваться ей. Я ввел подконтрольную Урсула армию в банды Столицы — и получил возможность пользоваться ими. По сути, я занимался обеспечением благополучия Елены и Джулианы, чтобы получить доступ к их ресурсам. Я давным-давно преступил ту черту «контрольного пакета» и мои силы на девяносто пять процентов были заимствованными силами моих «союзников». В текущих условиях мне оставалось не больше пары месяцев до того момента, когда мне придется командовать то, что они делают — Елена и Джулиана уже начинали распределять меня и эту несчастную истерзанную тряпку, называемую Столицей между собой, в от время как я действительно служил их ширмой, самолично увеличивая их благосостояние за право урвать себе крошки от их выгоды. Хотя Резня и покушение смогли замедлить этот процесс — два, три месяца — и моя корона станет бессмысленной безделушкой, газетным образом для народа, в то время, как они приступят к поиску компромисса с Люцией. Мне повезет, если я останусь на старой должности — тогда мне предстоит жизнь мажордома до конца моих дней — но возможно, мое существование станет просто ненужно — или даже опасно. Церковь крепко запускала свои щупальца в умы крестьян, армия маршировала по улицам с оружием наголо. Без этого этапа мне не было возможности выжить — но и он всего лишь отодвинул один вариант конца и приблизил другой. С другой стороны, моя гибель в течение месяца превратилась в мое подчинение в течение трех, так что это все еще является эффективным, но главное — единственным методом спасения. Ривер был моим единственным контактом — невозможно вечно держать его на крючке отсроченного наказания, не когда границы между его личной охраной и столичной стражей размазываются столь быстро. Но мне это и не требовалось — Ривер был моим наиболее близким к определению «подчиненного» контактом. Он был готов действовать по приказу, он был готов выполнять работу и подчиняться — но потому, что я сейчас я обладал кредитом доверия, солидным. Ривер желал прибыли — и потому сейчас, когда его конвейер, организованный и созданный моими руками, буквально против воли набивал его золотом — он был готов подчиняться, он был готов даже пожертвовать часть своих ресурсов и перетерпеть проблемы. Ведь я уже доказал, что способен на то, чтобы дать ему прибыль — и не просто прибыль, а огромную прибыль. Он был похож на хорошего сотрудника — готовый работать за плату, подчиняться и исполнять, даже терпеть лишения из-за «доверия работодателю». Одна проблема — он был даже не на одну десятую так же могущественен, как Елена или Джулиана. И вторая — они так же видели Ривера. Они также желали его контакт — и потому Ривер, пусть и отдавал мне «кредит доверия» был всего лишь контактом — и, если мне не удастся удержать его — временным. Я смог организовать плацдарм и уберечь себя от наиболее быстрого сценария проигрыша — но это лишь дало мне возможность продержаться несколько дольше, чтобы придумать очередной план — и избежать следующей точки проигрыша. Елена и Джулиана должны быть уравновешены, как минимум противопоставлены силам. Подконтрольным мне силам. Моим собственным силам. Я должен остановить процесс не интеграции церкви и армии в государство — а государства в церковь и армию. Иксионский посол прибудет всего через несколько дней — и тогда, возможно, у меня появится шанс остановить мое движение к проигрышу. Выиграть вновь, прожить еще пару месяцев, выдержать еще один виток гонки, поменять еще один неминуемый финал. Поэтому — пока посол движется ко мне, пока Катагенеты собирают экипажи, пока план не приведен в исполнение… Шарлотта должна оставаться в замке. Шарлотта должна получать письма от матери. Шарлотта должна быть в ссоре с матерью. Шарлотта должна отвечать ей. Не важно, какой ценой и каким образом. Покуда она мой шанс. Я отвел свой взгляд от листьев и вернулся к бумагам. Три месяца. Четыре часа в сутки. Миллионы строк. Медленное движение к пропасти. Осознание собственной слабости и предопределенной судьбы. Еще один лист сорвался с дерева — и медленно начал пикировать вниз, на землю. Осень.