Good night, sweet princess

Дальнейшая неделя прошла относительно спокойно, покуда я сам восстанавливался после… Комы, пожалуй. Все что происходило в эти дни — это медленное восстановление двигательной активности, благословленное периодическими посещениями меня некоторых учителей, на чем мне пришлось настоять, поскольку отец чрезмерно пекся о моем здоровье, но я не решился пренебречь жизненно важными знаниями в данный момент, но омраченное чрезмерно частыми приходами Шарлотты. Шарлотта, да. Это говорливое, слегка надоедливое существо, казалось, способное в случае отсутствия тем для разговора генерировать их прямо из воздуха, обсуждая со мной все, от парней и до праздников, от одежды и до действий ее родителей, хотя за последнее я и слегка ей благодарен. Но чтобы выловить несколько слов, намеков на какие-либо договоренности между ее матерью и остальными лицами королевства, мне приходилось выслушивать десятки минут бессмысленной информации, уведомляющей меня в том, какое 'ужасно неподходящее' платье носила случайная малозаметная баронесса на празднике, который она посетила, и о том, какую 'прекрасную фигуру, ты бы только его видела' имел очередной третий сын пятой жены шестого наследника маленького графства. Но это был мой единственный бескорыстный, не скрывающий и не манипулирующий к собственной пользе информацией, вероятно, источник в моей доступности. Проблема была лишь в том, что при каждом таком разговоре мне приходилось пропускать мимо себя слишком много информации, которую я бы предпочел не слышать вовсе. Однако при таком подходе, ограничив время посещения меня Шарлоттой и снизив количество часов обучения, у меня высвободилось достаточно времени для размышлений и свободного самообразования, если быть более точным, то для чтения книг, в достаточном количестве, нашедшихся в библиотеке. И я нахожу этот факт весьма забавным. Строго говоря, в реальном средневековье аристократы тоже иногда хранили при своих дворцах и замках большие библиотеки, но в данном случае, если я даже могу допустить, что этой библиотекой даже пользовались в образовательных целях, то в обычном средневековье библиотека была показателем роскоши. Книга — вещь редкая и дорогая, каждая книга написана вручную, частенько она была красиво расписана, иллюстрирована, иногда изукрашена специально в эстетических целях. Книга была просто предметом роскоши, статусной вещью. Как для аристократии приличным в обществе считалось иметь меч, просто используя благородное право на это, и не уметь им толком пользоваться в той реальности, так и вполне принималось иметь огромные библиотеки для показания своего статуса и не уметь даже читать. Но то было в том мире, где аристократия вполне могла быть необразованными мракобесными идиотами, пресмыкающимися перед теми, кто выше по статусу как факт. Здесь же аристократы, принимая во внимание отнюдь не стандартный ход первого приема, в ходе которого ухватить от меня частичку власти попытался каждый, а так же высочайший по средневековым меркам стандарт образования, вполне могли собирать подобные библиотеки и для настоящего пользования редкой литературой. Впрочем, это отнюдь не мешает им дополнительно при этом показывать и свой собственный статус, все же, книга вещь редкая и дорогая. В любом случае, я отклонился от темы. Все оставшееся время я проводил в обнимку с книгой. История, сводки, архивные документы, трактаты и выкладки о государственном управлении, описания системы, базовые документы о существующем государстве, теологические сборники и немного аристократических предписаний. Пожалуй, это было достаточно глупо, надеяться на общее образование и двигаться постепенно. Прошедший прием был для меня похож на какую-то игру, в которую я оказался вовлечен, где каждого противника необходимо 'обыграть', получить 'максимум', выжать все. Тот же герцог Монфорт — я с непередаваемым удовольствием позволил ему разрешить мне взять под контроль все, что только было можно. Но я боюсь, что это было не только мое действие, но еще и наблюдение всех окружающих. Будто каждый раз это должно было быть отдельной сценкой. Боюсь, это было определенным неприятным последствием ускорения разума и моего прошлого психического состояния. И конечно, все это время я думал. Размышлял. Планировал. Я попросил Алису принести письменные принадлежности и листы, пытаясь подвести итог, записать все свои действия и примерные планы. На исход моего недельного постельного режима их было почти сорок листов. К сожалению, мои записи, на каком бы языке я их сейчас не делал, казались мне не только русскими, но и полностью неотличимыми от записей местных, потому доверить бумаге мне удалось не все. Только небольшие выкладки из тех фактов, что были мне известны. Но и без того, даже общих фактов и размышлений у меня быстро накопилось на толстую, исписанную под корень тетрадь, что уж говорить о предположениях и закрытых выкладках в моей голове, которые наверняка смогли бы заполнить целую библиотеку в отдельности, и не были бы переписаны на бумагу полностью, даже если какой-нибудь безумный ученый посвятил этому пару лет своей жизни. Единственное, что мне удалось для маскировки — использовать шифр: эзопов язык, максимальное количество терминов будущего для данного времени и непонятных словосочетаний. Таким образом, предложение 'Люция — вай-фай раздающий лениноподобные идеи россииромановского-толка с мыслями Годунова каждому местному Че Геваре, которого захочет заевреить для участия в маски-шоу-стиле рокировки президента' в основной массе и составляли все записи на этих листах. Боюсь, не зная контекста, даже мне пришлось бы разбираться в написанном некоторое время. Что же происходило в том случае, когда я записывал будущие предположения, планы и собственные мысли, когда мне приходилось подключать дополнительные ассоциации, блатную лексику, намеренную Мисс Херд и подобные вещи, оставляю на буйное воображение любого желающего о том поразмыслить. Поскольку, боюсь, в профессиональном шифровании мои способности весьма малы, я, тем не менее, обладаю некоторой возможностью скрыть свои мысли, если буду просто использовать не ту лексику, что используют остальные. Все же, один из лучших способов шифрования. Так же, за это время меня успела дважды посетить Джулиана и трижды Елена. Первая лишь осведомлялась о моем здоровье каждый раз, иногда незначащими фразами выражая свою неуемную радость о моем налаживающемся состоянии, и покидала меня, в то время как вторая заходила несколько дальше, обычно благословляя меня и читая нечто вроде местных молитв за мое здравие. Однако ничего серьезного от этого не происходило, потому следующая неделя прошла достаточно ровно. Исключая изучение языка. Удивительным образом, но хотя первый язык этого мира оказался для меня полностью родным и неотличимым от русского, вместе с тем Сшанджийский оказался для меня… Новым. Хотя он и состоял из всех тех же букв и я думаю, при некотором старании, я бы смог донести свою мысль до собеседника и понять его ответ, он не был похож на то, что я знал до того. Некоторые слова имели не то значение, что в русском, по-другому писались, произносились. Были и новые слова. Это было нечто вроде отличия классического британского английского от безобразного грязного австралийского варианта. То есть это было относительно понятно мне, но по-настоящему вести разговор… Я бы все равно взял с собой переводчика на всякий случай. И лишь в понедельник я смог объявить себя достаточно восстановившимся для того, чтобы покинуть свою постель и вступить в этот жестокий мир. И было ли это связано с тем, что я закончил примерный план будущего, или с тем, что смог узнать основу этого мира, либо накидать приемлемый вариант своих телодвижений на несколько различных случаев поведения местных… Что ж, похоже на то.