Ночной разговор
29 октября 2015 г. в 15:36
15 июля.
Два часа ночи.
Дети уже давно в палатках. Хочется верить, что они там спят, а не разрабатывают очередной план похода на товарищей с зубной пастой.
Танюшка тридцать минут назад отправилась баиньки, предварительно попросив разбудить ее через полтора часа.
Я и Сергей остались у костра.
Глупая идея дежурить по двое, но деваться некуда.
— Так и будем молчать? — спрашивает плаврук после продолжительной тишины.
Пожимаю плечами, делая вид, что обстановка меня совсем не напрягает.
— Можно и поговорить. Только о чем?
— Или о ком, — поправляет Писарев.
— Можно и о ком, — соглашаюсь я.
Что-то сегодня мы быстро с ним договариваемся.
— О тебе, — безапелляционно звучит в ответ.
Перевожу на него взгляд, полный удивления и легкого возмущения.
— Почему именно обо мне? Ты — личность, куда более интересная. Уникальная даже.
Замолкаю, понимая, что уже и так сболтнула лишнего.
Плаврук ухмыляется.
— Да, это я! Но тебе удалось меня, такого, заинтересовать, поэтому сначала будем говорить о Софье Долгорукой.
Скромно интересуюсь:
— Ты всегда все решаешь за других или это только мне здесь везет?
— Нет, но сейчас моя очередь задавать вопросы.
— И что же Вы желаете знать? — чувствую, как щеки начинают гореть. То ли из-за жара, исходящего от костра, то ли… Так о последнем лучше не думать. Хотя сказать все-таки не помешает…
Набираюсь смелости, наглости и невозмутимости, коих Писарев вполне мог бы мне одолжить, и спрашиваю:
— Почему ты так смотришь? Со мной что-то не то?
— Все как всегда, — с улыбкой отвечает Сергей. — Фигурка точеная, глазки горящие, губки пухленькие, ручки золотые.
Хорошо, что я сейчас не трапезничаю. Точно бы подавилась.
А плаврук, тем временем, продолжает:
— Когда злишься, ты смешная. А когда улыбаешься, очень красивая и похожа на мою жену.
За неимением пищи я чуть было не подавилась воздухом.
Неужели не послышалось? Он женат?
Прочтя вопрос, застывший в моих округленных глазах, Писарев, сощурившись, поясняет:
— Она умерла два года назад.
Впервые в жизни ощущаю себя полной идиоткой. Теперь понятно, почему он такой: потеряв близких, многие становятся черствыми, грубеют, надевают маску циничности.
Некоторые и вовсе замыкаются в своем горе.
— Прости, — вырывается у меня.
— За что? — на лице Сергея — мрачная усмешка. — Ты уж точно не сделала ничего плохого.
Приятно, что он обо мне такого мнения, но идеальных людей не бывает.
Последнее неосознанно произношу вслух.
— А кто говорит, что ты — это идеал? — он сейчас смеется, издевается? По виду не скажешь. Плаврук в эту самую секунду выглядит предельно серьезным. Необычное для него состояние. Впрочем, я уже ничему не удивляюсь.
— Ты просто очень хорошая. Милая. Забавная. Настоящая.
Чувствую, еще парочка таких комплиментов — и от моих ушей и щек можно будет зажигать дрова.
— Спасибо, — тихо роняю в ответ, не зная, что еще можно сказать.
— Не бойся, зая! Я не такой страшный, как в мультике.
Преодолевая процессы торможения, пытаюсь вспомнить, о чем сейчас идет речь. Это он про героя «Ну, погоди!»?
Мозги уже наполовину дремлют и работать категорически отказываются. А им еще столько надо переварить.
И тут в районе палатки слышится спасительный шорох. Смельчаки из моего отряда, вооруженные зубной пастой, вышли на охоту.
Крадучись, они направляются к палатке девчонок.
— Стоять! — обламывает им развлечение Писарев.
Пятеро героев застывают на месте. Оригинальная композиция!
— Кругом! — командует плаврук.
Бойцы, вздыхая и перешептываясь, послушно выполняют приказ.
— Шагом марш в свое место ночлега, и ни звука там! Иначе заставлю отжиматься, а потом рубить дрова.
Дважды повторять не приходится. Через пять минут в мужской палатке наступает гробовая тишина.
«Прирожденный Макаренко!» — думаю я.
Мысли прерывает сигнал будильника.
Надо идти и вырывать из объятий сна Танюшку.
— Пора будить подругу, — констатирую вслух. — И самой отправляться на ночлег.
— Спокойной ночи, — со странной примесью грусти и нежности раздается в ответ.
Мне это точно не снится? Надо себя ущипнуть.