— Что может быть хуже ада? — спросил он. — Чистилище, — ответил я. Курт Воннегут
Белизна комнаты слепила глаза. Эггзи моргнул и обвёл взглядом помещение — не палата, что уже хорошо, но всё выглядело пусто и казённо. Пока он пытался понять, где находится, и вспомнить, как сюда попал, дверь без замка приоткрылась и в неё вошла Рокси в медицинском халате. — О, ты уже проснулся, — улыбнулась она. — Хорошо. Доктор хотел видеть тебя до приёма таблеток. — Каких таблеток?.. Где я, Рокс? Рокси нахмурилась, смешно сводя тонкие брови, покачала головой и ответила только: — Одевайся, доктор ждёт. После чего вышла. Поднявшись, Эггзи обнаружил на стуле у кровати простую светлую майку и сложенные штаны, похожие на пижамные. Белый цвет начинал отчётливо раздражать своей стерильностью. За Рокси он прошёл на второй этаж через несколько запертых дверей, после чего она пропустила его в кабинет, входя следом. Эггзи, до того смотревший только в пол (белые стены, белый потолок, но тёмный кафель), наконец поднял взгляд. Чтобы увидеть Харта. Живого Харта, невозможного Харта в белом расстёгнутом халате поверх рубашки. Эггзи перестали держать ноги, но он успел сделать ещё шаг вперёд прежде, чем комната сделала кувырок, и всё погасло.***
— Эггзи? Мерлин осторожно тронул его за плечо, с сожалением вырывая из сна, и Гэри в первый момент вздрогнул, подался вперёд, не сразу понимая, что он всё ещё в самолёте. — Мы прилетели. Пойдём, нам пора в штаб. — К доктору? — странно севшим голосом спросил Эггзи. — И к нему тоже, тебя надо осмотреть. — Не надо к доктору, Тьма меня подлатает. Мерлин нахмурился: ему совсем не понравилось, что Эггзи так быстро свыкался с Тьмой. — Я бы настоял на осмотре. Могу провести его сам. — Ладно, если это так необходимо. Я пойду, помогу пока Рокс. Гэри поднялся из кресла и вышел за дверь, потягиваясь на ходу.***
Спустя неделю было всё ещё очень трудно, но Мерлин не думал, что одной из самых сложных вещей будет приезд в бывший дом Харта. Эггзи согласился занять его, да и самому Мерлину это показалось правильным, но согласно протоколу сначала нужно было забрать оттуда все архивы и компьютер Гарри. Эггзи вызвался помочь, и теперь они вдвоём складывали бумаги в коробки. Мерлин не переставал восхищаться силой духа нового Галахада, как и не переставал беспокоиться за него. Эта сила, этот внутренний стержень словно остались единственным, что держало его в этом мире. Он отлично справлялся со всем, что ему поручали: миссии, задания, дипломатия и стрельба — он словно рождён был для этой роли. Мерлин видел это и раньше, во время обучения, но его пугала эта идеальность. Зная, что Тьма нервирует его, Эггзи не выпускал её в присутствии координатора, хотя на миссиях удавалось не всегда. Сам он в ответ старался не требовать от Гэри слишком многого — насколько это было возможно в условиях острой нехватки агентов (Борс и Кей погибли, но кроме Честера Кинга предателей в Кингсмен не оказалось) и глобального кризиса по всем фронтам. Самому Мерлину было тяжело в доме Гарри теперь, но Эггзи так легко согласился жить там, попросив только всё остальное оставить, как есть, что казалось, он сумел просто отрешиться от утраты, похоронить не только Гарри, но и свою память о нём, пусть даже это очевидно было невозможно. Сложив коробки в машину, Мерлин потёр замёрзшие ладони и бросил прощальный взгляд на знакомый балкон. Не то чтобы он не собирался возвращаться сюда, просто слишком хорошо понимал, что в следующий раз, когда он здесь окажется, это будет уже другое место. Хотя возможно, как раз на это он и надеялся в глубине души. Надеялся, что у Эггзи получится сделать этот дом своим, а не превращать его в музей имени Харта. Коротко попрощавшись с Анвином, Мерлин завёл двигатель и отправился напрямую в штаб, не желая тащить коробки ещё и через ателье. Позже он составил их рядами — в своём кабинете, не в координаторской, — и сразу приступил к делу. Срочных операций не было, а на случай форс-мажоров на базе согласилась остаться Рокси. Разбор бумаг затянулся до позднего вечера, но Мерлин не заметил этого, обратив внимание на время, только когда от долгой работы с документами нещадно заломило спину. Он выпрямился, закидывая руки за голову, давя на шею, с хрустом расправляя плечи, и откинулся на стуле, задумчиво оглядывая оставшиеся коробки. Ясно было, что за один раз управиться не получится, но всё же хотелось сделать как можно больше — не столько для того, чтобы просто покончить с этим, сколько потому, что в этих сухих цифрах, отчётах и записях была целая жизнь. Там были диплом Оксфорда, бумаги из семинарии, открытки прихожан, все бумаги его семьи, подтверждающие смерть отца, матери, старших братьев и сестры... И следующие двадцать лет его жизни: счета, договоры аренды, лицензии. Завещание хранилось непосредственно в Кингсмен по очевидным причинам, и Гарри не успел его переписать, однако наследников у него всё равно не было, и отписанным агентству имуществом Мерлин распорядился сам, решив передать его Эггзи, как исполняющий обязанности Артура. Он понимал, что, скорее всего, теперь ему придётся занять эту должность, но имя принимать не хотелось. За годы он сросся со своим позывным, в нём было уютно, как в любимой одежде. Или в собственной коже. Мерлин встал из-за стола и поднял очередную коробку, чтобы отнести её к свету. Здесь были в основном рукописи: даремский дневник, короткие путевые заметки и две толстые тетради в красных обложках. Открыв тетрадь, Мерлин почувствовал пробегающий по спине холодок. Ему только казалось, что Гарри принял гибель Ли относительно спокойно и не беспокоил семью Анвинов. Точнее сказать, он действительно не беспокоил их, но одиннадцать лет не прекращал поиски способа избавить Эггзи от Тьмы. Сдался он, лишь найдя этот способ — неприемлемый настолько, насколько это вообще было возможно. Мерлин отложил все остальные бумаги, углубившись в чтение дневников. Между операциями Гарри успевал регулярно ездить в Уэльс и несколько раз побывать в Анафарте. Это название было Мерлину не просто знакомо — он мог с точностью назвать координаты турецкого поселения, как делал на лекциях для рекрутов, просвещая их по части истории Кингсмен. Чего не знал даже он, так это того, что кроме сыновей аристократов в Норфолкском полку был Дэвид Анвин. Мерлин не сомневался, что Гарри знал о семье Анвинов больше, чем сам Эггзи или даже Ли, но удивительным казалось то, что тот скрывал свои изыскания даже от друга. Впрочем, он знал Харта достаточно хорошо, чтобы понимать причины такой скрытности. Он и сам не стал бы впутывать кого-то ещё в то, что счёл бы делом своей жизни. Гарри поднял церковные книги Хэй-он-Уая, находя в них и запись о рождении Дэвида. Аккуратным почерком были исписаны две страницы — дословная цитата из книги, в которой было указано, что мальчик родился слабым и недоношенным, в церковь его везти не стали, и потому слишком занятой священник провёл обряд заочно, занося имя в книгу. Следом шли только короткие пометки: 10.03.1930 — Роджер Дэвид Анвин — не крещён 26.11.1953 — Говард Роджер Анвин — не крещён 12.07.1969 — Ли Говард Анвин — не крещён 06.09.1991 — Гэри Ли Анвин — не крещён Красным под этим списком было указано: «Де-факто Дэвид Джон Анвин не был крещён». На краю сознания Мерлина забрезжила какая-то мысль, но поймать её пока не удавалось, информация сливалась в разноцветное полотно без структуры. Он заварил себе кофе и вернулся к тетрадям. На следующих страницах были в хронологическом порядке расположены выдержки из документов, помеченных Гарри как бумаги из Ватиканского секретного архива, и Мерлину не хотелось даже думать, на что Гарри пришлось пойти, чтобы попасть в него, а проделывал он это явно не один раз. В этих выдержках Гарри, казалось, собрал предполагаемые свидетельства появления Тьмы, имена носителей — по одному за раз. Тьма перебивалась такими сделками, каждый раз отыскивая кого-то нового, кочуя из страны в страну, с материков на острова и обратно, пока не осталась на относительно долгий срок в Турции. Там разрывы между появлениями Тьмы стали гораздо больше, и Гарри сделал пометку на арабском, в которой Мерлин не без помощи анализатора узнал суру Аль-Фатиха. Последний раз Тьма проявила себя во всей красе 12 августа 1915 года, заставив исчезнуть полк почти из трёхсот человек в лесном тумане. Стало ясно, как божий день, что это был вовсе не туман. Мерлин застонал и сжал виски — такого он вовсе не предполагал, не мог даже вообразить все эти годы. На следующей странице Гарри просто размышлял о том, что, скорее всего, хозяин позволил Тьме слишком много, пытаясь уберечь родную деревню, и та вышла из-под контроля, сожрав целый полк и найдя среди солдат возможно единственного, кто мог бы стать ей новым слугой. Единственного, кто не был крещён. Оставалось только гадать, почему Тьма предложила ему сделку с условием перехода от отца к сыну (это не оговаривалось отдельно, но Мерлин уже заметил, что среди носителей не было женщин). Был ли это расчётливый ход — обеспечить себе следующий сосуд, либо, напротив, полнейшая глупость, связанная с её неспособностью понимать человеческую природу и её изменения, но факт оставался фактом: после смерти Дэвида вскоре после рождения сына она оказалась прикована к Анвинам. Изучив оккультные труды из Ватиканского архива, Гарри понял, что сделку может разорвать священник — в присутствии человека, её заключившего, и самой Тьмы. За этим выводом следовала толстая красная линия, будто Харт подвёл итог и отмёл полученные данные, пытаясь решить задачу с другой стороны. В следующей тетради были бесконечные цитаты сановников разных мастей, живых и мёртвых, смысл которых был примерно одинаков: если попытаться крестить носителя, с которым Тьма уже связана, это приведёт к его немедленной смерти. Очевидно, Гарри не готов был принести такую жертву, и потому на второй тетради всё закончилось. Мерлин потёр гудящие виски, пытаясь уложить информацию в голове. Но главное — он не мог пока понять, следует рассказать обо всём этом Эггзи, или же не стоит сообщать ему о решениях, которые ему всё равно не помогут. Вспоминая, как Анвин сказал ему: «Вы не можете в таких вопросах решать за других», Мерлин вздохнул и закрыл тетрадь, накрывая её ладонью, а потом отбил на дужке очков код вызова Галахада. Им предстоял непростой разговор, и такие вещи лучше было сообщать живьём.***
В сознание он пришёл на полу кабинета. Отчётливо пахло нашатырём. Над ним склонилось обеспокоенное лицо Харта, и Эггзи прошибло насквозь, он вскинулся, цепляясь за его предплечья и бормоча: — Гарри, Гарри, Гарри, ты же умер, что происходит, как ты выжил, почему ты здесь, Гарри, ответь мне... Гарри вяло пытался отцепить его руки от своих и заставить сесть, нажимая на спину, но попытки его едва ли увенчались успехом: Эггзи не мог успокоиться и не мог прийти в себя, пока подоспевшие санитары не поставили его на ноги и не усадили в кресло перед столом. Гарри обошёл его и сел, красное дерево будто проложило границу между ними, разделяя. — Эггзи, — осторожно начал Гарри, — ты же видишь, что я не умер, да и не происходило ничего опасного в моей жизни. Почему ты думаешь, что я мёртв? — Я своими, то есть твоими глазами видел, как тебе в Кентукки пустили пулю в голову, а до этого ты перебил полную церковь народу, и Мерлин подтвердил, что ты умер, мы тебя похоронили, Гарри, неделю назад почти... Гэри сбился на едва различимый шёпот, а когда и он стих, Гарри ещё более аккуратно спросил: — Эггзи, кто такой Мерлин и когда последний раз ты с ним разговаривал? — Вчера вечером, Гарри, он забирал бумаги из твоего старого дома, чтобы отвезти в штаб и подробно изучить, а я ему помогал. — Но Эггзи, как ты мог помогать Мерлину забирать бумаги, если ты не покидал территорию больницы уже двенадцать лет? — Какой больницы, я думал, мы в медотсеке Кингсмен, и Рокси здесь... — Бетлемской королевской больницы, Эггзи, — перебил Гарри, — не существует никакого Мерлина, Кингсмен, я не умирал, я твой лечащий врач. Ты помнишь, Эггзи? Гэри замер в кресле неподвижным изваянием, сминая в пальцах ткань штанов. Через несколько долгих минут он наконец поднял взгляд на Гарри, чтобы ответить: — Нет. Это враньё. Ты не настоящий. Харт откинулся в кресле, прикусывая дужку очков и глядя на Эггзи. — Что произошло, ты уже два месяца не бредил, почему сейчас?.. Он вздохнул и нажал на кнопку на столе, приглашая Рокси, чтобы та отвела Эггзи на завтрак. Минутой позже она замерла возле кресла, мягко выжидая, пока он не поднялся и не направился к выходу, но у самой двери он резко развернулся и схватил её, идущую чуть позади, за рукав, яростно шепча: — Ну ты-то помнишь, ты же помнишь, ты неделю назад взорвала спутник, поднявшись в стратосферу, ну же! — Гэри, я простая медсестра, и неделю назад я была здесь, ухаживала за тобой и другими пациентами. Эггзи сник и позволил вывести себя из кабинета, бросая напоследок неверящий взгляд в сторону Харта.***
Анвин стоял у двери кабинета Мерлина и никак не мог заставить себя постучать. Отчего-то именно стук в дверь оставался какой-то болевой точкой для него: он не мог не думать о нотациях Гарри, когда входил без стука, и не мог не вспоминать его, заставляя себя поднять сжатый кулак. Вот и теперь проблема заключалась вовсе не в том, что он боялся Мерлина или того, что должен был от него услышать. Всё было проще и сложнее одновременно: он просто пытался справиться с собой. Пока он собирался, Мерлин просто открыл дверь, впуская его, и указал на кресло перед своим столом, не задавая вопросов. Эггзи опустился в него и вздрогнул — ему показалось, что он увидел совсем другой кабинет, всего на доли секунды, но образ был столь чётким, что становилось страшно. Мерлин выдернул его из этих мыслей: — Не радуйся раньше времени, Эггзи, но в записях Гарри я нашёл кое-какие заметки о Тьме. Не то чтобы Гэри действительно мог радоваться чему-то теперь, пусть даже это был призрачный шанс на спасение. Он не лгал, когда говорил, что ему нечего терять, и дело было вовсе не в том, что он сдался. Просто он потерял что-то гораздо более ценное, кого-то более ценного, чем он сам, едва обретя. Прежде он даже не полагал, что способен на такое чувство — а теперь понимал, что и прежде, до Гарри, терять ему было нечего. Он не знал, хорошо ли, что он это осознал теперь, плохо ли. Ему было всё равно, и в ответ на слова Мерлина он только равнодушно пожал плечами. — Что-то интересное? — Гарри сумел понять, как разорвать сделку и как освободить тебя от Тьмы, если разорвать её нельзя. К сожалению, ни то, ни другое мы сделать не можем. Первый способ состоит в том, что священник расторгает договор в присутствии Тьмы и того, кто его заключал, второй же означает для тебя гарантированную смерть. Эггзи не ощутил даже разочарования. Довольно трудно жалеть о шансе, которого у тебя в общем-то и не было. — Это всё? Мерлин нахмурился. — Эггзи, как ты себя чувствуешь? Может, тебе нужна передышка или помощь? — Спасибо, я в порядке. В полном порядке. Мерлин, конечно же, не поверил ему, но любые действия казались выходящими за рамки, и потому ему оставалось только надеяться на благоразумие Гэри. — Я могу идти? — Да. Да, конечно.***
Чарли сидел в углу и, раскачиваясь, смотрел в стену, что-то неразборчиво бормоча. Руфус замер перед окном, глядя на птиц на ветках платана. После обеда в больнице наступало тихое время, тихое, но наполненное вероятностями: случиться могло что угодно: приступы, попытки суицида, отказы принимать лекарства. Но в этот день, кажется, всё было спокойно. Эггзи сидел на небольшом диване у запертой челесты и смотрел на остальных без любопытства, без настороженности. Препараты, которые ему вкалывали утром и вечером, делали голову пустой, а время вязким, покрытым белёсой дымкой. Доктор Харт ещё дважды говорил с ним. Во второй раз Эггзи дёрнулся к нему, схватил за плечи и начал трясти в отчаянной попытке достучаться до того Гарри, который был ему знаком, а Рокси охнула и вызвала санитаров, которые держали его до тех пор, пока мисс Мортон не вколола ему седативное. Эггзи всё равно не верил, что это происходит на самом деле, хотя вкусы, цвета, запахи и блаженная тишина в голове говорили об обратном. Позавчера приходила мама. На вопрос о сестрёнке она лишь удивлённо покачала головой и сжала его пальцы. В его жизни никогда не было Дина, Дэйзи, морской пехоты и гимнастики. В Бетлемской больнице он провёл последние двенадцать лет — половину своей жизни. Эггзи подобрал ноги к себе и уткнулся лбом в колени. Сознание слушалось его неохотно, мысли ворочались через силу, отчаянно хотелось проснуться.***
Весь следующий месяц своё скудное свободное время Мерлин посвящал проверке того, что узнал Гарри. Не то чтобы он надеялся найти что-то новое или опровергнуть его выводы, просто не мог сидеть, сложа руки, глядя на то, как от самого яркого из кандидатов остаётся лишь тусклая тень. Выводы, впрочем, оставались неутешительными: ничего нельзя было изменить. Эггзи работал превосходно. Он чётко следовал инструкциям, он умело справлялся со всеми задачами, выкладываясь полностью, и старался не слишком часто прибегать к помощи Тьмы. Эта эффективность пугала, как может пугать тишина там, где должны гудеть машины, как пугает звенящая пустота под грозовыми тучами. Мерлин ждал: всё застыло в моменте ожидания раскатов грома, следующего за вспышкой молнии. В тот день инструктаж прошёл как обычно слаженно, но ощущение затишья перед бурей было сильнее, чем когда-либо до. — Эггзи, MIT отрицают свою связь с «Серыми волками» и «Нурджуларом», но свидетельства их причастности очевидны. Уже была прекращена деятельность нескольких турецких школ и культурных центров в разных странах, когда выяснилось, что там изучают идеи «Нурджулара». Нам нужно выяснить, кто их возглавляет сейчас, сколько у них человек, собрать максимум информации. Всё, что удалось узнать на данный момент — в этой папке. Начни с выяснения того, действительно ли, Саид Фидан сейчас их глава. Всё понятно? Эггзи принял папку из рук Мерлина и коротко кивнул: — Я всё понял. Я ещё прочитаю, но когда и куда я отправляюсь? — Вылет завтра в четыре утра по Гринвичу. К полудню по местному времени будешь в Стамбуле. Всё снаряжение получишь перед отправкой. — Привезти турецкого кофе? — Эггзи кивнул на полупустую кружку рядом с панелью управления. Мерлин криво улыбнулся. — Я всё понимаю, но мы вроде перешли в нормальный режим работы, а на вас всё равно лица нет. — У нас всё ещё нет Артура, так что я на нормальный режим не перешёл, — неохотно проговорил Мерлин, и тут же переключился. — А вот тебе точно нужно больше отдыхать, ты и так делаешь больше, чем нужно. — Но этого всё равно мало, верно? — странно, безадресно, будто самому себе ответил Эггзи, и тут же рассмеялся, смазывая собственные слова, так и не договаривая, для чего же недостаточно его работы. Если до этого Мерлин думал, что более напряжённым затишье стать не может, теперь стало ясно, что он ошибся.***
Дни в лечебнице — сплошной белый туман, легко потеряться в датах и даже днях недели, если не помнить, что суббота — день посещений, воскресенье — день кино, а пятнадцатого числа каждого месяца самых спокойных вывозят в музеи и парк. Эггзи после того, как он бросился на Гарри, спокойным не считали, и потому он проводил взглядом автобус с другими пациентами, которым хватило ума молчать. Сам он уже с трудом помнил о том, что у него была совсем другая жизнь. Гарри был настолько профессионально деликатен и непредвзят, а Рокси настолько мягка в сравнении с той смелой и жёсткой Рокс, которую он помнил, хранил в своём сердце, что тянуло усомниться в том, что та Рокс действительно была. Мерлина здесь звали доктор Джейкобсон, он носил под халатом тёмные рубашки и светлые джинсы, и разрешал иногда играть на челесте тем пациентам, которые это умеют. Эггзи не рисковал, не задавал ему вопросов, только иногда ловил взгляд, в котором не было ни особенного узнавания, ни намёка на то, что всё это дурацкое прикрытие, о котором его забыли предупредить. Без остальных в комнате было немного пусто, хотя народу вокруг по-прежнему оставалось полно, Хескет бросал маленький мяч в стену и ловил его, и если бы не таблетки, на которые Эггзи перевели сегодняшним утром, его раздражал бы этот мерный стук. Но он просто смотрел в одну точку, ту, в которую бил мяч, только смотрел, не отводя взгляда. У него не было сил удивляться меткости, с которой Чарли отправлял свой снаряд каждый раз точно в невидимую цель, он просто решил, что у того было достаточно времени, чтобы стать лучшим в деле кидания круглых резиновых предметов. Рокси прошла мимо них, и Эггзи видел её краем глаза, такую лёгкую и воздушную в этой белой дымке. Волосы блестели в безжалостном осеннем солнце, окружая её голову ореолом, и она была так прекрасна, что смотреть больно. Это оказалось сильное чувство, прорвавшееся даже через таблеточную дрёму, единственное чувство, что осталось у Эггзи — боль. Бесконечная боль от того, что Гарри мёртв, и от того, что он жив, но ничего не помнит — теперь стало так сложно понять, что правда, а что нет, и Эггзи не мог понять, от чего его сердце должно разрываться, так что пытался справиться сразу со всем. Это выматывало, это лишало сил, желания бороться, этого просто было слишком много для него одного. Через секунду Рокси снова прошла мимо, и Эггзи резко (так резко он не двигался уже давно) оглянулся на неё — оба раза она шла от двери, и никак не могла бы незаметно вернуться, чтобы сделать этот шаг. Рокси оглянулась на звук, с которым он повернулся — скрип стула, прикрученного к полу, и улыбнулась ему, и ореол вокруг её головы светился так ярко, что больно было смотреть. Эггзи казалось, что он что-то упускает, но мысли расползались, расходились, словно нити в непослушных пальцах. Вечером он спрятал таблетки под языком, а потом закопал их в цветочный горшок в коридоре. Той ночью он спал почти без снов, только иногда слышал далёкие крики и хохот Тьмы — напоминание о дне В, если только тот на самом деле случился в его жизни. Если же он выдумал этот страшный день и всех, кого убил Гарри, кого убил он, то в лечебнице ему было самое место. С этими мыслями он распахнул глаза на рассвете.***
Стамбул встретил Эггзи обычной суматохой аэропорта. Ему полагалось изображать молодого бизнесмена среднего достатка, и костюм он надел без зазрения совести и угрозы прикрытию. Нырнув в такси, он отправился в отель, расположился там, проверяя номер на предмет прослушки скорее по привычке, чем по необходимости, и послеобеденный зной застал его готовым ко всему. Он не мог отправиться на семинар Гюлена, не вызывая подозрений, но мог отужинать в кафе неподалёку от места его проведения. — Те двое идут за тобой от самого отеля, — отметила Тьма, пока Эггзи прогуливался по улицам, присматривая кофейню поприятнее и усердно изображая дельца, отдыхающего накануне переговоров с турецким строительным холдингом. «Я вижу, — подумал он, — нет причин сбрасывать хвост, это будет подозрительно». Тьма недовольно зашелестела, пока Эггзи выбирал столик под едва вышедшим из зенита солнцем и устраивался, греясь в ярких лучах. Мерлин не смотрел его глазами сейчас, задание это было отчасти отдыхом, и оба это понимали, так что Эггзи расслабленно пил кофе, неспешно продумывая план действий. Следить, когда следят за тобой — двойные кошки-мышки с предполагаемыми террористами должны были бы смутить кого-нибудь другого, кого-нибудь без целого агентства за спиной и Тьмы внутри, так что он был спокоен. Но сейчас Мерлин не смотрел его глазами, а Тьма не могла остановить пулю, так что когда в окне высотки в километре к центру города блеснул прицел, Эггзи был уже мёртв, хотя и не подозревал об этом. Его голова взорвалась криком Тьмы, увидевшей летящую пулю, но он не успел отклониться или нырнуть в тень. Испугаться не успел тоже — только понять, что всё закончилось. Он умер до нелепого быстро для агента Кингсмен. Тело отбросило, стул перевернулся, он лежал, неестественно раскинув руки, кровь стекала в швы плитки — маленький багровый лабиринт без выхода, гротескная карта его дороги в ад.***
Всю неделю до следующего приёма у Харта Эггзи упражнялся в актёрском мастерстве. Это было нетрудно, о его спокойствии и отрешённости, как оказалось, давно было известно всем, и самым сложным было не выдавать своего внимания. Таблетки он продолжал исправно скармливать земле, и спустя неделю сознание его стало яснее, но понимания происходящего не прибавилось. Он перестал терять часы и дни, тот, другой мир стал тусклее и начал выцветать на изнанке его век, но от того не стал менее реальным. Пропала больничная кошка. Он точно видел, как она ходила по первому этажу в понедельник и вторник, в среду её не было, а когда в четверг он спросил, куда подевалась чёрно-белая Таффи, Рокси вскинула бровь и медленно спросила, кто такая Таффи. Сразу поняв, к чему идёт дело, Эггзи быстро исправился: — Тиффани, не знаешь, где Тиффани? Я обещал с ней поиграть после обеда. — Она сейчас у доктора Джейкобсона, должна скоро вернуться, — расслабилась Рокси. Вечером она на его глазах склонилась к кошке и ласково бормотала: — Кто у нас здесь самая красивая девочка, а, Таффи? В четверг пропала горячая вода, но все безропотно мылись в ледяных потоках. Стиснув зубы, это сделал и сам Эггзи, только лишь чтобы не вызывать подозрений. Всю ночь потом он не мог отогреться, съёжившись под одеялом, но второго не попросил. Когда его снова отвели к доктору Харту, он всё время смотрел на свои колени вместо того, чтобы глядеть Гарри в глаза, и боясь, что не сможет удержаться, лишь изредка поднимал взгляд на него. Тот спрашивал, как Эггзи себя чувствует, слышит ли Тьму, видит ли агентов Кингсмен. На все вопросы Гэри отвечал «Нет», и это было чистой правдой, потому что люди вокруг точно не были теми, кого он помнил. Они его не помнили тоже — не тем, кем он был, во всяком случае. Спустя неделю без лекарств белая дымка выцвела, обнажая острые углы больницы, щербинки на древесине стола, неискреннюю участливость Гарри. Эггзи скользнул взглядом по его белой рубашке, чтобы секунду спустя резко вернуться к ней взглядом: когда он вошёл, рубашка точно была голубой. Он сморгнул, но рубашка всё ещё слепила белизной, и Эггзи недоверчиво посмотрел на лицо Гарри. — Эггзи, ты немного рассеян в последнее время, не так ли? — Пожалуй, что так, доктор Харт, — он едва не скривился, проговаривая это обращение. — Мы немного поменяем твоё лечение, если ты не против. — Как скажете. Выходя, Эггзи ещё раз оглянулся, чтобы бросить прощальный взгляд на Гарри. Решение казалось таким очевидным теперь. Если ты не можешь проснуться — умри во сне, и ты очнёшься в реальности. Но как умереть там, где стоят решётки на окнах, нет ножей в столовой и не найти ни одной верёвки, поскольку каждый пятый несостоявшийся самоубийца, а каждый третий — самоубийца потенциальный? Как умереть там, где нет никакой опасности? Как сделать это прежде, чем новое лечение начнётся и он снова утратит волю? Эггзи осторожно вынул одну из шпилек в волосах Рокси, стоило той отвернуться, чтобы прикрыть за ними обоими дверь, спрятал её за резинкой мягких больничных штанов и добавил рассеянности во взгляд. Она привычно уже ласково улыбнулась ему и легко прикоснулась к плечу, неощутимо подталкивая в сторону столовой. Еда не лезла в горло, но Эггзи заставил себя жевать и глотать, чтобы не вызвать ещё больше подозрений. Перед чаем он подошёл к Рокси и тихо попросил разрешения выйти в уборную. Она собралась было проводить его, но подговорённый Эггзи Чак встал и начал кидаться приборами, так что она махнула рукой и попросила его просто вернуться быстрее, открывая дверь. Гэри выскользнул в неё, прошёл через коридор, но свернул не к туалету, а к служебной двери. Руководство Бетлемской лечебницы не доверяло современным замкам, и Эггзи криво улыбнулся: зря. Он быстро вскрыл замок и выскользнул на служебную лестницу, сразу устремляясь вверх, на крышу. Там его ждал ещё один замок, но совсем старый и хлипкий, так что дверь вскоре распахнулась, впуская лондонский прохладный ветер. Он вышел на крышу, поднимая голову к солнцу, и прошел сразу к краю. Он стоял у парапета и думал о том, что его руки — ловкие руки карманника и мальчишки из трущоб — не могут быть плодом воображения, если так хорошо справляются с замками. Он медлил, ловя себя на том, что пытается найти оправдание нереальности мира, просто потому что может ошибаться. Вдруг пробрало злобой — одна мысль жгла разум сильнее всех остальных: «Если реален этот мир, а не тот, я всё равно не хочу в нём оставаться». Он вздохнул и сделал ещё шажок вперёд, когда блаженная тишина утра прорвалась многоголосым криком Тьмы: — Стой! Эггзи вздрогнул, останавливаясь на самом краю. — Если ты прыгнешь, ты умрёшь, — голос Тьмы шелестел так привычно, что хотелось рассмеяться — и убедиться, что он слышит его не потому, что перестал принимать лекарства. — Я уже умер. — Не совсем. Теперь ты умрёшь по-настоящему. — В ненастоящем мире? — Умерев там, ты попал сюда. Умерев здесь, ты отправишься прямо в ад. — И ты вместе со мной, так? Вот зачем этот фарс вокруг. — Я сделала этот мир таким, чтобы ты мог быть рядом с Гарри и своими друзьями, — она звучала настолько неуверенно, что с трудом можно было представить, что это она воссоздала всё, что было сейчас вокруг него. — Но это не Гарри и не мои друзья. Ты ничего не понимаешь в людях, не так ли? Эггзи услышал шаги за спиной и повернулся к двери в пол-оборота. На крышу вышел Гарри («Не Гарри», — с грустью и облегчением подумал он), за ним Мерлин и несколько санитаров. — Эггзи, стой! Тебе не нужно этого делать! Гэри не дал ему времени, чтобы сказать что-то ещё, и не дал себе сомневаться дольше — какой бы мир не был реальным, решение было одно. Он лишь прошептал так тихо, что этот фальшивый Харт никак не мог бы услышать — Эггзи обращался вовсе не к нему: — Нет, Гарри. Мне необходимо это сделать. Эггзи шагнул, не глядя вниз, смотря только на пробивающееся сквозь облака, безжалостное и ненастоящее осеннее солнце.