Ни один молодой человек на свете не столь совершенен, чтобы не нуждаться в безоглядной любви. Курт Воннегут
Мерлин знал о своих подопечных всё. С учётом того, что даже Артур был в какой-то мере его подопечным, ничего удивительного не было в том покровительственном тоне, которым он говорил со всеми, кроме Гарри. Хотя с Гарри он говорил иначе лишь потому, что большую часть времени они препирались, как престарелые супруги за игрой в бридж, и это давно уже перестало быть поводом для шуток. Молодые агенты делали ставки на то, кто кого уест круче, более опытные убедились, что Мерлин знает о ставках, и предпочитали не портить отношения ни с тем, ни с другим. Только Персиваль позволял себе больше прочих, туманно намекая на некий компромат на Мерлина среди его личных архивов. О каких-то вещах Мерлин, впрочем, предпочёл бы забыть, но живое напоминание о Ли Анвине и Тьме постоянно мельтешило перед глазами, грозясь надолго задержаться в организации. Сегодня это напоминание решило его доконать, придя в координаторскую и притащив в собой глупого пса. Язвительный комментарий застрял в горле Мерлина, не успев выскочить на свежий воздух, когда он увидел кровавые разводы под носом и наливающийся синяк на скуле. Эггзи пересёк комнату и плюхнулся в кресло, в котором накануне сидел Гарри, и Мерлин впервые отметил, как похоже выглядит их усталость. — У вас сегодня вроде не должно было быть спарринга. — Ну, я решил, что дополнительная тренировка с Чарли не помешает. — И что же натолкнуло вас на эту светлую мысль? — Очень подвижный язык этого трепла. — И что он сказал? — Мерлин прошёл к стенному шкафчику и достал аптечку, затем поставил её на панель и сосредоточенно уставился на содержимое. — Что-то очень остроумное про моего отца. Ай! Эггзи зашипел, когда смоченный спиртом кусок ваты прикоснулся к его рассечённой брови. Пару секунд спустя холодные пальцы приподняли его за подбородок, и Мерлин начал методично стирать кровь под носом и вокруг рта антисептическими салфетками. — Эггзи, я понимаю, Гарри подал тебе не лучший пример в «Чёрном принце», но не все проблемы решаются кулаками. — Проблемы с мудаками, пусть даже аристократами, решаются кулаками и только, — прогундел в салфетку Эггзи. Мерлин со вздохом выпрямился, собрал окровавленные салфетки, дал Анвину кусочек ваты и отправился за пакетом со льдом. — Мерлин? — Да, Эггзи? — Расскажите мне, как умер отец. Мерлин едва уловимо помрачнел, прикладывая пакет к лицу подопечного, потом опустился в своё кресло. — Не уверен, что тебе нужно это знать. — Нужно. Мне нужно это знать, чтобы не повторять ошибок. — Главной ошибкой твоего отца было решение впустить Тьму, и эту ошибку ты уже не допустил. Или ты передумал и хочешь сдаться ей на милость? — Мерлин, вы не можете решать за других в таких вопросах. Я хочу знать, мне нужно знать. — Так хочешь или нужно? Эггзи упрямо сверлил взглядом куратора, тот не отводил глаз. Минуты текли одна за другой, и всё это время Мерлин что-то взвешивал. В конце концов он выдохнул и снял очки: — Хорошо. Я расскажу тебе.***
1997 Жара стояла неимоверная, кожа под чёрной тканью пылала, места, где маска соприкасалась с лицом, хотелось разодрать ногтями в кровь. Ли переводил взгляд с заложника на своего наставника, который, впрочем, годился ему в старшие братья, вслушиваясь в тишину, привычно опускающуюся пологом всякий раз, когда Гарри был рядом. Тьма словно сделала шаг назад, Ли стоял на самой границе тени и света, ожидая приказа. Ли никогда не видел Гарри в деле, и сейчас его восхищало абсолютно всё, но в первую очередь — преображение. Всегда спокойный, вежливый, услужливый Харт теперь рычал на арабском. Рука вздрагивала только от отдачи, когда он стрелял по коленям, опасность, исходящая от него, сгустилась, давила на всех, кто был в комнате. Прислушиваясь к этому ощущению, Ли чудом успел заметить кольцо, блеснувшее в зубах заложника. Анвин едва не рассмеялся, увидев, как Гарри бросился вперёд, легко отбросил его, кинувшись наперерез, и накрыл собой гранату. За звоном в ушах он не мог бы услышать Тьму, даже если бы она вопила, а не хранила молчание. Следующие часы он провёл, сгорая в агонии, умирая медленно, неспешно. Он сумел попросить отнести его в темноту, и до последнего вздоха с ним сидел Гарри, они молчали, в подвале было тихо и совершенно темно, только хрипы Ли вели отсчёт времени. Анвин ждал, пока Тьма вернётся, пока залечит его безрассудные раны, но она не сделала ничего. Умирая, Ли думал о сыне.***
2014 — Всегда знал, что это Тьма убила его. — Нет, Эггзи. Одновременно с тем, как Мерлин вздохнул, вновь надевая очки и принимая обычный тон — строгий и наставительный, Тьма раздражённо зашипела. — Что значит «нет»? Она могла спасти его, но не спасла, значит, убила. — Она не могла ничего сделать. «Он прав». Эггзи рассеяно отмахнулся от пустоты. Мерлин проследил его движение и хмыкнул. — Не веришь ей? Правильно. Но она действительно ничего не могла, просто я понял это гораздо позже. Пойми я сразу, твой отец был бы жив. Прости, Эггзи. Анвин недоумённо вскинул разбитую бровь и подался вперёд: — Расскажите. — Ты никогда не думал, почему при Гарри Тьма молчит? — Не особо, скорее просто писался от восторга и возможности её не слышать. — Тем не менее, ты знаешь, что она молчит. Я видел её во всей красе на тренировках Ли, но Гарри — только в глазах твоего отца, изредка, как он сам говорит. Я не придавал этому значения, потому что вообще старался держаться подальше от этого мистического дерьма, а зря. При Гарри Тьма не только говорить, даже показываться не может. Но Гарри не бывал на его тренировках, и мы этого просто не знали. Эггзи нахмурился. — Но почему? — Думаю, потому что Гарри был рукоположен в священники. — Чего? — удивился Эггзи. — Он никогда не говорил мне! — А должен был? — скепсис Мерлина ощущался кожей, но странным образом не задевал. — Он не любит вспоминать об этом. Гарри был младшим из братьев и счёл за лучшее после Оксфорда уехать в Дарем и поступить в местную семинарию. Забрался подальше на север в глухую деревню, даже успел два года отвести богослужения. У него была своя маленькая паства. Потом ему пришлось вернуться, и причин я тебе называть не имею права, но они действительно серьёзны. Однако католический пресвитер не может отречься от сана, так что священником он останется до конца своих дней, хотя и давно разочаровался в вере. Так или иначе, если бы Гарри не остался с Ли, Тьма, может, и залатала бы его, но вышло так, как вышло. Анвин бессильно откинулся в кресле и прикрыл глаза. — Эггзи. Не вини Гарри, и не говори ему об этом. Лучше ему не знать. Его и так съедает чувство вины, не добавляй груза. Гэри молча кивнул. Тьма, как ни странно, не ликовала. Спустя несколько долгих минут он наконец открыл глаза: — Спасибо, Мерлин. Тот кивнул и забрал из рук подопечного пакет с растаявшим льдом.***
Услышанное никак не хотело укладываться у Эггзи в голове, бессвязные мысли кружили в черепной коробке, сталкиваясь и разлетаясь к стенкам, чтобы после снова продолжить свой странный танец. Ему было сложно осознать, что всё, сказанное Мерлином — правда, но причин сомневаться в этом не было никаких. Ему в голову не могло прийти обвинить Гарри в смерти отца, и то, что он узнал, никак этого не изменило, но было всё равно не по себе. За свою жизнь он не боялся — всё равно он не собирался иметь дел с Тьмой. Раздражало то, что она оказалась невиновна. Думать о ней не как об абсолютном зле было непривычно, даже отвратительно. Она молчала, словно давая ему возможность самому её оправдать. Такого удовольствия он ей доставлять не собирался, но сомнение, засевшее в его голове, скользило между танцующих мыслей, пачкая их и портя. Ноги сами понесли его к кабинету Гарри прежде, чем он начал приходить в себя. Услышав стук в дверь, Гарри ожидал увидеть за ней кого угодно, только не Эггзи. Тот, казалось, из чистого упрямства отказывался учиться стучать, прежде чем входить, и Харту подумалось, что причиной такой учтивости могло стать только что-то непоправимое, что-то кошмарное. Он открыл было рот, чтобы спросить, что случилось, но резко передумав, прошёл к мини-бару, чтобы налить себе и Эггзи виски — совсем немного, буквально пару глотков, чтобы тот успокоился хоть немного и смог собраться с мыслями. Хотя в необходимости последнего Гарри уверен не был. Он отдал рокс в руки Эггзи, жестом предлагая присесть. Никто из них так и не произнёс до сих пор ни слова, и Харт счёл за лучшее подождать, пока Гэри не окажется готов говорить. Сам он присел на край своего стола, скрещивая длинные ноги, и уставился на рассечённую бровь: края ранки пластырь не скрыл, и когда Эггзи бросил на него взгляд исподлобья, то почти сразу поморщился и зашипел. Капля крови скатилась по дуге к виску. Он стёр её большим пальцем, и Гарри обеспокоенно спросил: — Ты пил обезболивающие? Их нельзя сочетать с алкоголем. Эггзи внутренне застонал, поражаясь тому, что он ухитряется всегда оставаться предупредительным. Со всеми ли Гарри был таким? Гэри не знал. Он вообще, кажется, ничего уже не знал, и самым тёмным местом в его голове было то, в котором крылся ответ на вопрос, как ему быть с тем, что он услышал от Мерлина. Вместо того чтобы думать об этом, впрочем, Эггзи начал размышлять, как близко от агентов ходит смерть. Теперь это ощущалось донельзя остро. Он уже успел увидеть Гарри, практически поцелованным ей, неспособным выйти из комы, он уже едва не потерял его, что бы это ни значило, а ведь он ещё даже не был агентом. Так и оставляя вопрос Харта без ответа, он гипнотизировал взглядом его лицо, пытаясь понять, о чём тот думает. Эггзи понятия не имел, как относится к нему Гарри, исполнен ли он только чувства вины и долга перед его отцом, или же их общение давно перешло в какую-то иную плоскость. Ему казалось, что перешло, но не хватало шага с одной из сторон. Будто они никуда не спешили. Они действительно не спешили, но осознание не только своей, но и чужой смертности заставило острее чувствовать утекающее сквозь пальцы время. Оставалось только рискнуть, хотя и рисковать, в сущности, ему было нечем. Лучше было бы вовсе потерять всякую надежду и отстраниться, чем стать окончательно зависимым от его присутствия и этой блаженной тишины. Тем более, что не от тишины он зависел. «К чёрту всё». Эггзи выдохнул, залпом выпил свой виски и поднялся на ноги. Гарри молча смотрел на то, как тот приближается, не глядя ему в глаза, и понял, что опасно расслабился, лишь тогда, когда Эггзи прижался своими горячими губами к его. Гарри ответил на поцелуй прежде, чем успел сообразить, что происходит, прежде, чем сигнал тревоги раздался в его голове и красные всполохи окрасили мысли в кроваво-красный цвет, он провалился в ощущения, легко перехватывая инициативу, не замечая, как поднял руки и вжал дрожащего — от волнения, от возбуждения ли — Эггзи в себя, притиснул так близко, что стало нечем дышать. Самому Эггзи воздуха уж точно перестало хватать, и потому Гарри вдохнул его в чужие лёгкие, не разрывая поцелуй, и выдох прозвучал на грани со стоном, в сущности тихим, но оглушительным для них обоих. Эггзи нехотя отстранился, и глядя в его глаза, Гарри едва справился с разочарованием: не поцелуем, нет, их положением вообще. — Эггзи. Анвин быстро уткнулся лицом в воротник его рубашки и вздохнул, в то время как Гарри, не размыкая объятий, осторожно начал гладить его по голове, не давая отстраниться или сбежать. — Эггзи, так нельзя. Тот запрокинул голову и хмуро вгляделся в его глаза, ища там ответы на незаданные вопросы, но Гарри предпочёл не оставлять ему простор для самобичевания и досужих домыслов. — Не до завершения отбора. Это недопустимо, нам следует подождать, пока ты станешь агентом. Эта уверенность, эта вера каждый раз восхищали и пугали Эггзи: Гарри так свято верил в то, что он пройдёт отбор, что шансов провалиться практически не оставалось. Удивительным было то, что расчёта и психологизма в этой вере не было совсем: он не давил на Гэри, не принуждал его ни к чему. Просто верил в него — искренне и безоговорочно. Эггзи молча кивнул в ответ на его слова, и сжал в объятиях ещё крепче, прежде чем отпустить и отправиться в казарму — из опасений не сдержаться. До завершения отбора оставалось меньше трёх дней.***
Тьма в эти дни была удивительно тиха, будто пытаясь усыпить бдительность Эггзи, воспользоваться возможностью и взрастить зерно сомнения, зароненное в него Мерлином, но Эггзи отметал любые мысли об этом. О том, что Гарри просто перестал уезжать с базы, он не подозревал: тот по-прежнему отправлял его в казарму, прежде чем покинуть кабинет, и если в этом и было что-то мазохистское, то о таких подробностях ни к чему было знать ни Мерлину, ни самому Эггзи. Гробовая тишина царила в голове Анвина, когда на него на всей скорости мчался поезд метро, и только увидев Гарри, он понял её истинные причины. Мельком подумав, что тому никогда уже от него не скрыться, Эггзи ощутил тёмное удовлетворение, граничащее с преступным самодовольством. Последние сутки перед финальным испытанием прошли удивительно спокойно и целомудренно, не сговариваясь, они не поднимали ни тему последнего этапа отбора, ни тему того, что происходило между ними. У Эггзи пока не повернулся бы язык назвать это «отношениями», о каких отношениях может идти речь после одного поцелуя? Впрочем, он считал, что в их случае речь идёт о чём-то невероятно серьёзном, и если Гарри был с этим согласен, то знать об этом Анвину не следовало — для сохранения его же нервов перед встречей с Артуром. Гарри был готов подождать ещё немного, и вечер их прошёл тихо и мерно, не омрачённый даже мыслями о том, как Эггзи справится с приказом: Харт не сомневался в успехе, как не сомневался и в том, что Гэри поймёт смысл испытания — поймёт и примет его, не оставив обиды, вины и ненависти, не оставив кроме этого понимания ничего. Самому Гарри это далось непросто, и по сей день, видя Пикклза, он чувствовал укол совести, но с самого первого дня он смотрел на Эггзи, как на того, кто изначально был лучше него, лучше и способнее. Его вере в Анвина не было границ. И потому провал оказался оглушительным в своей неожиданности. Гарри был в ярости, но злился он не на Эггзи, а на себя и свою опрометчивость: судя по себе, он совсем забыл о том, что Анвин гораздо жёстче и сильнее него. Жёстче и сильнее собственного отца, совсем непохожий на кого-либо из тех, кого Харт знал в своей жизни, и потому он не сумел даже помочь ему, даже просто подготовить к возможной необходимости принятия решения, подобного тому, которого требовал от кандидатов Артур. Он просто забыл о том, насколько Эггзи другой. Он не знал, как помочь ему теперь, но всё же не собирался отпускать и забывать о его существовании, потому в Кентукки он вылетел только с одним желанием: быстрее вернуться к Эггзи, ждущему его дома. Дома. Когда речь шла о ждущем его Гэри, это слово звучало в голове логично и правильно. Но долг призывал сосредоточиться на миссии, разобраться с Валентайном как можно скорее. Эггзи бродил по дому Гарри, Тьма молчала, время шло. Нельзя было сказать, что Гэри чувствовал свою вину перед Хартом: он по-прежнему считал, что поступил правильно, он не мог найти причину, по которой согласился бы выстрелить в свою собаку. Разве что... Нет, начать торговаться — верный путь к тому, чтобы самого себя записать в ублюдки, и Эггзи решил не строить теоретических моделей, вместо этого опускаясь в кресло Гарри и глядя на церковь его глазами. А потом всё стало неважно: провал, молчащая Тьма, Кингсмен и грядущий конец света — всё это казалось далёким и мелким, потому что Гарри умер.