Глава 2. Ar Vir Dinʼan
Свита женщины в богатых бордовых одеждах включала в себя по крайней мере двух воинов в полном военном облачении. Золотистые латы сияли магическим светом, а мечи с острыми лезвиями были готовы разить любого, кто тронет их хозяйку. Величественна и поистине божественна была богиня Правосудия, явившаяся сейчас в этот темный сумрачный лес в ответ на ее молитвы. А явилась ли она спасти ее? Может, впереди ее ждала лишь смерть? Силы покидали измученное тело, и холод, проникающий под тонкую ткань, почти убаюкивал заплаканную и убитую горем девушку… Перед глазами замелькали разноцветные пятна, все слилось в единый цветной клубок, и перед тем как ее глаза закрылись, она узнала имя своего мучителя: — ФалонʼДин! Теперь это моя забота.*__*__*
Холодное покрывало из снега сменилось теплым ворсом ковра, на котором росли вышитые белые лилии и голубые птицы. Теплая меховая накидка, служившая ей одеялом, защекотала щеки, и девушка открыла глаза. Она сидела одна в пустой комнате, вся в поту от пережитого ужаса и с гулко бьющимся сердцем. Царившая вокруг тишина окутала ее леденящим саваном, а крик ужаса так и застыл в горле. Место оказалось ей незнакомым, но оно было поистине прекрасным. Это место, где такой как она никогда бы и не посчастливилось побывать. Руки дрожали, скула, куда ее ударили по лицу, пульсировала и ныла тупой болью. Эльфийка коснулась лица рукой и, отняв руку, обнаружила, что ладонь оказалась мокрой от слез. Наконец она осознала, что все это было наяву, и что этот человек разорванный магией — её отец — мертв, и теперь она совсем одна. Ей потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя и возобладать над собственными чувствами. К невыносимо щемящему чувству острой потери, примешивалось довольно сильное желание жить и отомстить любой ценой. Но, конечно же, не в таком положении, в котором она находилась сейчас. А для того чтобы понять свое положение не нужно было даже гадать. Фактически сейчас она — нарушитель закона, без метки, без почтения, не принадлежащая своими помыслами ни одному из богов, владеющая запретной магией и, ко всему прочему, атаковавшая ею самого бога Эвануриса. Но самым ужасным в ее положении было то, что та, к кому была обращена её молитва, — была матерью ее обидчика. В ее деревне ходили разные слухи о «богах с небес». Одни отзывались о них с благоговением и преклонением, другие же винили во всех бедах. Но во всех случаях, когда не было другого выхода, все просили правосудия Митал. Ее отец был одним из тех, кто не поощрял веру в Эванурисов: он считал их поработителями, и когда пришло время обратить своего ребенка к одному из них в подчинение, он этого не сделал. Собрав всех своих единомышленников, уставших от гнета богов, они обратились к тем, кто был забыт и проклят. Забытые дали им магию, забытые дали им веру в то, что их попытка не напрасна. Но она была напрасна… ФалонʼДин узнал о предательстве ее отца, об этом безумном плане, и сам лично решил наказать зачинщика. Но для девушки, которая сейчас оказалась в заложниках у Эванурисов, самым ужасным было то, что о плане своего отца она узнала чуть раньше, чем сам ФалонʼДин, и если кто-либо из них спросил бы ее мнения — она бы попыталась отговорить их от этого безумия. Для нее не было разницы между Эванурисами и Забытыми: и те, и другие были интриганами, а все эти мирные эльфы-ремесленники, матери и дети — всего лишь жертвы, одна лишь капля в море их распрей. Девушка присела, подтянув под себя ноги и наконец заметила, что ее переодели. Сейчас на ней было простое платье из тонкой бязи изумрудного цвета. Хотя ткань была и не дорогой, но тонкой и очень изящной, таких вещей она не могла представить себе даже во снах, на ногах вместо грубой крестьянской обуви красовались в тон платью аккуратные изумрудного цвета туфли. В голове роились тысячи вопросов: Где я? Кто меня переодел? Что я здесь делаю? Что со мной будет? Время тянулось, перекатывалось и никак не заканчивалось, сидя в ожидании своей участи, девушка успела устать. Сидеть без дела ей надоело, и она решила осмотреться. Встав со своего места, первое, что она сделала, — это проверила заперта ли дверь. Она оказалась закрыта, чего в принципе она и ожидала. Возможно, комната, в которой она сейчас находилась, была вовсе и не комнатой, а своеобразной божественной тюремной камерой. Но для камеры в этой комнате слишком приятно пахло, благодаря плетущимся цветам, свисавшим с самого потолка. Комната представляла собой пятиугольную башню, и на каждой из стен висели диковинные светильники, огонь которых освещал рисунки на стенах, заставляя их вздрагивать, отчего те словно оживали. Девушка подошла к одной из стен и с интересом начала рассматривать рисунок. На ней были изображены две величественные фигуры, женщина и мужчина. Женщина в одной руке держала меч, а в другой весы. По ее одеянию юная эльфийка догадалась, что это была сама богиня правосудия — Митал. Рядом с Митал, удерживая в руках сияющую сферу, был изображен мужчина в золотом одеянии. Девушка предположила, что это сам Эльгарнан, великий правитель и повелитель солнца. По крайней мере, так о нем говорили в ее деревне, его почитали превыше других богов. Фреска очень заинтересовала эльфийку: краски были очень яркими, а сам рисунок был рельефным, словно вылеплен вручную. Она слегка коснулась его пальцами в том месте, где была сияющая сфера: на ощупь фреска оказалась теплой и мягкой, словно бархат. Ощущение этой магической теплоты заставило ее приложить к фреске обе свои ладони, сейчас она напоминала себе маленького ребенка пытающегося погреться у костра. — Работа Созидателей впечатляет, не правда ли? — внезапно раздался чей-то голос за ее спиной, от неожиданности девушка резко развернулась. Золотые двери были открыты, и перед нею стоял юноша в легких золотых доспехах, но, в отличие от стражей Митал, поверх них была одета серая жреческая мантия. Золотые вставки на одежде говорили о том, что он не просто слуга Митал, а человек имеющий в этом месте особый статус. Капюшон мантии был опущен, и взору девушки было доступно его лицо, которое иначе как красивым назвать было сложно. Прямой нос, величественный подбородок, высокие скулы и чуть надменный взгляд, говорящий о гордости его владельца. Верхнюю половину лица украшала зеленого цвета татуировка — девушка уже видела ее на лицах людей в ее деревне и знала, что это клеймо принадлежащее слугам Митал. Она невольно подняла руки к своему лицу, испугавшись, что и ее лицо теперь также заклеймено этим знаком, но юноша перехватил ее руку: — Прошу тебя, не бойся. Я сам обработаю твою рану. Глаза этого эльфа были такого же цвета, что и у Митал и у ФалонʼДина, желтые… или же нет, скорее золотистые. Она не верила этим людям, ее сердце трепыхалось в груди, словно пташка от страха, от горя и от недоверия, и короткое прикосновение к ее руке, должно было бы ее успокоить, но не успокаивало. Желтые глаза гостя выжидающе уставились на эльфийку. Наверное, у нее был совсем уж жалостливый вид, что он поспешно отнял свою руку. — Меня зовут Абелас, я хранитель этого храма. А как твое имя? — спросил он спокойно. Тон его голоса был мягким и бархатистым, даже желая нагрубить в ответ, он, казалось, заставлял ему подчиниться, и девушка нехотя выдавила из себя несколько слов: — Мой отец называл меня Энлеа. — Что означает Свет. Как интересно. — сказал он в ответ, и лицо его озарила торжествующая улыбка, Энлею же напротив передернуло от ощущения, что волна неведомой силы, которая внезапно заставила ее ответить, постепенно уступала новому ощущению тревоги, и, пытаясь овладеть своими эмоциями, она спросила: — И что теперь? Что будет теперь со мной? Смерть? Суд? Эльф покачал головой и поспешно ответил: — К сожалению, я не знаю ответа на твой вопрос. Я пришел сюда по приказу самой Митал, чтобы успокоить тебя и залечить твои раны. Девушка была искренне удивлена таким отношением к ее совсем непримечательной персоне. Сама она не испытывала к себе ни толики хоть какой-нибудь жалости. В ее душе сейчас царило сплошное ничего, и ей лишь пришлось обреченно констатировать, что она совсем не понимает эту богиню. — Она хочет успокоить меня. — Мы не чудовища. Я знаю о твоей потере, мне очень жаль. — ответил Абелас. Его слова звучали настолько искренне, что в совокупности с этим взглядом, добрым и заботливым, которым он смотрел на нее, эльф совсем вывел ее из и без того хрупкого равновесия, что она даже немного вспылила: — Мне не нужно ничьей жалости. Так уж произошло и здесь ничего не изменить. Слишком отчаянно прозвучали ее слова, что даже у Абеласа на лице отразилась тень ее боли. Испытующе, выжидающе и настороженно, боясь сказать и сделать что-то не так, вот так выглядел эльф, пытаясь разрядить эту нагнетающую атмосферу, он снова спросил: — Так ты позволишь мне залечить твои раны? Его присутствие и этот нежный тон его голоса успокаивал и снимал любую тревогу, казалось, даже наполняя комнату спокойствием. Все его присутствие было отражением истинного покоя, поэтому ответом на его вопрос был короткий кивок. Его рука заискрилась голубым светом исцеляющего заклятья и нежно коснулась ее лица в том месте, где только минуту назад она чувствовала жаркую пульсацию и тупую боль. Затем ту же самую магию он применил, держа ее за руки, — свет проходил сквозь нее, и вместе с болью ее покидало горе от потери отца и тревога о будущем. Девушка невольно закрыла глаза, предаваясь столь приятным и неожиданным ощущениям. Когда она снова их открыла, Абелас все еще держал ее за руки, взгляд его был прямым и изучающим, отчего она стала чувствовать себя неловко. Словно почувствовав ее настроение, он отпустил их и, повернувшись к ней спиной, коротко бросил: — Она ожидает тебя. Я покажу дорогу. Они шли неспеша по пустынным коридорам, никуда не сворачивая, все прямо и прямо, перед глазами мелькала мозайка и различные фрески. Весь храм был увит белыми цветами, свисающими с потолка. В некоторых местах с потолков спускались и водопады с кристально-чистой водой, которые впадали в бассейны, создавая таким образом круговорот фонтанов. Белые и Золотые статуи волков, сов и галл украшали почти каждый угол, а пол во всем храме был выложен из маленьких металлических пластинок, которые тоже были выложены мозайкой. Глядя на всю эту красоту, перехватывало дыхание, а от запаха цветов кружилась голова. Наконец вместе с молчавшим всю дорогу Абеласом, который определенно хотел, чтобы девушка осмотрелась как следует, они добрались до белой мраморной лестницы. Длинная белая лестница вела к огромным золотым дверям, где, как предположила Энлеа, и находилась богиня. Абелас остановился у статуи огромного волка и ободряюще сказал: — Дальше я не пойду. Она ждет тебя за этими дверями. От волнения у нее подкашивались ноги, но несмотря на это она шла вперед, и лишь перед огромной дверью из золотистого дерева Энлея остановилась в нерешительности. Охваченная священным ужасом, сейчас она могла бы признаться себе, что боится богиню словно огня. Картины ее воображения рисовали гневную богиню в золотых латах, с сияющим ореолом над головой и пламенным мечом в правой руке, а подле нее насмешливого ФалонʼДина, который ждет не дождется свершения правосудия, о котором Энлеа так грезила. Немного помедлив, она тяжело выдохнула и только лишь кончиками пальцами коснулась дверной створки. Немного поцарапавшись о дверной проём, ослепленная белым дневным светом она вошла внутрь.