Бензак для суперсолдат

Галлюцинации искажают зрение мне, и даже слово „любовь“ потеряло смысл. © Ф.Г. Лорка „Потемки моей души“

Необъятный клубок змей захватывал все плотнее в свои смертоносные кольца, отчетливо различалась зеленая чешуя и каплющий с клыков вязкий яд. Вытянутые извивающиеся тела оплетали руки и ноги, ворошились за спиной, обвиваясь удавкой вокруг шеи, отчего становилось тяжко дышать, а тело холодело. Гидра росла и множилась, и сопротивление вело к возникновению новых голов, новых щупалец гигантского спрута. Шершавое каменистое ощущение перерастало в страх оцепенения, от многочисленных укусов кровь свертывалась в вязкую массу. Агония длилась вечность, а дальше — пустота. — Нет… Это не я… Не обо мне… Я не умер! — прорвалось на последнем вздохе восклицание, сменившееся нежданным покоем: — Я не мертв. Холод уступал место пламенному жару, отдававшему яростью разгара битвы. Когда-то это придавало смысл жизни, позволяло чувствовать себя нужным, важным, правильным. Пусть не всегда, пусть не всякое окружение разделяло великие идеалы, но со своей совестью он не вступал в скользкие сделки. Борьба — это просто: есть те, кто нуждается в защите, есть враг, есть опасность и неподъемный план по ее ликвидации. Так случалось всегда, но рано или поздно устанавливался мир, а сердце ликовало и успокаивалось, что вновь все сделал верно. Даже если в какой-то момент казалось, что неминуема гибель. Не ради отдельных людей или харизматичных лидеров, а просто за человечество. Награда — чистая совесть, которая компенсировала любую усталость, исцеляла самые тяжелые раны. Но все разлеталось от присутствия этих проклятых змей… Вместо ощущения единства с командой и тревоги за друзей — разъедающая кислота зависти, гнева и горечь предательства. — Старк! Это бессмысленно! — не совпадая с артикуляцией, раздавался собственный голос. Размытые очертания теней вытягивались вокруг, колебались, словно отблески колоссального кострища. — Бессмысленно то, что ты делаешь. Сдавайся, Стивен. Ты ответишь по всей строгости закона, — отчетливо доносился разъяренный приказ Тони Старка. — Закона, который придумал сын торговца оружьем? — беспредельной горечью и ненавистью резонировал возглас человека с круглым щитом. — Это была вынужденная мера! — неуместно извинялся желто-красный робот с человеческой начинкой, которая до определенного момента все еще не теряла легкий налет сарказма, но вскоре покрылась беспробудным цинизмом и серьезностью, доходящей до садизма. — „Гидра“ так оправдывала уничтожение лучших умов человечества! — почти со слезами в голосе рычал Стивен так, как способен человек, который потерял больше, чем все. Больше, чем товарищей, родную страну, доверие — саму жизненную установку, само мироздание для него пошатнулось. Вновь вставал перед глазами неправильный поединок двух друзей. Удары сыпались градом, не соблюдались никакие правила. Нет, это не напоминало масштабную тренировку, ведь вокруг полыхал знакомый город, тот самый, что он рисовал в юности, тот самый, что защищал, когда вступил в ряды героев. Как же так? Как так? — Это не я! Это не со мной! — в ужасе отшатывался он, отрекался от этих видений. — Это чей-то морок! Это ложь! Ложь! Все хорошо, я найду „Мстителей“, и мы снова будем командой… Это „Гидра“ разрушила мир! Стивен Роджерс вынырнул из оцепенения, огласив судорожным вдохом тишину темной пещеры, тонущей в сумраке своей серости, где осыпалась с тихим шелестом каменная порода. Суперсолдат лежал на спине, а на груди его покоился привычной тяжестью верный неизменный щит, прошедший с ним без преувеличений огонь и воду. Да, с этим предметом из особого сплава родился из слабого художника герой, выдали вскоре после эксперимента. Герой… Но теперь… Стив не ведал, какой кошмар страшнее – тот, что развернулся в его разуме, или тот, что окружал неизменным медленным угасанием жизни на планете Земля. Снаружи поднимался неблагодарный вездесущий ветер, который не приносил свежести, только иссушал больше горло, набивая в ноздри острые противные песчинки. Днем всегда изнуряла жара, а ночью пробирал холод. Казалось, что где-то должны существовать иные места, но долгие странствия доказывали, что везде одно и то же. Нет нигде ни избавления, ни искупления. Вокруг со сводов свешивались угрожающими пиками массивные сталактиты, лопатки ощущали твердость камня. Но Роджерс не шевелился, все еще не до конца придя в себя. Ощущение змей вокруг не проходило, они притихали, когда глаза натыкались на спокойный свет крошечных спиртовок, которым был окружен суперсолдат, словно оказался в центре какого-то загадочного ритуала. Пошевелиться он не мог, пребывая в своеобразном трансе. Битвы со Стервятниками не помнил, смутно всплывал в памяти тот миг, когда на его фургон налетел шипокон — мощнейная бронированная машина ночных охотников. А потом все застил кошмар с поединком. Старк против Роджерса… Нереально! Пусть они подкалывали друг друга, пусть Тони всегда подтрунивал над старомодностью Стива, но это не могло дойти до противостояния. И больше всего ужасал горящий разрушенный город, остовы домов, сложенных карточным замком, груды камней, крики простых людей, чей-то протяжный стон и плач боли, отчаяния. — Нет! — вскрикнул Стив, беспомощно выгибаясь, словно ему перебили спину, но чуть тише добавил: — Нет… Этого… Не может быть. Лоб покрывала мелкая испарина ужаса, а перед глазами все плыло. Ран он не ощущал, вряд ли получил какие-то повреждения. Но тело не слушалось, словно привязали к земле, прибили тяжелыми гвоздями, обрекая на вечный ад. Чтобы как-то отвлечься, Роджерс воскрешал в памяти привычные ему воспоминания, за реальность которых он перед собой ручался. Он надеялся, что так избавится от нестерпимого кошмара, который каждый раз приходил к нему на грани яви и сна. „- Хочешь послужить своей стране, сынок? — говорил загадочно немолодой военный. — Да, сэр! — отвечал с полной готовностью тощий парнишка. — Ты признан „негодным“ медкомиссией, — напомнил о великом разочаровании собеседник, вдруг странно улыбнувшись. — Но есть одно предложение…“ Воспоминания крутились, словно старый выцветший диафильм, они успокаивали, уводили от реальности, отчего измученный разум практически отделялся от тела, уходя в прошлое. Стива взяли в качестве подопытного образца, день ото дня ему вводили сыворотку, еще добавляли в еду. Он тренировался, учился боевым искусствам. И верил, что служит своей стране, что с этой силой сумеет защитить множество жизней. Отчасти так и случилось: „Да, и я послужил, согласился на эксперимент с сывороткой. Тогда же я стал работать с Баки, этим веселым пареньком с задорной улыбкой. Он стал моим напарником, моим другом, братом… Кем угодно. Но, казалось, нет человека, которого я понимал лучше и который понимал лучше меня. Еще, конечно, Пегги Картер…“ Этот образ, ее образ. Он возникал время от времени в памяти, будил в сердце невероятную нежность, но и неискупимую вину. Да, Стивен любил, робко, трепетно, со всей ранимостью художника чувствовал душу своей возлюбленной, хотя являлся уже солдатом. Все это осталось в тех временах, когда его возраст еще не исчислялся столетиями. Стив помнил их поцелуй, сладкий, короткий, подаренный ему на удачу как раз перед той миссией, когда он „погиб“, пропал во льдах, успев спасти будущего мужа Пегги и больше сотни других людей. А потом прежняя его Пегги осталась только на пленках хроники, где при каждом воспоминании о нем сильная женщина едва сдерживала слезы. Просматривая это потом, после пробуждения, Стив испытывал невероятные угрызения совести: он не вернулся, не уберег себя ради нее. Что это? Неизбежность? Рок? Случайность? Или недостаточное желание выбраться? Со стены сполз песок, из входа в пещеру тянуло ночным душным холодом. Отравленный воздух давно не приносил и капли свежести, легкие от него стонали, но все еще поддерживали жизнь обычно бредущего в неизвестность тела, которое ныне неподвижно лежало в окружении подрагивающих огоньков. Разум и дух уходили в воспоминания: „Пегги… Я рад, что ты прожила нормальную человеческую жизнь, не увидев всего этого хаоса. Но ты прожила, думая, что я мертв. И, признаться, мне горько перед тобой за этот долгий сон в глыбе льда. Я вернулся. Поздно“. Он вновь перескакивал все годы своего заточения, холодного плена на дне океана. Вода… Странно: тогда под ее толщей что-то хранилось. Теперь о том, что когда-то существовали моря, напоминали только сотни спутанных иссушенных водорослей. Нет, реальность чудилась даже большей выдумкой, чем двадцать первый век, чем то время, когда он вновь увиделся с Пегги, совсем другой Пегги, но все той же. Сердце в груди художника билось то же, даже если его покрывали доспехи солдата. „Ты не забыла? Ты еще должна мне танец“, — улыбался Стив седовласой старой женщине, бессильно распластанной на подушках в доме престарелых. Он видел прекрасную девушку с темно-русыми вьющимися волосами и проницательными карими глазами. Пегги, упрямая, целеустремленная, смелая, была настоящим гением и ангелом для Стива. В молодости она работала вместе с ним, занималась секретным проектом сыворотки, которая увеличивала возможности человеческого организма, а еще в свое время она завоевала право женщины быть несгибаемым агентом "Щ.И.Т.а". Вот только время сыграло с ними слишком злую шутку — для суперсолдата замерзло в прямом смысле слова, а для Картер тихо отмотало неспокойный человеческий срок. По этой причине Роджерс крайне редко пытался знакомиться с другими женщинами, молодость которых пришлась на двадцать первый век, хотя все ему намекали, что стоит как-то вписаться в эту новую жизнь. Другое время, иные люди. А он — осколок прошлого. Для него осталась одна единственная — Пегги. „Ты была прежней, — с болью вспоминал Стив. — Я не видел морщин, я не думал о том, что у тебя где-то живут уже внуки или правнуки. Пусть и невыносимо было застать тебя в девяносто лет, смотреть, как ты угасаешь. Тогда я острее ощутил „неправильность“ собственного существования. Показалось, что мы нарушили сами законы мироздания, времени, вторглись туда, куда запрещено человеку. И вот получили наказание, невыносимое испытание. Но меня оправдывало служение людям, я верил в него всегда. Лидеры, правители, чьи-то интересы — все не столь важно по сравнению с обычными рядовыми гражданами. Во все времена я был счастлив от мысли, что с моей помощью чья-то жена дождется живым мужа, а мать не потеряет сына или дочь, что чьи-то дети не останутся сиротами. Ради этого я игнорировал тот факт, что меня превратили в нечто большее, чем человек. В живое оружие… Я не хотел становиться им. А вот Баки не спросили… Стерли память“, — Стив невольно сжал кулаки, негодование за судьбу друга переполняло его, как лава в кипящем кратере. Он плыл в тумане собственных мыслей, настоящее не трогало расколотого разума, вместо него оставался только слабый свет керосиновых ламп или спиртовок. Они напоминали свечи на похоронной церемонии, а щит на груди — погребение воина викингов. Все верно — наставал финал, конец всего. И Стив точно не мог определить, жив ли он вообще или уже умер, потому что слишком реально вставали образы тех, кого он не видел уже много лет, тех, с кем не суждено было больше встретиться. Возможно, вся жизнь — это только крошечный огонек среди пустыни забвения, и память — единственный повод не угасать. Но если в ней лишь боль, лишь горечь утрат и разлук, то пламя отдает себя на волю ветра. *** Баки починил свой джип, чужие колеса держались крепко, привычно ворочался песок, когда машина вспахивала барханы. Только всходов от такой бороны не приходилось ожидать. Суперсолдат целеустремленно несся в указанном врагами направлении, хотя знал, что шанс встретить настоящего его Стива ничтожен. Но лихорадочное предчувствие гнало вперед, отчего сильнее ныло раненое плечо. Путь не занял много времени, очень скоро дорогу перегородил нелепый фургон, порядком обтрепанный, покрытый ржавчиной, как и все вокруг. У Баки джип тоже не светился свежим никелем и новой краской. Брошенный транспорт не подсказывал ничего о своем владельце, но Баки понял, что это единственный возможный вариант, потому что в пустыне движение не отличалось высокой плотностью. Суперсолдат выскочил из авто, едва затормозив. Он кинулся к кабине, немного успокоился, не обнаружив там следов крови. Чуть в отдалении застыли три мощные машины Стервятников, а над трупами водителей уже пировали вороны. Стало быть, ночью развернулась битва, как раз в то время, пока Баки разбирался с засадой Воинов Полураспада. — Стив! — позвал Баки, обойдя фургон пару раз, обшарив его внутри, посмотрев под колесами. Следов водителя не находилось, как и подтверждения того, кем он являлся. В машине не обнаружилось ни документов, ни личных вещей с указанием прозвища или имени. Только пустая банка собачьего корма. — Проклятье, — выругался Баки, в сердцах поднимая пыль ногой, загребая ее, словно ковш экскаватора. — Снова все зря! — но суперсолдат позвал еще раз, уже намного тише, без особой надежды на отклик: — Стивен! В этот момент из-за фургона показалась угрюмая фигура человека в бурых лохмотьях, которые не свисали клоками, а были накрепко замотаны вокруг поджарого тела. Это свидетельствовало о том, что некто готов в любой миг сражаться. Незнакомец явно не собирался нападать первым, он хотел бы остаться незамеченным, но что-то его привлекло, заставив показать свое присутствие. — Ты слышал о Стивене? — немедленно подошел к нему Баки, который был настроен решительно. Он нависал над встречным, незамедлительно требуя внятного ответа. — Ну я Стивен, — недовольно фыркнул человек, нарочито бесстрашно приосаниваясь. Лицо его наполовину скрывали все те же бурые лохмотья, отчего он напоминал сбежавшую из гробницы древнюю мумию. — Ты? .. — растерянно протянул Баки. Теперь он все понял — произошла колоссальная ошибка, имя-то ему под пыткой назвали верное. Но к чему такая информация? Суперсолдат корил себя за преступную поспешность, вспоминая те времена, когда умел проводить допросы в течение многих часов. Да, он был монстром и помыслить о нравственной стороне тех поступков не хотелось. Но эти навыки стоило применить, какими бы отвратительными они ни казались, чтобы расспросить расколовшегося врага подробно. — Ну… я, — вывел из замешательства сбитый с толку человек, который показался, откликнувшись на свое имя, судя по всему.  — Откуда тебя знали Стервятники? — мрачно продолжал Баки. В груди разъедала досада, переходившая в апатию. Сначала он ухватился за призрачный лучик надежды, ныне пожинал лишь плоды отчаяния, что чернее беззвездной ночи. — Мы с приятелем примкнули к ним, — пожал плечами некий Стивен. — Потом поняли, что дело дрянь, решили уйти. Ну… Они не отпускают. Я вот выжил, потому что мертвым прикинулся. А друг мой вон там лежит. Человек кивнул на тело у обочины, проткнутое массивным острым шипом. — Значит, ты Стивен, — повторил Баки, чтобы самому поверить во всю нелепость фатальных совпадений и бессмыслиц. — Кажется, ты не меня искал, — с опаской полушутливым тоном отвечал новый знакомый, поправляя маску на лице и протирая красные линзы очков; такие носили только Стервятники. — Да ты проницателен, — усмехнулся Баки, мотнув головой, бесцельно всматриваясь в высокое небо, пустое, бесконечное, до одури насыщенное синевой; затем обратился к нежданному собеседнику. — Твой фургон? — но сорвался на угрозу: — Отвечай! — Нет, — выдал информацию человек: — На него ночью наехали Стервятники. Вот мы и хотели прямо с рейда сбежать, но куда там… Незнакомый Стивен вздохнул, бросая взгляд в сторону убитого товарища. Удивляло, что кто-то еще способен переживать за гибель другого. Баки уже давно не верил в этих новых людей, считая, что ими владеет только злоба и мелочный гнев. Но, как оказывалось, не всегда и не всеми. Конечно, до первой дележки добычи. — Ты знаешь, что случилось с владельцем этой машины? — нахмурился Баки, еще раз полукругом обходя помятый фургон, не теряя из виду подозрительного субъекта. — Хм… На него как раз напали Стервятники, — повторил показания допрашиваемый. — Вот же твари! — Где водитель? — буравил взглядом Баки. — Отвечай! Вновь в душе неприкаянного суперсолдата замерцал слабый огонек надежды, но более похожий на холодный свет луны, нежели яркий луч солнца. Баки, яростно раздувая ноздри, подходил вплотную к оторопевшему собеседнику, готовый применить любые методы для того, чтобы выпытать сведения. — Прежде, чем ты начинишь меня свинцом, я могу предложить торг? — тут же сделался сговорчивым бывший Стервятник. Баки понял, что человек требует от него в обмен на информацию какой-нибудь ценный ресурс. В данном случае им стала банка старых-престарых консервов, выуженная из разбитой машины неприятеля. Баки протянул ее со словами: — Вот тебе еда. И никакого торга. Информацию, живо! — Окей, ладно, не горячись, — затряс руками собеседник, живо принимая „подарок“, невнятно продолжая: — Вряд ли ты слышал об одном человеке… Но я видел, как Гиффа волок кого-то на круглом щите или чем-то вроде щита. — Щите?! — пронзила догадка сознание Баки, он не верил своей удаче. Круглые щиты не такой предмет обихода, чтобы попадаться каждый день. Нет, на этот раз ошибки быть не могло, особенно если учитывать, что водитель фургона бесследно исчез. Допрашиваемый враг, скорее всего, упоминал второго Стивена, настоящего, бывшего союзника. — Кто такой Гиффа? — удивился новому имени Однорукий, который считал, что знает всех главарей и даже мелких сошек в изъезженном вдоль и поперек регионе. — Один медиум, — бросил бывший Стервятник, крутя в руках вожделенную банку, продолжая охотно: — Ни с кем его не спутаешь — у него на плечах целый дом! Ну… Образно говоря. Странный тип, — поскреб задумчиво крючковатый нос собеседник. — У него нет машины, но он везде успевает. Вроде как из шаманов происходит. Конец света не помешал ему. — Где его найти? — торопил Баки, переступая с ноги на ногу, словно разминаясь перед броском спринтера, готовый хоть пешком, хоть босыми ногами по горящим углем бежать, лишь бы выведать хоть что-то о местоположении Роджерса, друга, брата, духовного близнеца. Или же уже антагониста… Второго такого же суперсолдата, затерянного во времени. — Гиффу не найти, если он сам тебя не найдет, — ответил с загадочным прищуром встречный, окидывая взглядом неприветливое пространство вокруг. — Где-то в этой пустоши. Я ему вряд ли когда-то понадоблюсь, но, говорят, он ищет людей, чтобы раскрыть их… Хотя мне-то что. Я мало понимаю во всем этом. Надежда вновь таяла, сменялась непониманием, неверием в мистику и новым витком скитаний, где даже на удачу полагаться глупо, только на волю случая, а доброго или злого — не человеку решать. — Он опасен? — осведомился Баки, готовясь отправляться. — Нет. Зла от него не видели, — вспоминал незнакомый Стивен. — Да из оружия у него только какие-то странные порошки. Может, он вообще призрак… Некоторые считают, что Гиффа — это не человек. Гиффа — это состояние. Кто знает. — Спасибо за информацию, — выдохнул сквозь зубы Баки, ощущая странную смесь горечи и радости. Он все еще не знал, шла ли речь о его друге, но показалось, что удалось наткнуться на его след. — Надо же… Кто-то еще умеет говорить „спасибо“, — искренне удивился человек, окончательно стягивая маску с лица, улыбаясь неумело гнилыми зубами: — В таком случае… Спасибо за еду! — Эй, а ты точно из Стервятников? — перед самым отбытием обернулся возле своего джипа Баки. — Ну… был. А что? — замялся собеседник, мрачнея. — Да так, — запнулся от легкой неловкости вопроса Баки, но решил все-таки узнать, хотя к делу это отношения не имело: — Говорят, у вас всех клыки, чтобы кровь пить. Бывший Стервятник Стивен рассмеялся, доставая маску, которая состояла из клыков и нашлепки на нос, показательно прицепляя ее на лицо: — Например, такие? Много что говорят. Ты верь больше. Здесь все любят создать вокруг себя страшные легенды. — Устрашение — залог выживания, — невесело бросил Баки, подходя на всякий случай к фургону, выбрасывая шипы из механической руки. Он криво нацарапал возле руля: „Баки. Пустошь у моста“. Он надеялся, что Стивен сам вернется к машине, потому что друг никогда не сдавался и не позволил бы убить себя каким-то ночным выродкам. — Да уж… Ладно, пойду что ли прибьюсь к крепости Джита, если этот безумец меня не пристрелит на месте, — бормотал себе под нос тезка Роджерса. Но схожесть имен не давала ничего. „Гиффа, теперь я ищу Гиффу!“ — давал себе установку Баки, заводя мотор. *** Преследовавшие картины прошлого — малая цена за возможность выживать, не страдать от тяжких болезней и неравных по силе противников. Так сказали бы все блуждающие скитальцы, ясный разум для них всех давно уже стал недостижимой роскошью, поэтому безумие одного ненужного супергероя не являлось оправданием. Когда-то давно все несло смысл, ныне же всем владела ржавчина. Мировое древо превратилось в склад остовов автомобилей, что пронзал уродливыми скелетами безоблачное немое небо. И высшие силы ничего больше не сулили этому миру. Вокруг горели светильники, выхватывая из темноты пляшущие тени и раковины моллюсков — раньше эта пещера была подводным гротом. Потом стала чьим-то ненадежным убежищем. Формы жизни упрощались, больше никто не возводил массивных сооружений, как и простых домов. Довольствовались особенностями ландшафта, старыми портовыми контейнерами и ломом, который удавалось приспособить под свои нужды. Люди больше ничего не создавали. Они умели только рыться на свалках, отбирать у соседа и добирать те крохи, что остались от разрушенной цивилизации. Но что же могло довести их до такого отчаяния? Какая страшная сила? Какая катастрофа обрушилась на них гневом небес? Или вовсе не небес? Ответ терялся в смутных снах, что скалились кошмарами, отчего вновь вставали безмятежные картины то ранней юности, то тех времен, когда его все считали героем. Они успокаивали, но не позволяли шевельнуться, разобраться, куда попал: «Да, я был счастлив, но теперь… Некого стало защищать! И это хуже смерти, — Стив дернул плечами, слегка сдвигая верный щит, словно крышку гроба, заставляя себя мыслить, а не только рассматривать истлевшие фотокарточки памяти. — Я должен найти Радужный Поток, только в Асгарде мог уцелеть кто-то из „Мстителей“, я должен знать правду, как это случилось. А еще просто обязан отыскать Баки здесь, в этой пустыне, Баки не мог просто так сгинуть, он столько раз обманывал смерть, поэтому я не верю в то, что он поддался ей на этот раз. И ради него я бы не испугался пойти против закона. Что если Старк именно за это на меня ополчился? Странные видения… Если бы только собрать эту мозаику. Но для начала надо найти Макса и… бензин… И машину! Где мой фургон?» Роджерс окончательно пробудился, не физически, но разумом. Он вновь ощущал тревогу о насущных проблемах, он вновь ставил перед собой цели. А великая цель и смысл жизни — не самое важное, когда глоток воды делается эквивалентом золота. Стив приподнялся на локтях, оценивая свое состояния, приходя к выводу, что ран на его теле нет, а если какие-то и были, то их излечила сыворотка. Как ни странно, не мучила жажда, зато в голове стучало, как после похмелья, хотя напиться по-настоящему суперсолдат тоже не мог со времен эксперимента, что являлось с одной стороны, положительным, а с другой — побочным свойством усиленного организма. Последнее время порой дико хотелось забыться, погрузиться вновь в вечный искусственный сон. Но от новой волны невеселых размышлений отвлекло движение возле одной из стен. Там сидел темнокожий человек, явно сохранивший черты коренных жителей Австралии, отчего он практически сливался с темно-коричневой породой. Он сидел до определенного момента совершенно неподвижно, скрестив ноги, точно погруженный в медитацию. Ныне он легким слитным движением поднялся, рассматривая насторожившегося Стивена через непроницаемые черные стекла круглых очков — необходимого атрибута жителя пустыни. В остальном он отличался от скитальцев, да и от солдат той или иной бандитской армии. Он ничего не просил, не нападал, только мягким, почти певучим, голосом произнес, пространно поводя руками, спокойно отстраненно улыбаясь, весь его образ окутывала загадочность: — Ага, ты очнулся. Ты жив. Тот, о ком остались легенды. — Ты знаешь меня? Ты знаешь, кто я? — подошел к нему Стивен, окончательно освободившись от оцепенения, придерживая на всякий случай за край свой щит. Хотя он уже давно не использовал этот символ как оружие. Уже иной, не тот герой, который метал диск, сшибая им врагов. Щит пережил с ним все — и первую его войну, и заточение во льдах, и новые битвы уже в двадцать первом веке. Все времена, когда Стивен Роджерс назывался героем. В этом предмете, казалось, запечатлелись воспоминания всех этих лет, но ныне они приносили только новую боль, отчего щит и не использовался больше по назначению. Но теперь рука машинально подхватила его на всякий случай. Стив ощущал себя сбитым с толку, он медленно приблизился к странному человеку, возле которого стоял прямоугольный тряпичный короб высотой в полтора его роста. И этот импровизированный рюкзак явно носился на плечах. Его хозяин мерцал стеклами очков, в которых удваивались огоньки керосинок, все тем же непоколебимо безмятежным тоном он продолжал: — Я многое знаю. А вот ты… — собеседник рассматривал Стивена со всех сторон, заглядывая в лицо, внезапно четко и почти жестко заявляя, словно изрекая предсказание: — Чтобы не падать в пропасть, ты балансируешь на краю, отходя назад, к теням, не пытаясь прыгнуть вперед, к живущим. — Ты о моих воспоминаниях? — отошел на шаг Роджерс, хотя не ощущал опасности, которая могла бы исходить от эксцентричного незнакомца, который отвечал невесело: — Я о всем твоем существовании. — Так что же, по-твоему, мне делать? — не пытался узнать личность всезнающего Стивен. Он уже сомневался, не является ли его пробуждение продолжением бредового сна. Вокруг только бились догоравшие лампы и рассыпались меловой пылью раковины. — Ты и сам почти все знаешь, — обращался к нему вновь спокойно человек, улыбаясь, обнажая открыто и без агрессии кривоватые крупные зубы. — Радужный Поток… Я видел его. Однажды. Очень давно, — голос подернулся скрытой грустью. — Но ты не из тех, кто доверяется случаю. Поэтому дам тебе совет. Так ли ты уверен, что не знаешь Несмертного? — Не знаю, — отрезал Стивен уверенно, требуя разъяснений, понимая, что глупо выглядит, стоя посреди пещеры с щитом против безоружного: — Кто Вы? — Не знаешь? Может, ты и себя не знаешь? Все ответы очевиднее, чем кажутся. Вопрос в том, с какой горы глядишь на равнину, — не сказал ничего о своей личности собеседник, потирая крупные ладони. — Я был без сознания? — надеялся хоть как-то прояснить ситуацию Стивен. — Нет, только в плену воспоминаний, — вкрадчиво объяснил некто. — Ты отогнал Стервятников, для тебя это не проблема. Но худший враг, Стивен, засел в твоей голове. И еще один человек зря забыт тобой. — Так кто ты? Откуда знаешь мое имя? — Роджерс уже не на шутку испугался, считая, что ему являются настоящие галлюцинации. Конечно, шизофрения — не редкость при таком образе жизни, но он считал себя все еще нормальным, он четко помнил каждый прожитый день, пусть и бессмысленный раз от раза. — Может, тень, может, сон. Или твое сознание, — уклончиво улыбался человек, не позволяя рассмотреть свое лицо, но настойчиво требуя что-то вспоминать: — Так точно ли ты не знаешь, кто такой Джо Мур? — Какое это имеет значение? — не понимал Стивен. Он помнил много солдат, много сослуживцев и просто случайных людей, с которым его сводила жизнь, но эти имя и фамилия пока не ассоциировались ни с одним из виденных когда-либо лиц. — На Дороге Ярости все откроется. Воспоминания — это твой враг. Но врагов надо знать в лицо, — отозвался загадочный человек, взваливая на спину свой короб, ничуть не сгибаясь под его тяжестью, выходя из пещеры. Когда он покинул грот, у Стивена на миг в глазах все потемнело, покрылось туманом. В следующую секунду о присутствии кого-то постороннего напоминали только затухавшие огоньки крошечных ламп, сделанных из консервных банок. Супергерой выглянул из-под ладони, чтобы понять, где он оказался. Ориентиром ему служил маячивший вдалеке разрушенный мост, где-то там поймали Макса, в том же регионе он сам провалился в омут воспоминаний, если верить странному пришельцу. Хотелось считать, что не безумной галлюцинации, дробящей жадными когтями осколки разума, мешавшей прошлое, будущее и подсознание. Стив понял, что обязан вернуться к фургону, хотя догадывался, что без бензина тот малопригоден для передвижений. Но скиталец пошел вперед, куда глаза глядят. Они ведь для того и нужны — чтобы видеть путь. И лишь разум способен придать любой дороге цель и смысл. Возле выхода из пещеры он наткнулся на гнездо крупных земляных червей. Волокнистые твари бурили песок, копошились, перемалывая мелкие комья. Глаза Роджерса голодно блеснули, он растопырил пятерню и немедленно схватил ею не меньше шести склизких существ, разминая их в кашицу, по возможности отряхивая от песка, который все равно вечно скрипел на зубах. Так что разницы не ощущалось, когда нежданное подношение пустоши отправилось в рот. — Вот можно и дальше идти, — пробормотал хрипло Стив, не узнавая собственный голос. Когда он прошел чуть дальше, под гору, то наткнулся на высыхавшую лужицу грязи, найдя в ее центре жалкие остатки воды. И без раздумий приник к ним, то черпая рукой, то лакая, словно пес. В какой-то миг он остановился, узрев случайно свое лицо, застыв в замешательстве — он себя совершенно не узнавал. Не понимал, что это за осунувшийся бродяга с недельной щетиной, покрытый пылью, копотью и машинным маслом, уставился на него лихорадочными впалыми глазами в обводке красно-лиловых кругов. „Пегги… А ты бы узнала меня таким?“ — растерянно подумал Роджерс, но согревала уверенность в том, что его любовь из далекого прошлого несомненно приняла бы его и таким, ведь он тоже не замечал ее морщин и седины тогда, в одну из последних встреч. „Фургон, надо найти фургон“, — размышлял Стивен, двигаясь неуверенно дальше. Его пугал тот кошмар с Тони Старком и разрушенными городами… Слишком реальные сны порой хуже настоящих невзгод.