Бензак для суперсолдат

И не меньше стосковались по ликующим словам, По свободным, смелым жестам, по несбыточным мечтам! © С. Черный «Театр»

Круглая чаша бассейна прекрасно олицетворяла то, как здесь текло время — медленно, замыкаясь на самом себе. Снаружи гудел суховей, носил песок и затерянные души. Ему вторил рев сотен двигателей заунывными окриками тысяч навий тех, кто не пережил катастрофы разрушения мира. Кажется, прибывал отряд, отправленный на поимку Однорукого, как донесли обрывочные сведения. Хотелось считать, что вернется их спасительница, хотя весь уговор ограничивался недовольным кивком Фуриосы. Уверенность в том, что у пленниц появился союзник, таяла с каждой минутой, с каждой каплей в мелком бассейне глиняной вечности, в которой отражались тусклыми очертаниями пять лиц, пять разных, но похожих судеб. — Она не вернется, — качала головой Чидо под вечер, расчесывая длинные черные волосы. Казалось, девочка совершенно не желала бежать куда-то в пустыню. Возможно, она надеялась, что ей повезет, и она подарит правителю Цитадели здорового наследника да проживет остаток дней в Куполе. Она еще не понимала, что они для «хозяина» — своеобразный инкубатор, никак не личность, не человек. Тост такое пессимистичное отношение к ситуации явно злило: — Заткнись. — Вернется! — уверенно твердила Ангхарат, хмуря темные брови. Она нервничала больше остальных, отчего чаще обычного поглаживала живот, потому что будущий ребенок тоже реагировал. И эта женщина являлась инициатором безрассудного побега! Она первой заронила в отчаявшиеся обмякшие души зерно борьбы, которая до определенного времени не отличалась от подчинения, но когда у них отняли последнюю надежду на сговор с Императором, услав Фуриосу прочь из Купола, жены решили, что настало время действовать любой ценой. Порой достигается лимит ожидания, после которого страх не играет никакой роли. Главное — не спутать стремительность с поспешностью и не потерять веры в людей. — Если не вернется, то пойдем так. Ночью. Я умею водить, — процедила сквозь зубы Тост. — Но куда? — всхлипнула Чидо, всплескивая руками. Девушка явно боялась больше остальных, она еще не достигла своего предела терпения. — С чего бы Фуриосе нам помогать? Кейпабл молчала, стараясь снисходительно и милосердно относиться к людям. Она верила, что каждый может быть по-своему неплох, если только разбудить в нем лучшие черты. Хотя не все, ибо Несмертный растерял за много лет всю свою человечность. Есть такие поступки, которые не исправить ничем, а он совершил, кажется, все возможные. Девушки помнили его только жестоким тираном, стариком с язвами и белесыми желтоватыми космами, который выходил на возвышение в Циталели в окружении своих Императоров, на тридцать секунд открывая водопад из скважины. Из Купола открывался жутковатый вид на пыльную бурую толпу в лохмотьях. Она колыхалась волнами, в давке каждый раз гибли самые слабые, но на смену им откуда-то из-за горизонта усталыми тенями прибывали новые. Хотелось бы помочь им всем, каждому. За какие заслуги? Просто так, ведь иначе добро не делается. Но только осознание собственного бессилия сдавливало сердце новой болью. — Она вернется. Я тоже в это верю! — поддержала даже Дэг, которая очень редко улавливала суть общего разговора, но последнее время единственной мыслью, что владела умами, стал побег. Все из-за короткого разговора Фуриосы и Ангхарат, которые друг друга убедили, что где-то далеко, за границей бури Великого Ничто, остался крошечный островок, покрытый травой — Зеленые Земли. Вроде бы Фуриоса там родилась. Верить в это или нет, Кейпабл сама не знала, но однозначно не желала пропадать в Куполе. В какой-то момент ее сознание успокоилось, принимая безумную мысль: лучше смерть на свободе, чем жизнь в тяжкой неволе. — Но, но… Ладно, она вернется, — вскоре согласилась и Чидо. Казалось, общая вера всех пятерых призвала загадочное заклятие: не прошло и получаса, как в Купол вошла та, кого они все трепетно ждали. Фуриоса выглядела усталой, но в ее глазах плясал лихорадочный азарт, который возникает только тогда, когда нечего больше терять, а страх уступает место решительному шагу, прыжку через самого себя. Поэтому не пришлось удивляться, когда женщина одними губами шепнула Ангхарат: — Ждите ночи. Спать не ложитесь. Кейпабл едва слышала, но простую суть слов уловила. И все ее существо заполнило ликование. Хотя она не осознавала до конца, на что они все шестеро надеялись, куда собирались бежать. Но сознание подкидывало воспоминания из далекого детства, еще из тех времен, когда ее не поймали работорговцы. Она родилась в тех местах, где еще что-то росло, наверное, поэтому организм не был отравлен, что и привело ее, в конце концов, в «золотую клетку». Бежать! Куда угодно! Но бежать! — Зачем ты пришла сюда? — послышался голос, а за ним тяжелые шаги. Ох, этот голос! Ох, эти шаги! Вечные предвестники страха, что пронзал насквозь ледяными пиками. Несмертный Джо. От ужаса ощутимо затряслись руки, а мысли превращались в отдельные слова, вязли в этом болоте оцепенения. Пришел «хозяин», высокий, грузный с седыми мохнатыми бровями и такими же волосами, развевающимися, как полог, да злыми бесцветными глазами, пронизанными красными жилками. Нижнюю половину его лица скрывала маска, от которой шли трубки к кислородному баллону, расположенному за спиной, а на нижней ее части устрашающе скалились засушенные зубы чьей-то вырванной челюсти. Человеческой или, может, звериной — неизвестно. Но весь его вид заставлял усомниться, человек ли он вообще или нежить из сказок прежних людей. На поясе он всегда носил два огромных револьвера, а тело его скрывали пуленепробиваемые полупрозрачные доспехи, создававшие герметичную упаковку для гноящихся язв. Женщины все разом оцепенели, точно добыча перед гипнозом змеи. И так происходило не только с ними: Воины Полураспада вообще бились в восторженных истериках, когда сталкивались лично со своим «идолом». — Отныне ты водишь боевую фуру! Завтра отправляешься в Газтаун за бензаком, — обратился к Фуриосе командир. — Есть, Повелитель, — без искреннего энтузиазма отрапортовала Фуриоса, выпрямляясь и уходя. «Хоть бы она придумала, как отвлечь его ночью, чтобы он не пришел сюда», — судорожно размышляла Кейпабл, успокаивая Дэг, для которой вид «хозяина» последнее время сделался невыносимым, девушка рисковала окончательно сойти с ума. Кейпабл пообещала себе быть сильной и не сдаваться, всегда поддерживать подруг. Раз уж они решились на побег, раз уж намеревались избавить себя от этого ужаса в маске, страх отодвигался за пределы сознания, чтобы не вздумал подрубать ноги дрожью, оставляя в западне. Вскоре Несмертный, окинув недоверчивым взглядом Императора, тоже удалился, кажется, хотел услышать рапорт о гибели некого Однорукого. Остаток вечера осыпался в ночь, но медленно, как крупинки в вязком желе. Девушки украдкой собрали все, что посчитали ценным. Спать, естественно, не ложились, но от них зависело ничтожно мало. Фуриоса не была им чем-то обязана, могла помочь только из жалости или, может, солидарности. Хотя, когда она говорила о Зеленых Землях, то явно тосковала по местам, которые знала когда-то. — Пора! — как выстрел, как разрыв гранаты прозвучал голос Императора, когда она показалась в дверях. Женщины встрепенулись, понимая, что у них очень мало времени. Хотя большинство в Цитадели оказались заняты подготовкой к ритуалу отправления фуры-цистерны в Газтаун за бензином. Из этого события делали настоящее представление. В грузовик закачивали воду, потом в этой же цистерне из «города топлива» перевозили бензин. Каждый раз все это сопровождалось пышными речами Несмертного и внеплановым водопадом для простых смертных. И, конечно же, бурными овациями Воинов Полураспада, ибо они, словно дикие звери, каркали и рычали на разные голоса восхваление их чудовищу. Наверное, Несмертный отдыхал в ту ночь перед грядущим представлением, так что оставался один шанс на миллион, ведь за рулем грузовика повелели находиться самой Фуриосе, что рядовой Воина Полураспада видел только в мечтах, даже не каждый Император удостаивался такой чести. Но своевольная женщина использовала эту возможность в своих целях. Девушки встрепенулись, натягивая разномастные сапоги, которые им принесла Император, затем они покинули Купол. — Мисс Гидди, а как же вы? — дрогнул голос Кейпабл, остановившейся у порога, заметившей, что их наставница никуда не намерена идти. Она подошла, готовая поддержать пожилую наставницу, может, даже на себе унести. Хотя вряд ли у нее хватило бы сил. — Я слишком стара для подобного, — устало покачивая головой, отвечала женщина, потирая сморщенные руки. В последнее время она нехорошо себя чувствовала. Сказывался возраст. Да, она еще помнила времена, когда люди жили иначе. И минули они не так давно, меньше одной человеческой жизни назад. — Идите! — Мисс Гидди, — тяжко охнули девушки. Старушка ясно давала понять, что настал ее час умереть, так как в случае побега жен ее, скорее всего, ждала гибель. Она упоминала, что давно хранит под матрацем ружье, хотя никогда не умела стрелять. — Я устала смотреть, как над вами издеваются, — ответила сухонькая женщина, всплеснув руками. — Бегите же! — Мисс Гидди, — сокрушалась Дэг. Она ближе всех общалась с их наставницей, просила рассказать побольше легенд и сказок прежнего мира, учила стихи. А еще узнавала названия и способы посадки растений, которые культивировались раньше, когда земля еще могла приносить плоды, когда сочную траву поедали домашние животные. Кейпабл знала все это из книг, видела на истертых картинках, но сама представить уже не могла, стыдясь своей ограниченности, считая, что в старом мире они бы все выглядели дикарями или помешанными. Но его не стало, а к новому не каждый сумел приспособиться. Выжили не самые лучшие, даже наоборот — самые изворотливые, самые пронырливые. Мир раскололся на банды и их главарей, которыми становились далеко не самые порядочные. А ученые, поэты и просто умные, но не беспринципные люди выживали за редким исключением, в лучшем случае становясь сказителем, который хранил последние крупицы культуры. Для всех прочих оставалось исключительно практическое знание в узкой области, которая обычно не выходила за рамки устройства двигателей и добычи воды. Мораль, идеалы, умение давать объективную оценку ситуации и самому себе — все лишнее. — Скорее, — поторопила беглянок Фуриоса, предварительно оценив, что выход чист. Сторожей она отвлекла чем-то, ведь ей пока верили, она этим пользовалась. Но все обещало измениться меньше, чем через сутки. И уже навсегда. Они крались вдоль коридоров, где факелы отбрасывали мистические тени. Порой казалось, что мир населяют миллионы призраков, что прошлые люди вовсе не покинули эту бренную землю, но остались безмолвными наблюдателями. Вскоре показался первый караульщик. — Проверь пленника, кажется, он пилит решетку, — приказала кратко Фуриоса. Заметила она подозрительное движение или же придумала задание — неизвестно. Но Кейпабл стало немного тоскливо, что им приходится бросать кого-то. Да, вшестером они бежали, но всех остальных просто покидали. — Есть, Император, — кинулся выполнять починенный, ничего не спрашивая, через миг уже орал недовольно, заходя в пещеру: — А ну, туша!.. Фуриоса указала профессиональным жестом военного следовать дальше, позабыв на миг, что с ней не группа бойцов, а пятеро неприспособленных к жизненным трудностям барышень. В Куполе они содержались как тепличные растения. Но просили побега в этот ужасно неприветливый мир. Только Фуриоса понимала их лучше остальных, она знала цену этого «комфорта». Хотя сначала она упрекала их, вменяя в вину то, что они могут, например, мыться каждый день. В воде! Драгоценности, которой обычным людям не всегда хватало для элементарного утоления жажды. А «жены» ее выливали на себя, смывая незначительную грязь, ведь в их золотой клетке старались поддерживать чистоту. Такой роскоши были лишены даже Императоры. Да и густые длинные волосы носил только Несмертный и «жены», что доказывало их статус. Но стоило только трижды не оправдать ожидания тирана — брили наголо, как и всех, вышвыривая прочь. А дальше… — Вперед, — шепотом расшифровала Ангхарат, когда Чидо стушевалась, отступая на шаг назад, отчего и Дэг ощутила неуверенность, но ее подхватили Тост и Кейпабл. Женщины двинулись дальше, стараясь ступать бесшумно, однако раздобытые сапоги не по размеру предательски хлюпали. Однако рядовые спали достаточно крепко, а о расположении караулов Фуриоса знала все, умея ориентироваться в Цитадели хоть с закрытыми глазами. В казарме кто-то надсадно, наверное, до рвоты, кашлял, хватая ртом воздух, хрипя, явно задыхаясь. Мучительный звук пронзал сон крепости, заставляя невольно ежиться. Кто-то не желал бесславно прощаться с жизнью. Чидо вцепилась в плечо Ангхарат, пугливо прижимаясь к ней, как к старшей сестре. — Фуриоса, может быть, сможем обойтись без жертв? — обратилась к женщине Ангхарат, ища в ней понимания, когда процессия приблизилась к выходу. — Да, — кивнула Кейпабл, плотнее закутываясь в белую шаль, словно ее плечи трогали ледяные пальцы чужой смерти. — Тебе их жалко? — бросила небрежно Фуриоса, в ее голосе читалось не то снисхождение, не то презрение. Она явно утратила всякое умение жалеть врагов. Подчиненные за все годы не стали для нее союзниками, теми, кем стоило дорожить. Женщина просто выжидала момент, когда у нее появилось достаточное количество свободы. Между тем, они достигли «боевой фуры», которая вырисовывалась во мраке, словно небольшая крепость со своей системой укреплений. Она содержала одну гигантскую цистерну, усыпанную внизу шипами, и вторую, поменьше, в качестве прицепа. На вершине наподобие оборонительной башни и наблюдательного пункта был приварен корпус старинной машины с круглой крышей. Но все самое важное и интересное обреталось в кабине, правда, Кейпабл не поняла назначения и половины рычагов, которые располагались по обе стороны от массивного руля. Но догадалась, что у мощного транспорта есть целых два двигателя. — Ну… Они тоже люди, — уточнила неуверенно Ангхарат, залезая внутрь транспорта. — Как получится, — примирительно ответила Император, открывая крышку люка в кабине. — Сидите тихо, утром отправляемся в Зеленые земли. — А они точно существуют? — дрожала, как прозрачное крыло насекомого, Чидо, неохотно залезая в душный мрак, который простирался под широким пассажирским сидением. — Надеюсь, — ответила ей Фуриоса, но голос военачальника выдал на секунду тяжкую нерешительность, словно она брала ответственность без полной уверенности в том, что рискованный план стоит цели. Однако она потрясла головой, еще раз призывая не высовываться, показывая, как отодвигается крышка. Женщины кивнули, хотя Дэг и Чидо явно терялись. Но предстояло и им проявить стойкость, главное, что они не остались там, в Куполе. Сердце ныло за бедную мисс Гидди. Хотя, кто знал, что ждало их в этом опасном путешествии. Кейпабл вполне осознавала всю серьезность сложившейся ситуации и принятого решения. Но они с Дэг перед отходом написали сажей на стенах их стеклянной тюрьмы: «Мы не вещи!» — тем самым отрезая все пути к отступлению. *** Отчаяние… Липкое и тяжелое чувство затопляло сердце, просачивалось в разум, словно бензин из пробитого бака. Это странное слово «вечность» отдавало ныне горечью. Хотелось ворваться в нее с рокотом на Хромированном Коне, но, кажется, предстояло приползти раздавленной ящерицей. «Все, закончилось топливо», — подумал панически Накс, упираясь лбом в подобие матраса, трепыхаясь перебитым надвое червяком, скребя по каменному полу ледяными пальцами. Сбывались его самые страшные опасения: он мечтал погибнуть во славу Несмертного, но в итоге тихо глох, как неисправный двигатель. И как раз в день ритуала по случаю отправки фуры в Газтаун! А его товарищи в это время ликовали, провожая огромную машину. Страшно трясло, заснуть так и не удалось, но, что еще хуже, утром не получалось встать. В голове словно гигантский колокол стучал, а тело не желало слушаться, и никакая сила воли не позволяла принять вертикальное положение. Обычно проходило, удавалось как-то собраться, потом снова бежал вместе со всеми, снова хватал свой руль с Алтаря, снова бороздил просторы пустыни или копался в двигателе. Они все стремились к смерти, но выбирать ее — несравненное счастье. Однако жестокая природа, ополчившаяся против людского рода, порой оказывалась сильнее, пожирая жизненные силы быстрее, чем их успевали направить в боевую агрессию последнего броска. В конце концов, удалось, держась за стену, приподняться, тяжело дыша. В глазах все расплывалось. Цитадель или царство теней — не понять. Накс чувствовал, что наставал его предел, что вряд ли суждено ему дальше прославлять своими подвигами их вождя. Подвигом у них считалось многое, простое выживание в бою тоже уважалось. Но не бездействие на правах больного. Даже с сильной лихорадкой каждый отправлялся в рейды. Камикадзе тоже не презирали, им все скандировали: «Запомним!» Кого они на самом деле запоминали? Они все казались одинаковыми, одинаково обритые, одинаково обсыпанные побелкой и изрисованные сажей. В этом они ощущали единство, становясь наводящей ужас силой, грозовой черной тучей. Да, ради этого стоило встать и идти, дальше, шаг за шагом, плюя в лицо смерти слабаков. Но это призывы хорошо звучат, самоубеждение, а на практике все оказывалось неподъемно сложным. Он просто падал… Конец. Отчаяние и паника снова окутывали плотной стеной. — Подключи тушу… У меня тут боец загибается, — как в тумане доносились слова кого-то из старших по званию. Кто-то его поймал, не дав пропахать носом по полу. Нет, все-таки в Цитадели было единство: никто не пнул, не растоптал. Они понимали, что каждый может оказаться в подобной ситуации и не разбрасывались воинами. Это щенки еще мало что стоили, но их редко брали в рейды, особенно самых мелких. Да, их унижали, но это не означало уничтожения. Вот только доживали до славных времен не все. — Ладно, ладно, — отвечал толстоватый мужчина с мутным рыбьим взглядом. В руках он перебирал грязные медицинские инструменты, почесывая плешивую голову. В отличие от воинов он не брил макушку, что означало его важный статус. Еще бы! Ведь он лечил самого Несмертного. Органик-механик был предан своему делу, но тревога за выздоровление кого-либо ничуть не трогала его циничный и расчетливый ум. Ему просто нравилось изучать человеческое тело, словно механизм, помимо прочего он хранил немало знаний прошлых людей. Под «тушей» имелся в виду неприятный человек, который висел в узкой железной клетке. В них попадали обычно либо редкие предатели, которые ожидали показательной казни или зверских допросов, либо «туши», которые Органик-механик часто использовал как неживой материал: либо выкачивая из них кровь, либо вообще ставил эксперименты. Но это над хилыми, неценными, а теперь попался какой-то воин, не иначе. Он еще и на собственной машине путешествовал. — Высокооктановая кровь! — восторженно отмечали все, кто видел тушу. И Накс повторял за ними, и ему нравилось, как это звучит. Топливо или кровь — никакой разницы. Человек и машина — единое существо. Живое или неживое — лишь бы мчалось вперед во славу вождя. Накс благодарно улыбался, не запоминая кому, когда Органик-механик наспех вгонял в вену парня иглу, «подключая» для переливания крови. Все-таки его не бросали, возможно, за то, что он прошел посвящение в водители. По этому случаю каждый даже изготавливал самостоятельно из всевозможного лома свой неповторимый съемный руль, который «заряжал» своей священностью сам Несмертный, отчего этот предмет являлся великим культом почитания, наряду с бензином и водой. Значит, как рассудил Накс, его считали сильным, потому что в этом мире действовало железное правило: «слабые жертвуют собой для выживания сильных». В старом мире слабых физически людей часто поддерживали и тащили на своем горбу. Так рассказывали легенды сказителей, которые воины редко слушали, поэтому расценивали как выдумку выживших из ума стариканов. А здесь у дохляков забирали последнее, выжимали кровь, если речь шла о боевых действиях. Если нет, то просто зачастую выгоняли в Пустошь. Иногда это становилось вынужденной мерой, чтобы не допустить распространение эпидемий. Говорили, что в старом мире ужасные болезни выкосили в течение нескольких лет большинство животных, тогда-то начался голод. Впрочем, молодой воин не задумывался, что из себя представлял этот далекий неизвестный мир. Накс ощущал себя избранным, как и каждый Воин Полураспада. И не надо иного счастья, ведь у них был единый величественный отец — Несмертный Джо. — У, да ты уже труп! — напоследок безболезненно хлопнул по затылку Органик-механик, грузно отходя на своих кривоватых ногах, придирчиво оценивая, кого ему приходится чинить, тратя ресурс захваченной недавно туши, притом на редкость здоровой и, наверное, непокорной — на пленнике красовался железный намордник. Вообще, по всем признакам странного скитальца побаивались, раз висел он в клетке со связанными руками. Это придавало Наксу дополнительную уверенность в своих силах — по его венам теперь текла новая сила. Еще Органик-механик что-то упоминал о такой вещи, как группа крови. «Первая отрицательная» — что-то в этом духе, вроде бы подходила всем, за что непокорного пленника и оставили в живых, воткнув в вену на шее тонкую трубку, чтобы без надобности лишний раз не лезть в клетку и иметь быстрый доступ к крови. Притом здоровой, как удалось установить, а ведь большинство жителей Цитадели страдали как раз от болезней крови. Названий не знали, но все они потихоньку угасали, четко уяснив, что после энного количества вылазок настанет их очередь стать камикадзе. Откроется их путь в «Вальхаллу» и их «запомнят». На том и держалась власть Несмертного, она давала надежду, веру в то, что их где-то ждут, что где-то, очень далеко, расстилаются обширные земли, где нет голода и жажды, а еще всегда полно топлива в бензобаке самой прекрасной машины. Наксу показалось, что он задремал, потому что очень живо представил картины грядущей славной гибели. Переливание крови явно шло на пользу, потому что постепенно уходил нестерпимый озноб. Но сил все равно еще не хватало, чтобы куда-то нестись. Но как гром среди ясного неба по Цитадели пронесся клич: — Кобылицы сбежали! Тревога! «Ну, вот же он, шанс попасть в Вальхаллу!» — подумал Накс, однако ноги все еще не слушались. Он так и сидел возле клетки, панически озираясь на то, как другие Воины Полураспада несутся к Алтарю Рулей за своими «драгоценностями», чтобы седлать автомобили. А он не мог сдвинуться с места. Хуже, чем отчаяние. Что-то во сто крат хуже. Наверное, отчаяние, помноженное на бессилие; гнев на мироздание, на всю его проклятую несправедливость. Неужели предстояло просто так отсиживаться, ожидая, когда в организм достаточно накачается высокооктановой оживляющей крови? Да еще Слит совсем обнаглел: воровато озираясь, пробежал мимо по направлению к Алтарю. Снова! Все не терпелось ему попасть в водители, ведь наличие даже самой захудалой машины означало определенный рост в банде: автомобильные бои требовали большей изворотливости ума, чем охрана аванпостов и метание гарпуна. Поэтому водители ценились выше, даже если порой уступали в физической подготовке громилам. Но Слит… Накс его с детства помнил, еще с тех времен, когда в Цитадель только попал. Слит был чуть постарше и, помнится, какое-то время даже опекал бестолкового щенка, конечно, насколько мог второй такой же щенок. «— Пойдем!» — отчетливо вспоминался голос бойкого мальчишки, который приветливо стиснул запястье шершавой ладонью, предлагая показать, что собой представляет Цитадель. Накс тогда широко улыбнулся, закивал и двинулся следом. Он тогда не понимал, что остался сиротой, не понимал и ныне, знал, но где-то на периферии сознания оставалось это ощущение, все занимало восхищение Несмертным — новый общий отец. Потом они со Слитом как-то вместе из низших чинов выбились в воины, разными путями за разный срок. Вспоминалось, как они наносили узорную скарификацию за заслуги, как вместе скандировали с энтузиазмом девизы во славу их вождя. Но потом старший товарищ, кажется, начал завидовать, что Накс быстрее него продвигается в иерархии банды, и зависть спалила все, что называлось дружбой. Вот уже который раз Слит, завидев недомогание своего водителя, порывался сам занять это место. И это в такой день! Ярость! Предал, Слит-зараза! Гнев разливался по венам и артериям, как будто ключ зажигания приводил в движение автомобиль. Накс резко вскочил с места, схватившись за свой руль, останавливая упрямого Слита, который ухмыльнулся своими кривыми, разрезанными до скул губами. Эти шрамы ему, помнится, оставил несколько лет назад сам Риктус. Нет, все знали, что этот гигант умственно отсталый и годится только в качестве двухметровой горы-телохранителя своего отца, но все-таки он приходился родным сыном Несмертному. Даже бессмысленная агрессия с его стороны расценивалась как передача чего-то сакрального. Поэтому Слит гордился своим уродством, из-за которого он нацепил на щеки железные скобы. Но это не давало ему права захватывать машину, пользуясь тем, что все спешили броситься в погоню за Императором-предателем. Вновь началась перепалка, воины не отпускали желанный руль, перетягивали его, словно канат, словно псы кость. Накс ощутил в себе прилив сил и адреналина, который служил телу, как нитро-ускорение для машин. Он ударил лбом. Слит от неожиданности отпрянул, отпустил руль и повалился на пол. С рыком подскочил. — Видишь тушу? — Ну? — недоверчиво и агрессивно хмурился гарпунщик, нависая. Он всегда был более мощным, более мускулистым, но Накс не уступал ему в упрямстве и агрессивности. Может, даже превосходил, когда того требовала ситуация. Вот как теперь. — Он в наморднике, наверное, потому что очень злой. Значит, во мне теперь яростная кровь! — В подтверждение своих слов Накс без предупреждения еще раз слегка ударил лбом в лоб, надвигаясь на предателя. Глаза в глаза. Парни словно пытались забодать друг друга. Накс сверлил взглядом Слита, все плотнее сжимая руль, принадлежавший по праву. Напряжение накалялось, словно в воздухе летали огненные искры. — Ладно, — отступил Слит, снова проигрывая «в гляделки». Значит, не совсем еще сгнил от мелочной жадности. — Я войду в историю, погибнув на Дороге Ярости! — отшатнулся Накс, выгибая шею. Хотя его покачивало, как на сильном ветру, он экзальтированно восторженно таращил глаза. Он приближался к своей мечте, оставалось только совершить подвиг. Последний рывок — и Вальхалла. Вот она радость! — Идет! — вдруг закивал с охотой Слит. Каждый раз, когда до него доходило, что в случае смерти Накса он сам станет водителем, гарпунщик забывал о конкуренции и помогал. — А что делать с тушей? — Возьмем его с собой! — с энтузиазмом предложил Накс. В его голове родился отличный план, как ему получать поддерживающую жизнь яростную кровь и отправиться вместе с остальными на Дорогу Ярости. Органик-механик вряд ли одобрил бы такую выдумку, но он куда-то отвалил по делам, значит, не мог заметить. Слит же теперь, как в былые времена, поддерживал безумную идею. *** «Вы что, издеваетесь?! Я вам не почетный донор!» — подумал Макс, когда ощутил, что из него начинают выкачивать кровь с помощью хитрого приспособления, состоящего из длинной трубки с иглами на концах. Да еще его повесили вниз головой. Краем глаза он заметил еще несколько таких же несчастных "туш", многие уже тихо загибались, выкаченные, как мухи в сетях паука. А он попал в клетку, но все еще не оставлял надежды выбраться, хотя никакого плана не существовало. После попыток искусать своих тюремщиков на него еще — для полного «счастья» — нацепили жутко неудобный стальной намордник, похожий на карбюраторную решетку в миниатюре. Ночью он попытался раздвинуть неподатливые прутья клетки и сбежать, но, как по чьей-то наводке, явился сторож, и его стремления смыться не увенчались успехом. Давно же он не попадал в такие передряги, наверное, с тех пор, как ушел из Патруля. Но там теснилось слишком много призраков. Слишком много того, от чего стоило бежать и бежать. Но заключение заставляло понервничать так, что даже голоса прошлых лет не сводили с ума. С одной стороны, хорошо. Но с другой — только во время битвы или крайне экстренных ситуаций удавалось достигнуть недолгой тишины. Хотя вокруг обычно творился чудовищный хаос, гомон, грохот. Может, в этом и заключалась его Безмолвная Равнина? — Кобылицы сбежали! — орал кто-то. И не интересовало ни кто такие «кобылицы», ни то, почему они сбежали. Да пусть здесь хоть потоп случился бы — он направлялся в Безмолвную Равнину. Он больше не желал никому помогать, чтобы не слышать потом в голове: «Почему ты не спас нас?» Когда двое врагов, очевидно, тайком, открыли клетку, Макс попытался вырваться, но один из противников оказался очень сильным. Кажется, ему-то он и прокусил накануне руку. А второй — слишком цепким. Так что ни малейшего шанса выбраться не представилось, когда-то вели, то тащили вниз, к машинам. — Да что ж вы творите, сволочи! — шипел Макс, хотя понимал, что двое безмозглых психов его не слушают. Он для них вообще мало чем отличался от недвижимого имущества. Конечно, здесь все страдали «отличными планами»! Например, прикрутить, как украшение, живого человека на капот, да не просто так, а фактически распять на пяти копьях. Они торчали перед передним бампером, на который неустойчиво встали ноги. Руки привязали к перекладине импровизированного «креста»-веера, на вершине которого висел высушенный череп. Один плюс — наконечники копий все-таки покачивались над головой, а не покоились воткнутыми под ребра. И пока еще жив, есть шанс выбраться, всегда есть шанс, главное вовремя за него схватиться. В довершение ненормального «сооружения» на машине, Макса сковали длинной цепью с водителем, пропустив через нее не менее длинную трубку для переливания крови. Неизвестно, на что рассчитывали два придурка, так или иначе, машина скоро тронулась и понеслась, засыпая глаза пленника песком. Максу не хотелось знать, что значит вся эта погоня, все это проклятое шествие, по какому поводу сотни колес поднимали столько пыли. Он хотел просто выбраться и сбежать, по возможности, вернуть «Перехватчик». В любом случае, его все это не касалось! Его ничто не касалось, он просто ехал в Безмолвную Равнину, но вечно оказывался в гуще событий. — В погоню! Фуриоса свернула на запад.