Бензак для суперсолдат

И мёртвые ждут рассвета за дверью ночного бреда... © Ф.Г. Лорка «Газелла о воспоминании»

Горький жемчуг катился по щекам, терялся в складках белых одежд. Соль в глазах смешивалась с соленым ветром пустыни, что раньше колыхалась океанскими волнами. Песок поглощал все и всех. Какую кару принять достаточно, чтобы вернуть всех, кто ушел незаслуженно? На каком кресте быть распятым, чтоб воскресли другие? В костре сгореть, чтоб птицей возродиться. И встретиться глаза в глаза с самою бездной. Но недозволенно: в горсти лишь прах и пепел. Вечно отнимает мир всех тех, кто дорог, кто любим. В фальшивом янтаре пространства смолой вязло будущее. Выбор таял в хаосе разлезавшихся звезд сквозь черные дыры отчаянья. Пустыня перешептывалась пыльными словами, заметая двигатель, гудевший сотней ос. Жала из сердца не вытащить, противоядья нет. В полушаге от бреда вставали миражи, где Ангхарат с появившимся на свет здоровым малышом ходила меж деревьев и рек. Рассказы о чудесных землях вили упругий узор фантазий и сожалений о несбыточном. Ангхарат уже никогда не достичь Зеленых Земель! Никогда не ступать по сочной траве. Никогда не увидеть улыбку сына, рожденного вдали от Цитадели безумия. «Никогда», — и с каждым осознанием всей полноты таинственного ужаса этого слова на глаза вновь наворачивалась саднящая соленая влага. Но в какой-то момент весь запас слез иссякает. Все крики исходят тишиной. И больше ничего не остается. Только опустошенность. Словно отрезали какую-то часть души, а вместе с ней и все чувства. В кабине воцарилась давящая тишина, какая всегда возникает, когда теряют кого-то близкого. Слов нет, говорить не о чем. Подбадривать друг друга — цинично и невыносимо. Дэг отстраненно уставилась перед собой, ушла куда-то за пределы обычного мира. Ей легче, ее словно берегло это умение отключаться. Чидо тихо всхлипывала рядом. Тост обреченным глазами уставилась на невеселый вид за пределами единственной уцелевшей задней двери. Отсутствие второй зияло каждый миг горестным напоминанием и трагедией, окном в немое повторение застывшего навечно мига. И чудилось ежесекундно знакомое лицо. Как будто рядом — лишь впустить в кабину. Улыбка нежная с победной простотой, а через миг растерянность и паника. И краткий крик паденья. Потом уж вечность разлеталась на куски чужих зеркал, напрасных совпадений, сжигавших все мосты. Кейпабл тяжело уронила гудящую голову на колени. К просоленным влажным щекам липли песчинки. Как слабая свеча на закланье, билось собственное дыхание, едва касаясь опущенных рук. Виноваты руки! Виноваты пальцы! Виновата вся она! Не удержала! Не убедила повернуть! Виновата. Вечность срывалась в миг, открывая пространство рассогласованных слов и порванных струн. Кейпабл боролась с апатичным оцепенением, как птица с ураганным ветром. Откуда ж взять сил освобожденной птахе, что в клетке не ведала, как тяжко встать на крыло? Ведь буря равно беспощадна к выносливым и бессильным. И все чудилось, словно Ангхарат улыбается, словно она где-то рядом. Только поднять голову — и вновь окажется здесь, на месте, со всеми. Но если бы! Фура продолжала путь куда-то, в неизвестные Зеленые Земли. Или кто ее знает… Вспаханная реальность не приносила плодов, никакие старания и жертвы не находили наград, отражаясь в безграничном зеркале пустоты. Скошенная до срока трава — вся их жизнь, лишь пустошь вступала в свои законные владения, лишь она диктовала правила. Великое Ничто не прощало ошибок. Гибель Ангхарат — вот страшный результат одной единственной, едва заметной. Но уныние не ошибка ли? «Чидо, Дэг… Теперь мне о вас придется заботиться. Нет, плакать больше нельзя. Нельзя! Теперь я должна быть сильной, смелой. Как Ангхарат». — Но каждая мысль о ней причиняла новую боль, новые слезы наворачивались на опухшие глаза. Чтобы не биться снова в истерике и не обвинять водителя, приходилось сдерживать себя. Нельзя! Не время! Не место! Им всем по-прежнему грозила страшная опасность. В черном зеркале вновь разгорался малосильный свет, едва заметный, но теплый, способный согреть. Кейпабл приподняла голову, вновь возвращаясь в обыденный профанный мир из безбрежного океана скорби. И удивилась, что все еще светило солнце, что все еще расстилалась бескрайняя дорога. Она точно вернулась из кошмарного сна, но реальность не приносила взамен ничего лучшего. От снов хотя бы есть пробуждение, а проснуться от такой жизни — только умереть. Уже не хотелось. Не для того Ангхарат бесстрашно заслоняла собой Фуриосу, не для того перерезала цепь. Не для того ушла в темный час в холодное безвременье. Не для того. Надеялась спасти их всех. Кейпабл решила для себя жить отныне за них двоих, быть смелой и доброй за двоих. Вдруг фура охнула раненным зверем, гулкий звук хлопнул под капотом. Колеса вращались все медленнее до полной остановки в песках. Без привычного, почти родного рева двигателя настала давящая тишина, сквозь которую слишком четко проступали лишние звуки: шепот ветра, переносящего песок, и далекий стрекот мотоциклов, который пугал неумолимым приближением. — Они отстали. Время есть. Я все исправлю, — стальным голосом отчеканила Фуриоса, вылезая немедленно из кабины, перемещаясь к перегревшемуся двигателю с разводным ключом и зеленой канистрой не то бензина, не то воды. Женщина говорила размеренно, стремясь не поднимать панику, зная, насколько слабее в моральном отношении ее спутницы. Но и сама она словно превратилась в механизм, в продолжение своего стального протеза. Двигалась, действовала, отдавала команды, но не жила. Так же она выглядела и в первые дни их знакомства — лютый взгляд убийцы, прямая осанка командира, равнодушный голос робота. По инерции сжимались и разжимались мехи легких, из привычки отсчитывало удары сердце. Но теперь они все ощущали себя не лучше. Чидо подозрительно притихла, словно что-то обдумывала. Смутные подозрения на ее счет вились змеями, звенело их неявное шипение. Доверие друг к другу вело их вперед, но теперь круг разомкнулся, теперь не стало одной из них, нарушилась связь времен. Говорили, раньше люди верили в жизнь после смерти, а когда кто-то умирал, совершали ритуалы, читали молитвы, чтобы не распадалось сообщество. И от этого делалось легче. Но все они — тощие плоды разрухи и жестокости — с детства не знали, что значит верить во что-либо. Поэтому ничто не удерживало от распада, от горькой скорби. Разумные поступки легко покидали, сменяясь хаотичным метанием без назначения. Кейпабл поняла, что не ошиблась в недобрых предчувствиях, когда Чидо, выскользнув хитрой гибкой ящеркой из кабины, стремглав побежала по песку, загребая ногами пыль и заламывая руки. Остальные жены кинулись за ней, но перепуганное создание проявляло невероятную прыть. — Чидо! Чидо, не будь дурой! — кричали наперебой Кейпабл и Дэг. — Он нас простит, он нас простит! Мы были его сокровищем! — лепетала обезумевшая девочка. Она пыталась вернуться! Уже отбежала от фуры, успев миновать и длинную цистерну, и свежие следы колес. — Обратной дороги нет! — сорванным голосом с невероятной злостью восклицала Кейпабл, несясь за девушкой вместе с Тост и Дэг. И — о, ужас! — Фуриоса беспощадно вскинула снайперскую винтовку, чтобы… устранить беглянку. Сердце Кейпабл сжалось, противоречия хлестами жестоким кнутом. Никогда она бы не посмела причинить вред Чидо, поэтому в любой миг готовилась заслонить ее собой от Фуриосы, как это делала Ангхарат, спасая Императора от Несмертного. Неужели благодарность оказалась вот такой «щедрой»? Неужели неподчинение командиру означало смерть? Куда целилась Фуриоса? Кейпабл бежала за Чидо, готовая пожертвовать собой, но одновременно страшно ненавидела девчонку за это паническое предательство. Малодушное! Эгоистичное предательство ребенка, который считал, что в неволе лучше. Да, в Куполе хватало воды и еды, там находились и мягкие кровати, и интересные книги. Но Чидо еще не знала, чего стоят женам ночи, проведенные с Несмертным, с этим чудовищем, покрытым зловонными язвами. Не знала, каково вынашивать его ребенка, не ведая, какой болезнью наградил несчастное дитя проклятый старик, который упрямо не понимал, что дело все в нем, а не в женщинах. — Он давал нам самое лучшее! Что вам было не так?! — плаксиво всхлипывала девчонка. Нет, Чидо еще ничего не понимала, только это ее и оправдывало. Она неслась вперед, как мотылек на огонь. А они ведь и ради нее устроили этот пробег! Ради того, чтобы она никогда не пережила того, что терпели годами остальные обитательницы Купола. — Мы были его вещами! — кричала Кейпабл, надеясь образумить беглянку. — Но мы не вещи! Чидо все еще не ощущала, что поймана на мушку. Фуриоса не собиралась следовать за ней, она с места не сдвинулась, словно пугающий каменный идол. Кейпабл запутывалась, кому верить, на кого надеяться. Водитель предал, когда не пожелал вернуться за Ангхарат. Фуриоса, получается, предавала теперь? Или нет? И как бы научиться в веру верить… Но нет, Фуриоса стреляла не в Чидо. На горизонте уже показались мотоциклисты. Да не горного народа, а самого Несмертного. Завал не смог сдержать целую армию. Раздался выстрел, прорезавший пространство, сбивший врага. В тот же миг словно что-то отрезвило Чидо: она приостановилась, испуганно вцепившись в накидку белого платья. Тогда-то Кейпабл и Дэг догнали ее, подхватили под руки, не позволяя снова сбежать. — Мы не вещи! Это ведь ЕЕ слова! — твердили наперебой Кейпабл и Дэг, увещевали, заговаривали, молили. — И теперь она мертва! — как жестокий ребенок, бездумно бросила Чидо, резанув больнее больного по свежей зияющей ране. Кейпабл никогда не испытывала ненависти, не к подругам. Разве только к врагам, к Несмертному и его самым верным воинами. Но от этих слов названной сестры впервые захотелось сделать больно неблагодарной твари, отпустить ее в лапы тирана, раз она так рвалась, раз забыла, что значил для них побег. Бездна скалилась клыками, глянув из черных недр желтыми глазами, усмехнулась властью отчаяния. — Кричи сколько влезет! Но к нему ты не вернешься! — решительно заявила Дэг, схватывая Чидо за талию, мягко оттаскивая назад. О, ей повезло, что это была Дэг! За последние слова Кейпабл была готова прибить неразумную девчонку, но когда Чидо со всей мыслимой скорбью крикнула в пространство, протягивая руки вперед: «Ангхарат!», то Кейпабл ее немедленно простила, понимая, что им нечего делить, что их терзает одна общая боль. Но ведь могла и не сдержать себя, такая же раздробленная, сбитая с толку. Так и рушился мир: брат шел на брата, безумный на безумного. Кейпабл вдруг отчетливо увидела, как это случилось. Их мир, крошечный островок света в неправедном царстве порока и лжи, едва не рухнул. Сначала смерть Ангхарат, потом побег Чидо. Оставалось ударить девочку — и все, нет больше мирка, нет больше света. Мгновенно пронесший мираж сознания рассеялся, девушка словно отшатнулась от края пропасти. Нет, они еще жили, они все еще направлялись все вместе в Зеленые Земли. — Пойдем, пойдем! — обняли ее за плечи подруги и торопливо повели к машине. Чидо повиновалась, тихо всхлипывая. Фуриоса невозмутимо заканчивала ремонт двигателя, от которого больше не валил дым. Водитель все это время молча помогал. Ему тоже не улыбалось застрять среди барханов на границе вражеской территории. Погоня отставала, завал все-таки не позволял пролезть самому крупному транспорту, зато преследовали несколько мотоциклов. Но после одного удачно сбитого они решили, что не будут тягаться без поддержки с вездеходной крепостью. Что стало с машиной Несмертного, никто не ведал. Но если байкеры, немного отстав, продолжали шпионить; вероятно, их вождь еще не погиб. Все держалось на его авторитете, на его решениях и командах. Поэтому он так жаждал оставить прямое продолжение себя, поэтому идея получения здорового наследника стала для него с годами навязчивой манией. И он все еще гнался за беглянками, которые вновь тряслись в кабине черной фуры. Минуты текли в часы, солнце плавилось в закат. Время мотало стрелки, хотя никто не мерил его по старым часам. Молчание давило, в воздухе витал невысказанный вопрос. Только чей? Кейпабл чувствовала, но не угадывала, кого еще мучает неизвестность, кто еще не смеет признаться себе в чем-то. Внезапно мятежный Император, тяжко вдохнув и выдохнув, точно с камнем на груди, произнесла неуверенно: — Кейпабл… Скажи, ты не видела еще одну машину? Когда Ангхарат… Когда мы… — Фуриоса подавленно замолчала, испытывая, очевидно, вину за свой непреклонный приказ двигаться только вперед. На своих плечах она несла тяжкий груз ответственности за них всех, за каждый миг побега, за каждую деталь плана. И обвиняла себя за то, что у нее не вышло договориться наверняка с горным народом, ведь тогда бы все прошло более гладко. Тогда бы… Наверное, каждый из них по-своему ощущал эту вину. Только по непроницаемо мрачному, покрытому бурой щетиной лицу водителя не удавалось опознать, как он относился к произошедшему, какие мотивы двигали им. Желание сохранить их всех или лишь корыстные мелкие опасения за самого себя — неизвестно. Фуриоса же, напротив, переживала за каждого из них. И, кажется, еще за кого-то, кто не показывался до сих пор. Женщина обернулась с места пассажира впереди, напряженно смотрела глаза в глаза, ожидая ответа. Кейпабл смутилась, судорожно перебирая в голове подробности катастрофы. Секунда за секундой, точно выцветшие открытки в картонной коробке, на которых изображался старый мир. Вновь пришлось переживать все, что произошло. Совсем недавно. Вновь навалилась неподъемным валуном вина. В тот миг все внимание ее приковала Ангхарат, то, как женщина катилась по пыли, а затем скрылась за цистерной летевшей на полном ходу крепости. А дальше душу вынимал собственный крик и бессильный вопль Дэг. Но Фуриоса просила вспомнить хоть что-то еще. Что-то, что только с места пассажира удалось бы усмотреть. И ради их спасительницы Кейпабл предельно сосредоточилась, вспоминая каждый миг недавний страшных событий. — Я слышала скрежет столкновения, — проговорила вскоре она. — А дальше? — тяжело исходили слова из перехваченного волнением горла собеседницы. В глазах Фуриосы взметнулось пламя предельной тревоги, отчаяния, смешанного с надеждой. — Нет… Дальше… ничего, — нахмурилась Кейпабл, мучаясь от ничтожности того, что удалось рассмотреть в вихре праха, клубившегося над дорогой. — Я думала, это один из байкеров. Но, кажется, столкнулось что-то крупнее. Я не знаю… Мы ведь… не вернулись, — сдавленно выдохнула девушка, покосившись на мародера-спутника. Она все еще не прощала угрюмому мужчине его наглой лжи, его непоколебимости в стремлении вперед, даже если он пытался так спасти их. Хотелось считать, что не только ради себя вел вперед фуру, не ведая дороги. Может, он тоже поверил в Зеленые Земли? Он ни с кем не говорил, пока они собирали оставшиеся после погони немногочисленные патроны, чтобы в сотый раз пересчитать и понять, что для нового столкновения не хватит, уж точно не с армией Несмертного. А им-то чудилось, что крепость непобедима, но ведь и огромная цистерна с водой не бесконечна, что приходилось признавать. Но нет, они верили искренне, что скоро попадут на родину Императора, в Зеленые Земли, в Долину Тысячи Матерей, где мудро и добро правили амазонки, берегущие остатки некогда прекрасной природы. Так рассказывала Император, сама словно оживая на тот момент, погружаясь в мечты о давно потерянном доме. Они ехали домой! Но путь к нему простирался через Дорогу Ярости, где они теряли самых дорогих, без которых и дом уж не тот. Жизнь недобра, способна отнять все. И хоть бы что-то отдавала взамен, чтоб не очерстветь, не ожесточиться. Кейпабл вновь испытала вину за бесполезность тех сведений, что поведала. Но, кажется, и их оказалось достаточно, чтобы растоптать остатки безумной надежды. Фуриоса отвернулась, вскоре поменявшись местами с водителем. Женщина долго неподвижно сидела за импровизированным рулем, но вокруг нее буквально сгущались сумерки, а мускулистые плечи не скрывали потаенного холода, который едва заметно прорывался слабым вздрагиванием, словно наносили удар ножом. Время отсчитывало рубленые минуты, как перемолотые кости и покрытые коростой фрагменты прошлых людей. Молчание нависало тенями, скатываясь по небосклону клонившимся к вечеру солнцем; клубилось яростью врагов, что медленно настигали, подбираясь, как ночь ко дню, как ненасытные навьи к живым. И едва заметно до слуха вдруг донеслись неизмеримо горькие слова о неизведанном и сокровенном, что скрывала от других и от себя, как звон ветра иных земель, плодородных и трепетных: — Неужели и тебя… потерять… неужели ты?.. Император ли так говорила, ветер ли вздыхал об утратах — Кейпабл не строила догадок, о ком шла речь, но ощущала, что в тот день каменное сердце Императора кровоточило двумя свежими ранами. Ведь и скалы плачут, если напомнить им о том, что когда-то они носились по миру песком, приникая к живой воде. Кейпабл вздохнула, обнимая по-матерински заплаканную Чидо, прижимая к себе, баюкая; и чтобы самой успокоиться да утешить их всех, начала напевать тихую колыбельную, которой их как-то раз научила мисс Гидди, однако воспоминания о несчастной старушке, их доброй наставнице, будили новую боль. В разрушенном мире оставались и хорошие люди. Отчего же возникало столько злых? Раненая птица перебитым крылом укрывала тех, кто просил теплоты. Проекция запрятанного мира сошлась на фуре в их хрупком стремлении вперед, всех вместе. Разобщенными нельзя. Острые жала ос растворяла тихая песня, оставались лишь рубцы. На груди ощущалась голова девочки, Чидо тихо задремывала, измучившись после своего порыва. Кейпабл ее окончательно простила. Они все смертельно устали, но все же двигались дальше. *** Боль растягивалась и разливалась вдоль головы от висков до шеи, проходила вдоль позвоночника, отдавая в грудную клетку. Вдохнуть мешали не то отбитые легкие, не то песок, набившийся в нос и рот. Однозначно плохое состояние, но все-таки не настолько плачевное, как в тот день, когда оторвало руку. Тогда-то Стивен решил, что потерял друга, а Баки отшибло память. Нет, по сравнению с тем днем — ерунда. Тело все еще двигалось, он все еще помнил свое имя и цель. Цель! Он собирался защитить фуру, он кинулся наперерез машине Несмертного, чтобы спасти выпавшую из крепости женщину. Чего он добился, рискуя жизнью? Суперсолдат торопливо дернул плечами, стряхивая с себя дорожный прах. По телу прошла судорога озноба. На миг почудилось, будто он ослеп, что отозвалось сковывающей паникой. О нет, хватало ему и оторванной руки! Вставить новые глаза никто не сумел бы, хотя в пустыне и зрячий по-своему слеп. Тот, кто сбился с пути, всегда блуждает хуже слепцов. Но на этот раз дорога осталась на месте, ее лишь укрывала ночная мгла. Пустыня не внимала никому, не слышала ни просьб, ни приказов. Лишь яркое полотно нескончаемых звезд рассыпалось над головой. Баки перевернулся на спину, надеясь отдышаться, прийти окончательно в себя, осмотреться. Но видел только эту манящую бескрайнюю бездну. Когда потухли все города, открылся невероятный вид на космос. Но никто больше не исследовал его, не запускал спутников, не снаряжал корабли и аппараты к далеким планетам. Только звезды остались в своей неизменности. И где-то там, далеко, создавались новые миры, жили внеземные цивилизации. Но и разрушались в вечном круговороте смертей и рождений. Земля — всего лишь одна из многих. Возможно, логическое завершение существования людей — их самоуничтожение. Сознание то возвращалось, то покидало. Звезды впивались в тело острыми гранями. Баки силился подняться, ринуться вперед, снова за фурой. Но ночь тянулась, исчезала, и только к ее середине удалось твердо встать на ноги, вдыхая пыльный воздух. Ночью в пустыне становилось невероятно холодно, при каждом выдохе даже формировались облачка пара. Как только суперсолдат вновь обрел способность двигаться и оценивать обстановку, он ринулся на дорогу. С удивлением он обнаружил, что лежал на скалах довольно далеко от места столкновения. Очевидно, на полном ходу он выбил потрескавшееся ветровое стекло и полетел вперед за валуны, еще скатившись вниз по дюне за ними. Кровоточащая рана на лбу подсказывала, почему он ничего этого уже не помнил. Обычный человек давно бы уже погиб, суперсолдат избрал бы другую тактику в спасении людей. А супергерой поступил бы именно так. Баки претило такое незаслуженное самоназвание, так что он не оценивал то, как себя повел. Его больше интересовал результат. Неужели он все-таки подвел Фуриосу? Позволил одной из ее подопечных погибнуть? Ответов не находилось ни на дороге, ни на скалах — никаких тел за исключением двух уничтоженных столкновением автомобилей. Джип с независимой подвеской смяло до неузнаваемости вместе со всеми припасами, вместе с целой канистрой воды. Но в момент порыва, подвига, некогда думать о таких мелочах. Как и о своей жизни. Но вот он выжил, вот он мучился от жажды и неизвестности. И не оставалось перспектив хоть что-то разузнать. Только звезды тускло освещали окрестности, стелясь узорами неизведанных миров, которых не волновала судьба земли. Ведь не каждый Звездный Лорд, не за каждым прилетает корабль пришельцев. Да и зачем? Зачем все… Баки бесцельно бродил возле места крушения, выверял колеи фуры, но их уже украл песок. Казалось, что за время, пока он был без сознания, враги уже успели миновать завал, потому что дорогу буквально перепахали следы сотни колес. Значит, он все-таки подвел Фуриосу, значит, он не принес никому пользы. А теперь даже добыть транспорт не представлялось возможным. Да еще на правой ноге обнаружилась глубокая рана поперек голени, которую и зашить-то нечем было. Так что скорость передвижения пешком теперь оставляла желать лучшего. На миг Баки подумал, что если найдет еще хладный труп одной из жен, то прекратит это бесцельное движение — кружение в пустоте — вспорет себе горло заклинивающими шипами механической руки. Ведь все напрасно, никого не спасти. Но тела он не находил, как и доказательств того, что удалось кого-то спасти. Несмертный мог забрать труп жены. Впрочем, мысли о самоубийстве казались крайне убогими и излишними. «Бесполезный кусок мяса с металлом!» — устало думал суперсолдат, обвиняя себя во всех смертных грехах. Терзаясь отнюдь не веселыми думами, Баки огибал кругами участок дороги. И лишь случайно обратил внимание на занесенные песком символы, которые проступали сквозь пыль, слабо поблескивая. Это что-то напоминало, вот только с трудом собирались фрагменты того, что именно. Непонятные письмена, похожие на кельтский узор, образовывали широкий круг недалеко от места столкновения машин. Диаметр его не превышал среднего человеческого роста. И выглядел он как мистическая дверь, портал. Да! Именно! Баки вспомнил, что такими пользовались обитатели Асгарда для перемещения между мирами. И явно, что этот узор появился на песке совсем недавно, однако уже угасал, тлел, как промокшие угли. Баки с изумлением рассматривал нежданную находку, силясь связать воедино разрозненные факты и невероятные догадки: — Это что… Радужный Поток?