Бензак для суперсолдат

…а пустынное сердце постигает их горько в безысходной и черной пентаграмме страданья. © Ф.Г. Лорка „Дождь“

Страницы досье угнетали своей ветхостью при свете медленно тлеющего дня. Но больше ужасала информация — великая сила, способная бросать на копья или отвращать разрушение целых народов. Но если бы… Не нашлось верных слов, не осталось заповедей и постулатов. Лишь пропахшие пылью зыбкие края бумаг. Стивен остановился возле выхода из бункера, едва заметил в ящике с символом „Мстителей“ знакомые фотографии. С них смотрели его вечно молодые союзники. Кто-то собрал на них целую подшивку: факты, слухи, вырезки из газет. Но главное — обнаружился список с именами. Дата распечатанного документа не припоминалась. Стало быть, суперсолдат тогда уже заморозили. Но ничто не имело более значения, когда сознание пронзили сухие строчки, ряды формулировок, из которых только и выхватывалось: «Наталья Романова „Черная Вдова“. Статус: мертва. Клинт Бартон „Соколиный Глаз“. Статус: мертв. Тони Старк „Железный человек“. Статус: мертв. Брюс Беннер „Халк“. Статус: мертв. Питер Паркер „Человек Паук“. Статус: мертв. Вижн (неорганическая форма жизни). Статус: уничтожен. Статус: мертв… Статус: мертв… мертв… Мертв… Уничтожен… Мертв» — текст и имена расплывались. Знакомые имена! Все, кого он когда-либо знал. Все, с кем когда-либо сражался плечом к плечу. Все, с кем не опасался умереть. Все. Самые честные, самые смелые, посмевшие не встраиваться в систему, но защищать людей. Стив отшатнулся к стене, из его горла вырвался не крик, не хрип, не плач, но сдавленный вой брошенного пса. Глаза вновь тоскливо наткнулись на арматуру, торчавшую из обломка здания. Помнится, в тот раз, сразу после пробуждения, лицезрев скелеты на улицах, он намеревался кинуться на нее, чтобы пронзила сердце. Но теперь это малодушие выглядело смешным. Нет, вместо воя очень скоро настало опустошение, где, как в пересохшем глубоком колодце, звучали эхом имена убитых. Но он не собирался умирать, хотя едва ли жил, словно преданный анафеме своим существованием и вечной дорогой. „Да в этом списке разве только Дедпула нет! — с горечью подумал Стив, вспоминая одного безумца-мутанта, которого не брали ни в одну из команд. — Но если даже Халка им удалось уничтожить, то я уже ни в чем не уверен. Все мертвы… Все. Мертвы. Это конец! Конец нашей цивилизации“. Проклятый жизнью, он вновь тревожно задумывался о насущном, приземленном, сиюминутном. Стив собрал в бункере все, что нашлось полезного. Это после пробуждения он хаотично бродил по городу, пытаясь разобраться, что случилось, и частичная амнезия не способствовала этому. Теперь же он отметил, что едва не упустил множество жизненно важных приспособлений. К примеру, из медицинского оборудования всегда пригодилась бы трубка с иглами для прямого переливания крови. Да еще запыленные бинты в герметичной упаковке. Также нашлось немало лома на продажу и случайных деталей, видимо, за ними Стервятники и полезли. Или нет? Металлолома много с собой тащить не хотелось, все-таки Стив спешил обратно, в ущелье, чтобы найти Баки и уничтожить Несмертного, поэтому не нагружал фургон. Полезные предметы обихода разместились в рюкзаке вместе с подшивкой мрачных досье, газет и хроник — единственном, что осталось от всех его друзей. Заголовки мелькали военной хроникой, взвивались истершиеся фотографии огня, демонстраций, столкновений, заявлений неизвестных политиков и случайных командиров. "Разоблачение „Гидры“ и "Щ.И.Т."а. Преступной организации больше не существует. Но кто остановит тех, кто сражался против нее?“ — значилось на одной из самых старых. Роджерс даже помнил это знаменательное событие лично. Именно тогда Баки вновь обрел свою личность, а Стив едва не попрощался с жизнью. Не жалко! Нет, себя жалеть — последнее дело. Решил послужить народу, вот и служил. Только дальше заголовки пугали незнакомыми броскими словами: „Война супергероев зашла слишком далеко“. „Все люди со сверхспособностями отныне вне закона“. Далее даты исчезали, подшивка материалов растерялась, но в оставшихся журналах и листовках полетели, как осенние листья под ударами бурана, тревожные вести с полей неизвестных битв: „Закат человечества не за горами. Кто виноват? Супергерои или люди?“ „Глобальное изменение климата. Пустыня наступает на Австралию“. «Организации „Мстители“ больше не существует», — это Стив прочитал несколько раз, не меньше десяти. Взгляд просто прилип к этим буквам, а сознание не желало слагать их в слова, как при получении письма о смерти близкого родственника. „Связь с другими континентами потеряна“. „Воды в городе больше нет“, — так заканчивалось существование печатных газет и великого общества информации, медия-магнатов. Навсегда. Старые бумаги шуршали пылью, отправляясь на дно рваного походного рюкзака, пристроившегося возле сидения водителя в фургоне. Стива удивило, что с машиной все еще ничего не случилось. В этом мире шокировали лишь хорошие события. Впрочем, к плохим привыкнуть нереально. Они иссушали душу, точно солнце, хлеставшее плетями лучей барханы, поплывшие бесконечной чередой за мертвым городом. Через сотню-другую лет и он бы утонул. Всего сильней — едва заметные песчинки, подобные людям в толпе. И нет более жестоких вещей, безнаказанных и неуловимых, способных из общего героя сотворить горького бродягу. Обида иль сожаление сжимались новыми воспоминаниями, пока тело управляло машиной: «Война супергероев… Кто посмел ее развязать? Это же дикость! И почему судили меня? Снайпер возле здания суда. Старк отправил меня за решетку. За что?! Что я сделал? Но этот снайпер явно не был частью его плана, нет. Тони если и хотел меня убить, то сделал бы это лично. Но обычно он не выходил за рамки закона, не до такой степени. Зато для „Гидры“ — это вполне приемлемо. И именно этим снайпером мог быть Джо Мур, тогда еще молодой, полагаю, даже не полковник. Но если он не нашел нас за столько лет, значит, потерял след. Однако знал, где примерно искать. Когда обрел власть, когда собрал армию таких же зомби. А уж как „Гидра“ умеет пропагандировать, я знаю не понаслышке. Неужели все так? Неужели Джо Мур — недобиток „Гидры“? Как мы могли проглядеть остатки этого зла? Мы же искали их по всему миру. И кто разрушил мир? Из-за этого бункера только больше вопросов, чем ответов. Неудивительно, что из этого места не было связи с „Мстителями“». Стивен злился, что позволил бредовым видениям увести себя так далеко от Баки. Друг, которого он искал столько лет, возможно, именно тогда нуждался в помощи. Роджерсу делалось противно от представления того, как он выглядел со стороны в этой ситуации, если Баки его заметил. Спонтанный побег — чистое предательство. Казалось, прошлое вцепилось в спину клейкой паутиной, не позволяя двигаться в будущее. Теперь он направлялся к Цитадели, хотя с трудом представлял, где именно она находится. По слухам, она являлась чем-то вроде огромной горы. „Надо найти воду!“ — настойчиво требовала сущность жителя пустыни, которая за времена скитаний практически отвыкла размышлять о таких сложных вещах, как ныне. Порой слова не складывались в осмысленные предложения сутками, лишь механическое сочетание разрозненных действий вело вперед. Но затем вновь голодными гарпиями налетали терзания о поисках друга, о причинах разрушения мира, и долге героя, точно у призрака, который повторял и повторял момент своей смерти оцарапанной пластинкой. „Где Цитадель? Где Красные скалы? Где мост?!“ — спрашивал себя суперсолдат, однако ориентиром служил только находившийся в отдалении дымящий завод по переработке нефти. К нему-то странник и направлялся, ведь именно там он видел пленение Макса, значит, Цитадель Воинов Полураспада обреталась где-то относительно недалеко. *** Трясло, кошмарно трясло. Кейпабл сидела с каменным лицом, на котором не отражался ни страх, ни тревога. Ничего. Только казалось, будто в жаркой пустыне настали страшные морозы. Пять теней в белом застыли на заднем сидении, пока Фуриоса и нежданный попутчик, который теперь правил фурой, отстреливались от врагов на мотоциклах. Внезапно вперед вырвался один из них и кинул что-то под колеса фуры. От взрыва машину подкинуло, на миг показалось, что все кончено, что нет дальше побега. На миг захватил ненормальный восторг: конец, зато не в плену, не в неволе! Конец по праву собственного выбора, а не потому, что так решил Несмертный. Но нет, крепость все еще рассекала пески, только вскоре донесся отвратительный запах обгорающей смазки и металла: над двигателем плясали жадные языки пламени. „Не поддаваться панике! Нельзя! Иначе все поддадутся!“ — повторяла себе Кейпабл, поглядывая на подруг, но лишь слегка. Происходящее в какой-то момент начало казаться малореальным. Они — тени, бесполезные отражения отважных и решительных людей. Таких, как Фуриоса, умеющих выживать в этом огромном страшном мире. А они — тепличные растения, не знавшие воли, но безотчетно жаждавшие ее. Нет, никакие ужасы пустыни не вернули бы в Купол, не заставили пожалеть о побеге. Они ехали в Зеленые Земли… Но не подозревали, что дорога окажется настолько опасной. Последовал новый взрыв, неизбежно окативший волной ужаса! А потом еще один! И еще! Байкеры перелетали через дорогу и капот, как жадные вороны, скидывая небольшие самодельные бомбы. Пламя раскидывало зыбкие жгучие крылья. Фуриоса метко стреляла из дробовика: один из врагов полетел плашмя вместе с мотоциклом на песок. Однако преследовали еще несколько. Точное их число сосчитать не удавалось, они возникали со всех сторон, наползали, как черные столапые жуки. Неизвестный водитель-мародер, который так и не назвал своего имени, тоже отстреливался, успевая следить за дорогой. „Нет! Ангхарат! Держись! Только не сейчас!“ — обмерла Кейпабл, когда старшая из жен, жалобно заскулив, схватилась за живот. Ребенок чувствовал предельный стресс будущей матери, ворочался, причиняя боль. И успокоить его не удавалось, ведь они все сами едва не кричали от ужаса. А ведь Ангхарат была из них самой стойкой, самой смелой! Теперь уже на заднем сидении началась своя борьба, без войны, без противостояния. Принципиально иная. На какое-то время мотоциклисты точно исчезли, иная тревога пронзила острой стрелой. — Все будет хорошо, хорошо, — бормотал кто-то, утешая Ангхарат. И Кейпабл не сразу узнала в хриплом неубедительном сипении собственный голос. Что еще оставалось? Только верой бороться вместо оружия. Двигатель все горел, но Фуриоса вовремя нажала какой-то рычаг. Радиаторная решетка опустилась, тормозя фуру, но одновременно загребая песок, поднимая небольшую бурю, которая сметала пламя. Глаза слезились и не позволяли ухватить полной картины, однако четко удалось увидеть, как Фуриоса открыла в кабине люк и полезла наверх со снайперской винтовкой. Один выстрел — один враг. Водитель не отставал: он сбил мотоциклиста из пистолета. Еще два выстрела Фуриосы — еще два врага, которые намеревались спрыгнуть со скал. Мятежный Император невероятно виртуозно обращалась с оружием, ей не мешали ни пыль, ни тряска. Она не боялась ответного огня, уклоняясь. И Кейпабл не понимала, как ей это удавалось, как и когда она преодолела этот страх, ужас быть убитой, настигнутой жалящей пулей. Но, может, это нереально раз и навсегда преодолеть, отрезать, как ненужный рудимент? Может, каждый миг приходится пересиливать себя, саму природу человека? И кого-то страх парализует, а кто-то встает в полный рост, отражая атаки. Фуриоса на миг показалась в кабине, следя за перемещениями врагов из люка в крыше, и торопливо кинула винтовку Ангхарат: — Перезаряди! — Я… не умею! — совершенно растерянно прошептала женщина. Она дрожала, а в крупных глазах бился ужас. Она подводила их спасительницу. Кейпабл тоже ничего не ведала, что касалось огнестрела. Она только прижималась к Ангхарат, успокаивая ее, призывая не поддаваться смятению, как их всех учила сама же старшая жена в начале их побега. Но тут Тост резко встрепенулась, уверенно выхватывая у Ангхарат винтовку, перезаряжая, однако женщина переоценила себя по скорости, долго копаясь с патронами. Видимо, если она и умела обращаться с оружием, то потеряла навык, сидя в заточении. — Давай! Давай винтовку! — нервозно командовала Фуриоса. И, судя по звукам, один из врагов приземлился уже прямо на крышу фуры. — Я еще не перезарядила! — злилась на себя Тост. „Неужели мы бесполезны?!“ — думала Кейпабл, понимая, что она годится только на то, чтобы утешать Ангхарат. Лишний опасный груз крепости на колесах — лакомого куска для любого вора пустоши. — Ты нарушила уговор! — восклицал кто-то. Враг проехался по цистерне до самой кабины, Фуриоса схватила винтовку, которую ей кинула Тост, но не успела бы прицелиться. Кейпабл и Ангхарат вцепились друг в друга, не в силах больше смотреть на происходящее, пригибаясь, когда враг полетел на капот машины от выстрела водителя. Очевидно, зря они его окрестили сначала мародером и злодеем. За короткое время он уже несколько раз спасал жизнь и им, и Фуриосе. Патроны кончались, а враги только прибывали. Вскоре в ход пошла сигнальная ракета, выхваченная Фуриосой. И ужаснее всего было читать остервенение на лице командира беглянок: все пошло не по плану, и Мятежный Император теперь сама не ведала, чем все обернется. *** „Воду! Я должен отыскать воду!“ — не слова, но состояние, от которого все больше лихорадило. Хотя лист с именами погибших друзей стоял перед глазами вместо ядовитого желтого сахара пустыни. Стивен оторвал край с постылым логотипом „Гидры“, а сам список надеялся сохранить отныне навечно как реквием, как эпитафию… Но ничуть не хотелось, чтобы в конце добавилось имя Джеймс Барнс. Поэтому двигатель не сбавлял оборотов, хоть бензина вновь не хватало. Как всегда. Как обычно. Выживание на пределе, на грани. Казалось бы, в таких состояниях открывается подлинный дух, но нет — все впадали в безумие. Через два часа езды пришлось сделать остановку, так как недалеко от края дороги обнаружился отряд из трех человек. Они сидели возле костра из дырявых покрышек и мусора, от которого черными клубами расстилался едкий дым на все округу. Люди не носили черной формы Воинов Полураспада и не жарили человечину, как каннибалы. Роджерс надеялся спросить у них хоть какие-нибудь ресурсы в обмен на лом. — Я не причиню вам зла! — крикнул он, выходя из-за руля. — Да как же! — встрепенулись люди, обнажая кривые самодельные копья. — Вы из крепости Джита? — внезапно узнал собравшихся у костра угрюмых бойцов. — Неужели это ты нас подвез на днях? — вышел вперед один из них, и опустил копье, просияв: — Слава Ангелу Возгорания! Мы бы не выжили. А теперь мы разведчики. Новоиспеченные разведчики опустили копья. Одного из них Роджерс не припоминал, но мужчина, очевидно, поверил своим спутникам. — У вас воды нет? — измученно осведомился Стив без дальнейших церемоний. — Что? Теперь тебе нужна помощь? — улыбнулся гнилыми зубами бывший скиталец. — Есть немного… „Нет, все-таки нельзя скатываться. Добрые дела возвращаются. Редко, незначительно. Но все-таки“, — улыбнулся украдкой в бороду Стив. Вновь на душе потеплело. И вечная кровоточащая рана сердца не лечилась льдом цинизма и равнодушия, но, выходит, помощью случайным людям снимались страдания. — И как ваш предводитель? — дружелюбно поинтересовался суперсолдат. — Джит сильный. Но, — разведчик внезапно помрачнел. — На днях его Однорукий покалечил! Сейчас еле жив! Весь обожжен! Вся правая сторона! Но ничего, он еще поведет нас за собой против Несмертного. — Кто такой Однорукий? — встрепенулся Роджерс. Смутные подозрения коготками крошечного, но жадного верткого зверька вцепились в сердце. — Ты не знаешь этого бандита с Пустоши? — поморщился гневно другой разведчик, кидая с пренебрежением: — Баки-Однорукий! Пф, мерзкий тип. Мы просили его о воде — не дал! А мы с ребенком шли, между прочим. Спасибо, что не убил. Он вообще конвои грабит, не разбирается чьи. Не удивлюсь, если что похуже еще творит. — Джит ему ничего не сделал! — встрепенулся с нескрываемым негодованием незнакомый разведчик. — Мы Воинов Полураспада пытались ограбить. А он налетел, как смерч посреди бела дня! Жадный зверек впился не только когтями, но и зубами, словно ласка, которая повисла на шее волка, добираясь до артерии: „Баки… Кем ты стал? Может, Джит просто еще один бандит? Но Баки…“ Стивен внезапно осознал, что его друг наверняка сильно изменился. Ведь и он, Стив, не походил больше на Капитана Америку. Раньше казалось, что при встрече они будут те же два брата-сослуживца, напарника. Однако Баки однажды уже стирали память, когда он работал киллером. Что с ним сделала „Гидра“ теперь, никто не ответил бы. И, судя по отзывам случайных бродяг, друг неприятно очерствел. По пустыне носились слухи о его жестоких методах. Но нет, если Баки пришлось превратиться в такое недоброе создание, значит, пережил вновь нечто более ужасное, чем Стивен. Нет, не отрекаются от павших, не отрекаются от злых. — А вы не знаете, где могут располагаться красные скалы? Я не помню название местности, но мне очень туда надо, — неуверенно указывал ориентиры Стивен, робко отпивая из предложенной грязной фляги три или четыре мелких глотка, не смея обделять людей, а затем признался: — Я как раз ищу Однорукого! — Красные скалы… Не слышал о таких, — хмуро пожали плечами собеседники. — Где-то за Великим Ничто скорее всего. — Знаешь, нам бы помощь нужна, — все больше мрачнел случайный знакомый, не стесняясь переходить к делу без долгих уговоров: — Видишь, вон там дым поднимается? Это блокпост Воинов Полураспада. Говорят, там есть какие-то лекарства от ожогов. Мы думали проникнуть туда под покровом ночи, но охрана сильна. А если Джит умрет, то „Маяк“ останется без предводителя. Он единственный из нас приличный стратег. Стивен кивал в ответ, поглядывая на фургон и на день, что клонился к закату. Он чувствовал, что все больше километров отделяют его от Баки, от роковой встречи в ущелье. Джит и все эти люди ничего не значили для него. Но все же… Они просили о помощи. Как в старые времена. Притом посильной для него, суперсолдата, помощи. «Жаль, в бункере не осталось никаких толковых лекарств. До меня забрали, наверное. Но кто мне этот Джит? Я же за Баки ехал! — ругал себя за неуместную доброту Роджерс. — С другой стороны, его люди не похожи на полоумных Несмертного. Воины Полураспада совсем психи жестокие. — Он уже успел достаточно расспросить о том, как себя ведут эти фанатики. — Да, „Гидра“ — наследники фашистов, умеют убеждать, промывать людям мозги. Вот она и идея Вальхаллы, и культ смерти. Проклятье! Сколько же я с ними боролся, а нет же! Выползла даже в разрушенном мире. Это моя война! Началась вместе с внедрение сыворотки и еще не закончилась!» — Хорошо, добуду все, что вам надо, — кивнул Роджерс, тайно сокрушаясь, что вновь его задерживают на пути его поисков. Вновь судьба играет с ним, испытывает его на равнодушие, точно спрашивает, сколько еще времени ему хватит сил оставаться человеком. *** На скалах сновали новые враги. Голова раскалывалась от этого несмолкаемого стрекота, похожего на сорочьи перепалки. „Ну уж нет! Больше вы не причините им вреда!“ — решил Баки, хотя он до сих пор не знал, с кем и куда направляется Фуриоса. Но явно, что прочь из Цитадели. Значит, ей хватило мужества, значит, она не одна решилась на побег. Баки чувствовал это и бесконечно верил в своего Мятежного Императора. И несмотря на безумное кружение, несмотря на бьющий в лицо песок, суперсолдат испытывал отчаянную радость. Никто не обещал, что на Дороге Ярости будет легко, никто не гарантировал успех плана. Но любое, самое ненормальное, самое безнадежное противостояние лучше прозябания без борьбы, без веры, без самосознания и самоуважения. Баки рванул руль, скидывая одного байкера со скал, высовываясь из машины, он схватил еще одного механической рукой, опрокидывая, сметая. Чем жарче делалась погоня, тем больше незлой гнев подпитывал силы. Быстрее! Быстрее! Быстрее! Еще немного — и у фуры появится самый верный и сильный защитник. Уже навсегда, куда бы ни направлялись. Хоть на край света, хоть за край. Лишь бы опередить. Но проклятое пробитое и почти оторванное колесо предательски тормозило. Вот уже и машина Несмертного обогнала. На крыше возвышался мясным монолитом Риктус с огнеметом, оголтелый маньяк. Он, как тупое животное, с рыком и улюлюканьем использовал грозное оружие, тратя топливо, хотя Джо еще даже не поравнялся с крепостью. Однако один из приспешников Несмертного немедленно крикнул: — Там его жены! Никакого огня! Обостренный слух суперсолдата донес эти слова, и Баки только больше поверил в Фуриосу, обрадовавшись, что не ошибался: после их разговора на мосту она все-таки решилась на побег с узницами. Возможно, она оказалась храбрее него. Ведь он в одиночку покинул Цитадель, не подумав ни о ком, кроме себя. Теперь представился шанс искупить эту вину. И Баки ринулся вперед, но вновь горный народец настигал с разных сторон. „Придется разобраться с ними! Ну уж нет! На Фуриосу и так Несмертный нападает. Эти жуки ей не нужны!“ — прорычал Баки, понимая, что на данном этапе никак не сумеет опередить крепость. Но мог отразить новую засаду байкеров. Хотелось верить, что последнюю, ибо дальше следовал солончак, плоский и бесконечно однообразный, непригодный для жизни. Баки истратил последние патроны. Он не имел права не ошибку, но и не ошибался никогда. Не та служба, не та работа, не та судьба. Здесь каждый промах — чья-то жизнь. И только спусковой крючок под пальцем плясал, пружиня от каждого нового выстрела. Яростный взгляд через мушку отправлял кусочками свинца на ту сторону Стикса врагов. Три выстрела — три врага. Но пришлось покружить на месте, между скал. „Фуриоса! Стреляй! Ну?! Несмертный и его Императоры вполне достижимы для винтовки! Фуриоса! Ну что же ты медлишь? Неужели ты еще боишься Несмертного?! В меня стрелять не боялась, а в него боишься?!“ — молча кричал Баки, но не разжимал стиснутые зубы, так как ветер и рокот двигателей украл бы все его слова. Оставалось лишь мысленно заклинать, верить, что женщине хватит выдержки. Но неужели у них закончились патроны из-за этих проклятых жуликов из красных гор? Или же Фуриосе, как и многим Воинам Полураспада, все еще казалось, что страшное божество не уничтожить одним метким выстрелом? Баки терялся в догадках, все твердя: „Стреляй! В меня могла, а в него нет?!“ Суперсолдат вдавил до предела педаль газа, переключая торопливо скорости, ища лучшие пути для сокращения расстояния между его джипом и машиной Несмертного. Еще немного. Он был готов врезаться на полном ходу в кабину темного божества, расплющить оба транспорта, возможно, даже самому погибнуть. Лишь бы жертва не оказалась напрасной. *** В кабине нарастала духота, липнувшая к коже отвратительным холодом озноба. Закрытые двери не спасали от песка, летевшего со всех сторон. Водитель ловко управлялся с машиной, Император еще до разговора с горным народом на всякий случай объяснила ему, как и что работает. Угрюмый мужчина, не пожелавший назвать даже свое имя, усвоил быстро. Выглядел он невозмутимо и озлобленно, точно его вовсе не волновало происходящее, скорее раздражало. Его втянули в это случайно. Да и меньше часа назад он считался врагом, который ранил в ногу безвинную Ангхарат. Теперь же только он не терял самообладания, потому что при виде приближавшейся машины Несмертного их бесстрашный Император Фуриоса вся словно сжалась. Ее зеленые глаза расшились, точно у хищницы, попавшей в западню. И они все цепенели от страшного вида их общего палача, чьи фальшиво бряцающие жестяные ордена трепал дорожный ветер, нагретый дымящимися двигателями. Несмертный вытащил один из своих крупнокалиберных револьверов, вечно висевших у него на поясе. Он целился в Фуриосу и водителя. А в его меткости сомневаться не приходилось. Император все еще не стреляла. Патронов оставалось катастрофически мало. Но ей словно еще что-то мешало, как будто из окружающего металла отросли цепкие парализующие лианы. Она молчала, не отдавала приказов, только смотрела искоса, все плотнее вжимая голову в плечи, на Несмертного Джо. — Что? Что ты делаешь? — пискнула Чидо, встрепенувшись, когда Ангхарат встала со своего места, перебираясь ближе к левому краю кабины. О! Ее замысел легко отгадывался! Сумасшедший отчаянный замысел, на который Кейпабл не решилась бы первой. Но зато умела поддержать, помочь, когда требовалось. И ныне наставал случай: теперь или никогда. Упустить свободу легко, как просеять песчинки сквозь пальцы. Но птица, познавшая полет, уж никогда не вернется в клетку. Нет! Ей легче падать камнем, сгорая налету. И не нужны ей ни мягкие перины, ни еда, ни безопасность в обмен на самоуважение и право выбирать свой путь. Порой тяжко открыть дверь, переступить черту боязни, но если сделать шаг, то следующий получится уж легче. Ангхарат собрав все свое невероятное мужество в кулак, распахнула дверь, заслоняя собой их спасительницу, не позволяя Несмертному прицелиться. Ведь так он рисковал попасть в свою „вещь“, которая взбунтовалась, обрела голос, обрела волю, сверля его неукротимым взглядом праведной мести. Кейпабл крепко держала подругу, обхватив ее под грудью, чтобы та не выпала из машины. А ведь фура мчалась на полной скорости! „Нет! Мы не бесполезны!“ — думала Кейпабл, пока Ангхарат бесстрашно встретилась взглядом с Несмертным. Теперь началась их война, их противостояние. Байкеры красных гор отстали, а их тиран, их мучитель, безумный жестокий старик, не мог стрелять в свои „сокровища“. О нет, он не ценил их как людей! Он никого не считал людьми. И теперь, увенчанные лихой свободой, пять хрупких женщин бросали ему вызов. Вернее, пока что две из них, оказавшиеся самыми отважными. Кейпабл ощущала, как исчезает дрожь в руках, как их наполняет сила, а страх за себя заменяет тревога за подругу. Проклятый тиран, опуская револьвер, сипло заголосил сквозь респиратор, обращаясь к Ангхарат, опасаясь, что она выпадет на дорогу и жестоко требуя вернуться к нему по своей воле: — Прелесть! Прелесть! Это мой ребенок! Моя собственность! Да, именно так он оценивал всех, для него все были только собственностью, вещами. И если Воины Полураспада этого не понимали, то от жен никто и не скрывал. Но Ангхарат уже не боялась, нет, она не желала быть ничьей собственностью. Не желала, чтобы ребенок становился рабом полоумного тирана, продолжателем его сумасшествия. Раньше, сидя в Куполе без шанса на избавление, она намеревалась убить этот плод насилия, за что получила от Несмертного шрам на половину высокого лба. Но потом женщина прониклась к будущему ребенку нежностью, понимая, что это и ее кровь, что это — новая жизнь, другой человек, не тиран, если его воспитать иначе. И тогда начала искать способы побега, вдохновляя всех, желая, чтобы их дети родились свободными вдали от безумия проклятой Цитадели. Тогда-то и дрогнуло сердце Фуриосы, которая на тот момент сторожила жен, никогда не разговаривала с ними, вела себя как все воины. Ангхарат удалось вновь разбудить в беспощадном Императоре человека. Отныне их сковала незримая цепь, отныне весь мир их обратился в крепость на колесах. И позволить Несмертному причинить вред их спасительнице, Ангхарат не смела. „Стреляй, Фуриоса!“ — заклинала Кейпабл, держа подругу, стараясь не терять равновесия. Короткие мгновения казались вечностью, пока не удавалось оторваться от преследователей. И немая мольба оказалась услышана. Фуриоса стремительно вскинула пистолет, поймав на прицел самого Несмертного. Еще миг! Неужели еще миг — и все закончится? Неужели отрубят последнюю голову этой ядовитой гадины, гидры? Сердце Кейпабл замерло, хотя она никому не желала смерти, как и Ангхарат. Они просили лишь избавления. Но теперь понимали, что пути без крови нет, потому что в войне с чудовищами уговоры или побег не помогают. Договориться реально только с людьми. Выстрел! Один из Императоров Несмертного, кинувшись наперерез с крыши, сполз с тремя дырами в спине вдоль капота, выкрикивая имя вождя. Нет… Не сейчас, не в этот раз улыбнуться удаче, чтобы закончилось все разом. И погоня, и уничтожение людей, и страх за жизни подруг. Тяжелая тоска длящейся пытки сдавила сердце, ужас погони продолжался. *** Фура пошла на обгон, заслоняя узкую дорогу. Несмертный Джо молча злился, хотя ничто не выдавало его, кроме пугающей ауры гнева божества. Беглецы преступно быстро уходили, ускользали, точно возомнили себя выше воли существа, что страдало за них на земле. Риктус тупым изваянием растерянно стоял между двух огнеметов, получив четкий приказ не сжигать жен. Немногочисленный экипаж потерял одного из лучших бойцов, верного Императора. Тогда Накс понял, что должен действовать, что не просто так его взяли. Он нервничал, не смея влезать в противостояние, пока его не просили, но отныне осознал, что важен каждый солдат, оказавшийся возле божества, не побоявшегося отправиться с таким немногочисленным количеством бойцов. Лучших бойцов! Значит, как решил Накс, он теперь тоже входил в их число. И это придало решимости перелезть с крыши на дверь, повиснув прямо возле вождя, увидев его вблизи. Накс набрался смелости заговорить с самим Несмертным, торопливо тараторя: — Несмертный! Я могу прыгнуть на фуру! Внутри есть лаз! — Как твое имя? — спросил вождь, немного повернувшись. — Накс! — опешив, выпалил парень. Имя! У него спросили имя! Его выделили среди остальных, их общий отец заметил своего нерадивого сына. Наставали самые счастливые моменты в жизни Воина Полураспада: редко кто удостаивался такой чести. По венам разливался священный трепет и восторг, которые окрыляли, убеждали в уникальности собственного предназначения. И не важно, что „Ларри и Барри“ глушили „воздуховод“, и не важно, что прожить долго не представлялось возможным. И не важно, что не ведал, почему и зачем солнце приклеено к небу. Об этом печалиться не оставалось места в трепетной душе, готовой на все ради вождя, ради великой радости. Накс вдруг осознал себя как отдельную личность, отличавшуюся от Слита и сотни таких же бритых парней. Избранный! Да, он определенно избранный! Как он всегда мечтал! — Я проткну ей хребет! Ты получишь ее живой! — с диким энтузиазмом воскликнул воин. В голове еще возле ущелья возник отличный план, еще когда его скинули в песок. И если бы хватило в тот раз пары секунд, то он мог бы стать величайшим героем Цитадели. Он неверно поступил в первый раз, накинув цепь на шею предательницы, но теперь не намеревался повторять своих ошибок. В руке он сжимал острую заточку. Судьба предоставляла ему второй шанс! Притом невероятный шанс! На него надеялся сам Несмертный Джо! Нет иного счастья, когда в тебя верят, когда на тебя возлагают надежды. Нет тяжелее ответственности. Но Накс не страшился любой жертвы, лишь бы оправдать ожидания. А Несмертный тем временем вытащил из кобуры на своем поясе сверкавший, игравший металлическими бликами, крупный револьвер с длинным стволом и массивным барабаном, вручая его окончательно опешившему Наксу, говоря: — Всади ей пулю в башку, останови фуру и верни мои сокровища! Револьвер. Священный предмет! Револьвер, пропитанный энергией и удачей самого вождя! Уж не сон ли? Накс старался поверить в то, что все происходившее вокруг него не сон, не бред лихорадки. Но нет! Ничто не сравнилось бы с этой великой реальностью, от которой сердце выскакивало из груди, точно билось снаружи. — И тогда я сам отведу тебя к Вратам Вальхаллы! — продолжал Несмертный, глядя на рядового, который отныне становился избранным с великой миссией. Вот уж теперь ошибки быть не могло! Никакая неудача, никакой Однорукий не посмели бы помешать! Нет! Больше никто не удостаивался таких великих обещаний! Бирюзовые глаза Накса предельно расширились, он не верил, что все происходит наяву, что само божество обещает отвести к Вратам. Нет, все казалось сном пустыни. Точно это не с ним. Ведь он так долго этого ждал! Наверное, поэтому парень посмел неуверенно спросить самое заветное, самое желанное и сокровенное: — Я — Избранный? — Ты умчишься в вечность на Сияющем Железном Коне! — подтвердил с одобрительной суровостью Несмертный Джо, слегка кивнув. Голос из-под респиратора был глухой и хриплый, отличавшийся от того, что воины слышали через рупоры в Цитадели. Но эти слова, эти невероятные слова, эту мантру Наксу, простому водителю, рядовому, говорил сам Несмертный Джо — его кумир, его отец, его божество. Его все! Весь мир! Священный трепет охватил парня, когда Несмертный достал баллончик серебрянки и неторопливо брызнул в лицо избранного воина, густо покрывая краской губы и зубы. Накс дрожал от восхищения, лицо его вытягивалось, и брови поползли наверх. Дождался! Дожил до исполнения своих снов! Он практически впадал в транс. Земля, небо, пропасти — все смешалось в едином пространстве. Мир исчезал, оставались лишь врата Вальхаллы, и из-за них уже просматривались блики ярчайшего света, слышался рев восьми цилиндров Сияющего Хромированного Коня. От мечты, становившейся явью, отделял лишь стремительный бросок, к которому готовился всю жизнь. Накс больше ничуть не боялся, держа в руках священный револьвер. Он вновь взобрался на крышу внедорожника, примеряясь для прыжка на цистерну фуры. Риктус помог ускориться, практически кинул на крепость. Краткий миг полета! И все ярче сияли врата, сложенные из сотен машин всех, кто разбился на Дорогах Ярости, всех, кто по праву заслужил вечное пиршество смелейших воинов. Последний рывок! Единственный подвиг! Накс ловко уцепился за край возле наблюдательной вышки. Раскаленный металл привычно впился в мозолистые ладони. Дело оставалось за малым! Да, совсем немного! Еще несколько шагов. Он знал про тайный лаз в кабине, знал, как до него добраться. Более того: уже добирался! Но тогда у него не было священного револьвера! А теперь сжимал реликвию в правой руке. Но нет, теперь у него появилось нечто неизмеримо большее — полная убежденность в своей избранности. То, о чем он всю сознательную жизнь грезил, то, о чем страстно бредил. И вот он уже на крыше! И вот он уже кинулся к кабине, кривя рот в боевом кличе! Земля, небо, пропасти — все поддерживало его, все вело его к Вратам по приказу божества. Не осталось ничего, кроме цистерны с настилом из мелкой сетки и кабины, что маячила впереди. Ноги не ощущались, тело двигалось непривычно легко, гонимое порывом слепой веры. Внезапно… Врата померкли, отдалились, а что-то бешено дернуло за руку, точно в нее вцепился злой дух пустоши. Насмешник, отнимающий мечты! Накс совсем забыл о цепи! О той самой длинной, неудобно тащившееся по земле, которой сам себя же и сковал с тушей, когда выкачивал высокооктановую кровь. За все это время он не успел отцепить ее, а ведь были же кусачки! Забыл… Забыл! Цепь натянулась, зацепившись за мелкую сетку на крыше цистерны. Притом намертво зацепились. Накс полетел вниз, выворачивая плечо, больно ударяясь о раскаленные бока машины спиной. Он повис, точно добыча, точно кусок вяленого мяса. Револьвер полетел в пыль. О, ужас! О, позор! О, боль! Он утратил священное оружие! Накс едва схватился за край возле наблюдательного пункта, отчаянно борясь с накатывающей паникой, горечью. Он подвел Несмертного! Он предал свое божество! Совершил непозволительный грех. Что еще существует страшнее? Смерть? Нет! Это страшнее смерти! Это полный запрет на путь в Вальхаллу, запрет на Железного Коня. Это конец. Не жизни, а во сто раз хуже, нет, в тысячу раз хуже: это конец вечности. Дорога билась тенями, смешивались земля и небо, наваливались. И в их круговерти больше не являлись заветные врата. Только пыль кусала глаза, мешая видеть, мешая думать, оценивать, составлять срочно новый план. Накс остался безоружным, даже без заточки, прицепленный возле наблюдательного пункта на короткий поводок, как паршивая собачонка, которая только на мясо годится. — А… Ничтожество! — разочарованно с ожесточением бросил Несмертный, проезжая мимо, тут же исключая его из списка лучших воинов. И больше вождь не смотрел в сторону Накса. Он вычеркнул его. Нет! Нет больше никакой Вальхаллы, никакой избранности. Ничего нет! Из-за какой-то дурацкой цепи. Но так всегда и случается. Тем и отличаются избранные от неизбранных. Последние слова божества набатом звучали в ушах, отрезая все прочие звуки, обессиливая, словно отрубая руки и ноги. Тяжкое удушье сдавливало горло. Паника, стыд, судорожные раздумья, как исправить ситуацию. Но ничего не приходило на ум! Накс обескуражено болтался возле цистерны, как металлолом, как маятник, собирая всю пылищу, летевшую из-под колес. А на что он еще теперь годился? Еще секунду назад избранный, великий воин, а теперь… Теперь никто! Пустое место, забытое Несмертным. И вкус краски на зубах ощущался незаслуженным, а солнце казалось отныне черным. Зачем и кем оно вообще прилеплено к небу? Зачем все? Столько надежд, столько гордости, а результате беглецы даже не узнали, что кто-то неудачно атаковал крепость, даже не испугались его. „Ничтожество! Ничтожество! Ничтожество!“ — повторялось и повторялось в голове самое точное его определение, пока длинные узловатые пальцы отчаянно стремились уцепиться за край. Какая-то часть души все еще не сдавалась, ведь жизнь еще не покинула это избитое тело, ведь оно еще двигалось. Значит, существовал шанс хоть что-то исправить! Или хотя бы погибнуть ради вождя… *** Машина Несмертного полезла на скалы и через минуту стальной черной массой вылетела вновь перед фурой, отчего водителю пришлось сбавить скорость, чтобы не налететь на валуны. Кейпабл вздрогнула, ей показалось на какое-то время, что им удалось оторваться. Водитель явно злился, может, поэтому когда враг вскинул оружие, то мужчина за рулем оказался быстрее. Он метко устранил еще одного Императора, отчего сомнения о том, на чьей он стороне, все стремительнее исчезали. Хотелось доверять ему, встреченному посреди пустыни после урагана. Может, судьба приносит порой не только дурные события? На какое-то время внедорожник преследователей снова отстал, но через минуту Несмертный вновь поравнялся с фурой. Успевая следить за дорогой, тиран повернулся к своим „сокровищам“. Все пять жен его видели, видели эти мерзкие опухшие глаза, видели это покрытое мелкими язвами сморщенное широкое лицо. Да еще помнили, на что похоже все его изуродованное тело. Кейпабл поймала себя на мысли, что если бы не его безумная идея с получением наследника, то они бы прониклись к нему даже жалостью. Но нет! Он сделал все, чтобы даже самые добрые, даже самые безответные и тихие создания люто его возненавидели. Хотя даже в этом жестоком мире все они, все пять жен, никому не желали зла, потому и просили Фуриосу обойтись без ненужных жертв. Но реальность заставляла ожесточаться, отбиваться. Никто не желал играть по мирным правилам, все жаждали крови, точно мир окончательно обезумел. — Падаль! — вдруг не своим голосом яростно выкрикнула Дэг, сидевшая ближе всех к двери. Никто не ожидал от тихой и забитой девушки такой ненависти, но она словно вырвалась вся в этом неразборчивом восклицании. Внезапно Несмертный хитро сощурился, а со стороны машины раздался короткий щелчок. На переднем сидении что-то произошло, Фуриоса коротко ахнула, но подавила восклицание. Кейпабл присмотрелась: крупный руль болтался за пределами машины на цепи, прижимая руку водителя к раме передней двери. Автомобили теперь сцепились, точно два разъяренных зверя; Риктус натягивал гарпун, намереваясь, очевидно, раздавить кисть водителя, который все еще не мог высвободиться. Фуриоса срочно прикрепляла разводной ключ к тому месту, где раньше находился руль. Но крепость все равно сворачивала с курса, рискуя напороться на скалы. „Надо ему помочь! Но как?“ — взметнулись бурей мысли, но Ангхарат оказалась быстрее, бесстрашнее, точно для нее моральное противостояние с Несмертным оказалось отныне важнее жизни. „Что ж ты делаешь!“ — ужаснулась Кейпабл, но снова полезла за старшей женой, высунувшейся из двери с кусачками, чтобы перерезать проклятую толстую цепь, блестевшую ядовитой змеей в лучах нещадного солнца. Внезапно приходило осознание: „Кто, если не мы?“. И Кейпабл, удерживая подругу от падения, помогала своими нетренированными руками, давя на рычаги болтореза. Да, только у них оказался рядом нужный инструмент, только в них не имели права стрелять. Вскоре цепь начала поддаваться, а враги ничего не имели права предпринять. Но на горизонте вырисовывался выступающий алый камень. Крепость на полном ходу неслась прямо на него. И это заметили слишком поздно, разводной ключ едва справлялся с функциями руля, хотя Фуриоса и водитель теперь в четыре руки тянули его, чтобы предотвратить верную аварию. — Осторожно! — закричала истошно Кейпабл, видя, что Ангхарат еще не успела залезть в кабину. Сердце сжалось на миг, показалось, что подруга упадет и разобьется о камни. В этом случае Кейпабл не представляла, как жить дальше. Она не успевала схватить Ангхарат, которая держалась только на железной приступке у кабины, цепляясь за раму двери. — Ангхарат! Прыгай! — внезапно приказал ей сам Несмертный. О нет, он ничуть не желал ее смерти. За миг до столкновения судорожно указал беглой жене обогнуть кабину и зацепиться за стык между ней и цистерной. „Ангхарат!“ — в ужасе замерло сердце Кейпабл, да и всех, кто находился в кабине. На миг женщина исчезла из поля зрения, а фура все же повернула, лишь немного зацепив задней дверью кабины уступ, снося его. Все стиралось, земля, небо, пропасти — все цепенело, когда оставалась неизвестной судьба дорогой подруги, с которой они столько лет вместе терпели невзгоды, которая находила в себе силы подбодрить их в самый темный час, хотя сама порой едва не плакала от отчаяния. Она вывела их из тьмы, из неволи, найдя общий язык с Фуриосой, точно у нее находился ключ от человеческих сердец. Она не устрашилась самого Несмертного, защищая мятежного Императора. Неужели она могла вот так умереть? Лишь миг, в который остановились все часы, вместо ощущений накатывала давящая невесомость неизвестности. Но как только фура миновала опасный участок с камнями, возле двери показалось знакомое милое лицо в обрамлении пшеничных волос. „Ангхарат!“ — возликовала Кейпабл, протягивая руки к подруге. Чуть погнутая дверь оказалась на месте, а женщина упрямо лезла обратно в кабину. Ангхарат победно улыбалась, она обманула саму смерть, не попавшись ни ей, ни Несмертному. Женщина уверенно полезла в кабину, очевидно, не получив повреждений. Еще чуть-чуть — и она вновь окажется с ними, и, как решила Кейпабл, нельзя ей больше позволять так рисковать собой. Еще немного! Внезапно… Раненая нога Ангхарат соскользнула с деформировавшейся из-за столкновения ступени. А еще через мгновение: скрип, скрежет, уханье ломающихся ржавых петель. Вечность исчезла, время застыло, солнце с луной перемешались в бешеном кружении. О, ужас! О, кошмар! Дверь полетела вниз. Кейпабл простирала руки к Ангхарат, кидаясь наперерез злому року, но не удавалась схватить ничего, кроме обжигающего воздуха и дорожной пыли. — Нет! — истошно закричала Дэг. И казалось, что ее вопль пронзил небеса, все девять миров на четыре стороны света. Этот узел пространства в узду заковал всякий свет несправедливостью ранних разлук. Где ж правда? Где высшие силы? Где кара? Где награда за смелость? — Ангхарат! — восклицала Кейпабл, высовываясь до предела из кабины, но уже не в силах вернуть подругу, которая покатилась по пыли. Все дальше, с каждым мигом, потому что крепость уносилась вперед, как будто никому не оставалось дела до судьбы той, что вдохновила их всех на этот побег. Кейпабл оцепенела с искривленным от потрясения лицом, но вскоре, мечась по кабине, точно зверь в тесной клетке, принялась судорожно трясти водителя: — Разворачивайся! Мы должны вернуться! Вернуться за ней! Она слабо сознавала, что ущелье слишком узкое для разворота крепости. Девушка злилась на то, что водитель не реагировал, он непоколебимо правил вперед, точно его никак не коснулась эта трагедия. Кейпабл сжимала кулаки, едва не ударяя его, но останавливала себя, обращаясь к Фуриосе, срывая голос: — Скажи ему, чтобы ехал назад! Дэг и Чидо за спиной уже изменнически плакали, точно сдались, они словно больше не верили, что Ангхарат еще жива! Нет, нет, она не могла умереть! Только не она! Она упала на песок, так не умирают! Кейпабл же знала, что не под колеса, а просто на дорогу. Значит, существовал шанс, может, ничтожный, может, призрачный. Но ведь друзей, сестер, вот так не бросают! — Что ты видел? — не менее лихорадочно, чем остальные, спрашивала Фуриоса у водителя. Страшнее всего, когда на лицах самых сильных написана нескрываемая обескураженность. Их бесстрашный Император внезапно сделалась такой же женщиной, которую постигла утрата близкого человека. — Она упала под колеса, — хладнокровно ответил водитель, не намереваясь сворачивать с пути. И голос его ранил ударами острого топора, настолько неуместно, настолько спокойно, что будил черную ненависть. — Ты уверен? — дрогнул голос Фуриосы. Кейпабл видела, как в яростных глазах сильной женщины практически выступили слезы. — Она упала под колеса, — повторил монотонно человек за рулем. Человек ли?! Откуда в нем взялось столько цинизма и черствости? Его совершенно не занимали горести окружающих. Теперь он мнился главным злом из-за своего равнодушия. — Едем дальше, — опустив голову, приказала Фуриоса, сгорбившись на месте пассажира. Как же она посмела?! Их спасительница верила какому-то мародеру с пустоши! Он же ранил Ангхарат, из-за поцарапанной пулей болевшей ноги она и потеряла равновесие. А Император ему верила! Он убил Ангхарат! Убил! Приходило осознание смерти. Она безлика, она повсюду. И нет от нее избавления, и все чудеса миновали этот проклятый мир. Голову сдавливали железные обручи, Кейпабл не верила водителю, которому ни до кого не было дела. Нет, он спасал себя! Только себя он спасал! Ведь Ангхарат не падала под колеса! Он лгал им всем, лишь бы не останавливаться. Они сами пустили его за руль, а теперь он вел их в неизвестном направлении. — Нет! — практически зарычала Кейпабл. — Надо ехать дальше! — прикрикнула на нее Фуриоса, но девушка уже билась в истерике, мечась на заднем сидении, колотила руками и головой о сиденье водителя, твердя: — Он ничего не видел! Он все врет! Он врет! Он лгал им! Фуриоса не наблюдала всех подробностей произошедшего со своего места, а Кейпабл была свидетелем от начала до конца. И теперь страшно обвиняла себя, что не успела, не удержала, не втащила в кабину. На что эти руки, если настолько слабы? На что эти глаза, если не замечают, когда подходит опасная черта? Бесполезные слабые создания, которые не в силах никого защитить! Кейпабл молча ненавидела теперь и себя, в горле теснился крик раненой птицы, и болела спина, точно за ней кровоточили обрубленные белые крылья. — Надо ехать, мы едем в Зеленые Земли! — твердо заявила Тост. Она не умела плакать, словно ждала от этого мира только плохих вестей и изумилась бы хорошим. Женщина словно остолбенела, пока Кейпабл вздрагивала, точно в конвульсиях после укуса скорпиона. — Дурацкие Зеленые Земли! Мы даже не знаем, где они! — закрывая лицо руками, причитала Чидо. Бедная маленькая Чидо, она плакала о себе, она плакала от страха, боялась. Но Кейпабл… Ей не верили! Они оставляли, возможно, еще живую подругу посреди дороги на милость Несмертного! Все нити пространства рвались, механизм небесных сфер сходил с орбиты, миры сгорали в огне конца света. Так не умирают! Так не бывает, не с ними! „Ангхарат! Ангхарат! Ангхарат!“ — кричало расколотое пространство вокруг, пустыня плакала незримыми слезами. Это конец. Уже никогда не видеть ее лица, не слышать голоса. Никогда она уже не утешит, никогда не подбодрят ее. Они, четыре белые тени и растерянный Император, осиротели в тот день, разомкнулся их круг. Время иссякло, точно последний колодец, наставала великая жажда пред разрушением. И кто избавил бы от этой муки? *** Скалы прыгали неровными выступами, точно жадные зубы чудовища, но покалеченный джип упрямо бросал им вызов. Баки почти нагнал фуру, но тут увидел, что из нее падает женщина в белом, прямо под колеса машины Несмертного! Еще немного и массивные резиновые обручи расплющили бы ее, катившуюся по пыли. Хрупкую, окровавленную, неспособную защитить себя. — Нет! Что вы делаете! — взревел Баки. А дальше действовал словно не он, словно в него вселился дух Стивена или же того Джеймса Барнса, что в далекие времена бесстрашно кидался в самое пекло ради спасения людей. Воспоминания тех лет разом обрушились на него ревущим оркестром: разрывами снарядов, свистом пуль, кошмаром огня. Нет! Ничуть не страшно! Джип вылетел со скал на дорогу, распластавшись, точно белка-летяга, но из-за оторванного колеса зарылся в пыль, отчего водитель ударился головой о потолок в кабине. В глазах потемнело на мгновение, мир смешивался, решения и воля сплавлялись в единый порыв. „Если это последний миг моей жизни, то он пройдет во имя защиты, а не уничтожения. Надеюсь, они вернутся за ней“, — подумал Баки, поминая всех святых, как сделал бы Стивен в такой критической ситуации. Он шел на опасность не ради себя, не ради гнева, а во имя спасения другого, фактически, совершенно незнакомого человека. Хотелось верить, что женщина, распластанная в пыли, все еще жива. Джип молниеносно достиг цели, врезаясь в борт более крупного автомобиля, сворачивая его с пути, опрокидывая набок, но сминая и себя. Треск, скрежет — и тишина. Темнота! Это и есть конец суперсолдата? После всех грехов, после всех скитаний. Хотелось верить, что ненапрасный. Жаль только, так и не успел встретиться с Фуриосой, защитить ее, сберечь, высказать все, что чувствовал. А на грани миров все обостряется предельно, и все причины прошлого молчания выглядят глупыми, все беды решаемыми. Но это конец, и уже ничего не исправить. Кажется, никто в кабине фуры даже не увидел его. И лишь бы жертва не оказалась напрасной. Не жалко, совсем не страшно! Лишь горечь несбывшихся надежд затопила душу, но почудилось, словно прорвалась зыбкая ткань бытия. И на миг он ощутил себя полностью живым, не тенью на стене пещеры, а ярким солнцем на небе. Но солнце почернело… *** Накс сидел в наблюдательной вышке, все еще раздумывая, есть ли у него шанс что-то исправить, но когда он увидел, как Ангхарат, Прелесть Несмертного, летит в пыль, а машина вождя переворачивается, то понял: это конец всего! Он не просто подвел божество, но свои личные тщания угробил. Он позволил Прелести погибнуть. Он виноват! Во всем он виноват! У птиц крылья сгорали в полете, плачущим камнем они устремлялись к земле. Но и твердь рассыпалась, разверзалась пропастями. Казалось, словно вскрыли спину, разрезали лопатки и вместо крыльев там кровоточат горелые обрубки. Распадались связи вещей, крики об избранности не несли никакого смысла. Накс раньше верил каждому слову Несмертного, никакой злой рок не имел права вставать на его пути после такого невероятного благословения в виде краски и револьвера. Но почему-то он проиграл! Он не исполнил свой священный долг Воина Полураспада, оказался в числе не сильных, а слабых, неудачливых. Но ныне собственная ничтожность и свои печали отступали на второй план, хотя закрадывались кощунственные сомнения в том, такое ли божество его кумир, раз не действовало его благословение. Они вцеплялись в душу ядовитыми сцинками. „Прелесть! Мертва… Прелесть мертва“, — теряя восприятие настоящего, осознавал неудачливый воин. Накс не оправдал надежд, он оцепенел. Конец… Конец всего! Врата Вальхаллы закрывались перед ним навсегда. Уже ничего не исправить, потому что погибла самая любимая жена Несмертного, которая носила его наследника. Во многом ради нее вождь не побоялся в одиночку переправиться через завал, рискуя собой. И он вверил Наксу возможность вернуть ее, отдал свой револьвер, а он… Из-за какой-то цепи, из-за собственной глупой придумки с тушей, провалил испытание на свою избранность. Но это уже показалось малозначительным по сравнению с тем, что он не сумел предотвратить гибель Прелести. Отныне и он превращался в тень, фантома, закрученного вихрем пустыни. Движение не имело смысла, Накс даже не стремился теперь покончить с собой. Он больше ничего не чувствовал. Огонь погас навечно, идеалы терялись и низвергались, рассыпаясь каменными идолами. Вся тяжесть ответственности и вины сковывала цепями. Один в целом мире, не часть Воинов, а затерянный призрак, одинокий, обреченный. Без надежды на изменение, без веры в великое будущее там, за чертой. Уже не для него. Он не имел права больше даже показываться на глаза вождю. Из царства Сияющего Хромированного Коня проигрыш низвергал в колодец вечной ночи, вечную тьму. Виноват! Он виноват в смерти Ангхарат! „Прелесть мертва!“ — причитало все вокруг, и исчезали яркие краски, все покрывали песок и ржавчина гибнущего мира. Горло нежданно сдавил кашель, обжигавший легкие, не осталось больше сил сопротивляться ему, поэтому Накс сник, скрючился, утрачивая ощущение времени и самого себя. Настал конец всего! Конец вечности.