Бензак для суперсолдат

…роковое томленье по загубленной жизни, неотступную думу: „Все напрасно, все поздно!“ ©Ф.Г. Лорка „Дождь“

Машины столпились у завала, точно вороны возле свежей падали. Но не могли прорваться за него, словно добыча находилась под плотным колпаком. И все из-за Однорукого и жителей красных гор, жадных до бензака. Что хуже всего: они не знали, что нельзя калечить сокровища, спрятанные в фуре. — Я поеду вперед! — вещал Несмертный Джо, стоя на крыше одной из своих машин, величественный и гордый, возвышавшийся над черной толпой Воинов Полураспада. Накс стоял среди них, снова среди своих, не выделяясь до поры до времени, внимая тому, что говорил вождь. А для каждого водителя любое слово, любой жест их общего божества казались великим праздником, ведь, как говорил правитель, „он страдал за них всех на Земле“, а мог бы уехать от них в Вальхаллу на Хромированном Коне. Но нет, он облагораживал их, убогих и глупых, он придавал смысл их жизням. Вступая в ряды его армии, они становились избранными, а не просто тушами, не безвестными скитальцами пустоши. Они обретали единство. И не существовало больше персональных „я“, все поглощал коллективный разум, поклонение вождю. Накс и Слит с ранней юности верили искренне. Они не задавали никогда лишних вопросов, они неслись вперед, ожидая Вальхаллы. По приказу вождя они совершали, что угодно, не задумываясь о причиненном ущербе, не сомневаясь в правильности своих действий. Находились, конечно, и циники, которые во всем усматривали только выгоду. Вокруг каньона столпилась целая армия машин, прибывших и из Газтауна, и со Свинцовой Фермы. Очевидно, не побоялись оставить центральные объекты без должной охраны. Погоня на Дороге Ярости оказалась важнее. И это все чувствовали, потому что никогда еще не случалось в правление Несмертного таких громких предательств и побегов. Кобылицы и мятежный Император посмели пойти против самого божества! — Семейная ссора, а такой кипиш… — негромко фыркнул главарь Свинцовой Фермы. Поджарый свирепый старик, он восседал в окружении своей свиты за рулем вездехода на гусеничном ходу — верткое и грозное транспортное средство. А в качестве украшений и регалий главный носил связки из патронов, что являлись не менее ценным ресурсом, чем вода и бензин. — Такие расходы, — брезгливо кряхтел Людоед, работорговец и правитель Газтауна, поудобнее располагая нездорово распухшее тело на двух сиденьях своей широкой машины с высокой подвеской, поправляя порванный в нескольких местах черный пиджак, через дыры которого светился пирсинг. — Ему нужны здоровые наследники, — обменивались отрывистыми репликами собеседники, сквозь которые проступал явный сарказм. Накс стоял недалеко от их машин. Двое других главарей Триумвирата называли с Несмертным друг друга братьями по оружию. Правили действительно вместе, всегда приходя на помощь, но Наксу было противно слушать лицемерные обсуждения вождя, пока тот не слышал. Пока объявлял всем воинам, что отправляется вперед, практически без охраны, только с двумя Императорами и Риктусом возле огнеметов. А злые языки недавно говорили, что великий предводитель уже стар и немощен, что он никуда уже не выезжает из Цитадели. Но нет! Он мало того, что страдал за всех них на этом свете, так еще и бесстрашно вел вперед за собой. Накс нервно вжимал голову в плечи, не ведая точно реакции вождя на грядущее заявление рядового. В руках парень мял белую тряпицу, сорванную с платья одной из жен, Прелестной Ангхарат. Самой любимой жены Несмертного. Любимой не потому что он испытывал что-то к этой женщине, ведь это выше божества, а любимой, потому что она носила наследника вождя, того, кому передалась бы духовная сила, в ком бы переродился новый великий „страдалец“ и властелин. Ведь в трех других выживших сыновьях не удалось. Да, они были сильны и свирепы; Риктуса побаивались самые матерые воины, но ему не хватало ума, чтобы руководить, направлять, „заряжать“ своей силой. — Скажи ему, скажи Несмертному! Сейчас! Он отправляется! — толкали в плечо Накса, а он только глаза таращил, лихорадочно рассматривая белую тряпицу, не в силах обратиться прямо к его величайшему кумиру. В итоге кто-то — наверное, старший по званию — вытолкнул Накса вперед, предвосхищая его сбивчивую речь, командным тоном отчеканивая: — Тут один боец говорит, что побывал в их фуре! Тогда Накс поднял над головой заветную ленточку. Руки похолодели, а образ Несмертного, оказавшегося совсем недалеко, выделялся на фоне расплывающейся картинки настоящего, парил над толпой сияющим пятном с развевающимися волосами. Пару секунд, в которые Несмертный оборачивался, обращаясь к говорившему, показались вечностью. Белая тряпица билась на ветру, точно знамя. И ее отчетливо узнал вождь. Что ждало? Милость или проклятье? Избранность или низвержение в бездну? Все холодело в сердце от роящихся в голове догадок. — Ты! — громыхнул голос сквозь черный респиратор. — Поедешь со мной! „Я… Я с Несмертным! Я! На его машине! С Императорами! С Несмертным! Я… Вальхалла!“ — бешеным вихрем закружились мысли Накса, пока он бежал по направлению к автомобилю, что намеревался преодолеть завал. Спустя несколько коротких мгновений, рядового подхватили на крышу, где он очутился в обществе лучших из лучших, величайших из великих. Казалось, что вместо сердца бьется и жжется ядерный взрыв, настолько невероятным и невыносимым ощущался этот восторг. Его словно подняли на небеса в Вальхаллу. Так и было! Находиться настолько рядом с вождем могли только избранные. И им врата открывало само божество. О! Накс больше ни о чем не мечтал, не просил никогда иной судьбы. Рассказывал увлеченно „щенкам“ почти в качестве легенды о том, как это великолепно, не смея помыслить, что однажды наяву приблизиться настолько к заветному желанию. — Эй! У меня его башмак! Башмак кровяной туши! — орал за спиной Слит, где-то далеко, все дальше с каждым метром, что преодолевала машина. Но на что Несмертному сдался башмак какой-то туши? Нет, Слит, на этот раз солнце светило Наксу, на этот раз он снова ощущал себя избранным, более чем избранным! К нему обратилось само божество, на него надеялись! А ведь нет большей радости во всех мирах, чем оправдать надежды своего кумира. Массивный автомобиль с огромными колесами полез через завал, пока остальные угрюмо притормозили на своих вездеходах и фурах. И Накс не верил, что он двигается вперед, не торчит с остальными, а следует рядом с божеством, с самим Несмертным. Даже не посмел обратиться к нему лично, чтобы показать белую ленту, но слова и не требовались теперь. Отныне сам Несмертный направлял на путь в Вальхаллу! *** Баки ненавидел байкеров, может, еще в юности ненавидел, но не помнил этого. Хотя это маловероятно, просто обитатели каньона проявляли неуместную настырность. Им оказалось мало того, что привезла фура, они решили заполучить все, считая, что, наверное, вся огромная цистерна заполнена бензином. Они гнались вплоть до конца красного хребта и не отстали, когда машина выехала в пустыню. — Вы пятеро! Разберитесь с Одноруким! Остальные за мной! — послышался отрывчатый приказ главаря сквозь гул и грохот множества двигателей. Байкеры разделились на две колонны, часть принялись теснить Баки, закидывая его взрывчаткой, более всего напоминавшей зажигательные гранаты. Впрочем, никто не ведал, чем оборонялось то или иное племя, поэтому встречи с неизвестным никому не нравились, не осталось никаких образцов для сравнения, лишь разный уровень изощренной изобретательности. Джип вилял и кружил по дороге, а у врагов точно крылья обретались вместо колес — они перелетали со скал не хуже самых бесстрашных каскадеров, которые за такие трюки собирали огромные деньги. Но здесь, на этой вечной войне, каждый трюк — залог выживания, получения добычи. Поэтому Баки не желал уступать им, злясь, что теряет время, опасаясь упустить из виду крепость. Хотя сомневаться в способностях Фуриосы не приходилось, но ее транспорт облепило большее количество врагов, они кружили, стрекоча двигателями, точно туча жадной саранчи. Баки дернул руль, сшибая нескольких мотоциклистов, которые собирались закинуть в кабину гранаты, опрокидывая их и сминая. Джип перепрыгнул через погнутый мотоцикл, словно через мелкую кочку. У Баки еще оставался пистолет, подобранный после стычки с Джитом. Байкеры объезжали с разных сторон, но они боялись Однорукого. Последний выстрелил два раза навскидку, однако на полной скорости попасть в снующие верткими хорьками мотоциклы не сумел, обругав себя за неразумную трату патронов. Прошли те времена, когда все самое необходимое доставалось легко честным или нечестным путем. Ныне даже грабить нечего оказывалось. Все доедали остатки старого мира, сваривали старыми инструментами старые корпуса машин. Ничего не производили, ничего не создавали, только упивались колоссальной свалкой. Стервятники ярче всех демонстрировали великое поклонение мусору, металлолому. И байкеры оказались не лучше, предав Фуриосу, которая, как понял Баки, и так отдала бы им бензин. Наличие враждебного отряда послужило для них только предлогом нападения. Да еще он своим появлением вспугнул их, растревожил это осиное гнездо, ворвавшись на скалы, по которым ловко перескакивал вместе с мотоциклами.  — Это не вы за мной охотитесь! Это я охочусь на вас! — прорычал суперсолдат, когда двумя меткими выстрелами в водителя и в переднее колесо опрокинул еще двоих преследователей, прорываясь к фуре, которой приходилось тяжелее, чем ему, так как крепость не могла достаточно ловко уклоняться. Она казалась огромным черным жуком, который упал на спину. А байкеры вырисовывались стаей жадных красных муравьев, что стремятся утащить добычу в свою шевелящуюся кучу. „Проклятье, здесь еще и Несмертный!“ — подумал Баки, когда оглянулся, добавив пару крепких ругательств в адрес того, что в ущелье не оказалось достаточно камней, дабы полностью заблокировать проезд. Но нет, уродливый огромный автомобиль, сделанный по типу альпиниста-внедорожника Баки, упрямо перелезал через камни, а за рулем маячил водитель. Ох, и ужасал его вид! Над респиратором, украшенным человеческими или звериными зубами, яростно мерцали сумасшедшие злые воспаленные глаза в обводке краснеющих морщин, за спиной развевались белесые космы, как у колдуна из легенд, и на доспехах из пуленепробиваемого пластика бряцали липовые ордена. „Ну уж нет! Ты никого больше не получишь!“ — подумал Баки, ощущая, насколько он ненавидит этого человека, который искалечил множество людей, изуродовал сотни душ. И ожесточил до последней крайности Фуриосу. Уже за это одно Баки одной левой — механической с шипами — разорвал бы Несмертного на куски. Суперсолдат оценил, что пока Джо охраняет меньше десяти воинов, это отличный шанс раз и навсегда покончить с этим злом. Джип уверенно слетел со скалы, приземляясь, точно кот на лапы, на все четыре колеса. Однако преградить дорогу Несмертному не удалось, не хватило пары секунд, чтобы выскочить перед машиной. Вождь фанатиков настолько увлекся маниакальным преследованием фуры, что, кажется, не заметил появления лишней фигуры на дороге, зато его охрана не зевала. И какой-то бритый парень раньше всех Императоров и полоумного Риктуса, безумно скалясь, метко кинул в джип бум-палку. Машину закружило, точно смерчем. Баки изо всех сил выкручивал руль в обратном направлении, вцепляясь в него механической рукой, но, кажется, переднее колесо оказалось пробито. В салон посыпались подтаявшим льдом куски ветрового стекла. „Опять этот урод!“ — вдруг узнал проклятого воина Баки, вспоминая, что менее получаса назад пытался разделаться с ним в пустыне, пока не заметил, что со всех сторон лезут враги. Теперь же „урод“ отомстил, разрушив на корню зыбкий план, испортив превосходный транспорт, который Однорукий сам собрал, сам почти довел до совершенства. Всего одним броском! Зато точным, как будто озлобленность друг на друга помогла.  — Гр***ый живучий таракан! — выдумывал самые оскорбительные эпитеты Баки, непроизвольно отставая. Он вспомнил, что покалечил этого „таракана“ еще в давней стычке со случайным конвоем, оставил ему „на память“ шрам вдоль скулы и носа. И теперь как будто зов мести вновь схлестывал судьбы врагов. Но какой мести? Всего лишь случайность! Всего лишь совпадение. Всего лишь еще один зомбированный варвар. А мести заслуживал только один человек: Несмертный Джо. Полковник Джо Мур. — Рухлядь железная! — кажется, донеслось в ответ. Но, возможно, так показалось от свиста ветра в ушах. Стекла с правой стороны выбило взрывом вместе с дверью, поэтому песок лез в машину, залетая в рот и нос. Одно только радовало: фура уверенно отрывалась от врагов, однако снующие со всех сторон байкеры горного народца заставляли тратить драгоценные патроны, со стороны крепости на колесах слышались постоянные выстрелы. То дробовик, то пистолет. „Только снайперку пока не трогайте! Она вам еще пригодится!“ — про себя считал патроны Баки, прикидывая, сколько их еще осталось у беглого Императора. Он отчаянно отставал от погони. И все из-за какого-то полоумного мальчишки с копьем! Из-за какого-то страшно живучего дикаря, который словно преследовал! *** Песок коптил небо, поднимаясь зыбким наждаком. Затуманенное пылью солнце нещадно разогревало пропитанный ядовитыми частицами воздух. Но если иного нет, то приходилось пропускать сквозь легкие этот, терпкий и тлетворный. Оставалось прозябать на этой планете, так как другой не нашлось. Раньше человечество жило так, словно у него есть запасная, словно можно без потерь перекочевать вдоль просторов Вселенной через все девять миров. Но оказалось — нельзя. В награду молчали разбитые дороги и ржавое железо, ничего живого. И мертвый город служил немым апогеем конца безумного общества изобилия. Его окутывал лишь мрак разложения, который царил и в злополучном бункере. Глаза Стива быстро привыкли в темноте. Из нее выделялись красные линзы противогазов, с которыми не расставались Стервятники. Твари — людьми их назвать не получалось — шипели и подступали со всех сторон. Суперсолдат насчитал не меньше десяти, когда спустился по выщербленным ступеням в недра бункера. — Да сколько ж вас! — недовольно скрипел голос суперсолдата, когда бандиты все сразу навалились на него. — Убить! Убить разрушителя! — Он сам к нам пришел! — Это высшая кара! Мы высшая кара! — кричали непонятные тирады враги, пока попадали под щедрую раздачу тумаков и сломанных костей. Роджерс, забыв об усталости, жажде и накрывавшем безумии едких галлюцинаций, выворачивал руки, ловил ноги, не позволяя себя пнуть, отбрасывал назад, разбивая маски и лбы о стены. Когда один из Стервятников кинулся с заточкой, то Стив едва успел обернуться. Нож прочертил возле уха, по шее потекла вязкая жидкость, в голове на пару секунд поднялся неприятный звон, однако оружие противника тут же было повернуто против него самого, а затем всажено в голову еще одного. — Ты разрушил мир! Это все ты! — истошно заголосил через противогаз один из кровожадных барыг, когда Стив схватил его за горло железной хваткой, вырывая кадык. — Вы меня не знаете! Вы ничего не знаете! Проклятые Стервятники! — внезапно остановился в растерянности бывший герой. Герой… Но ведь герои не убивают людей! Они способны щадить врагов. Впрочем, чего он бы добился, оставляя в живых тех, кто нападал на странников и лагеря выживших? Тюрем давно не существовало, как и правосудия. Пленников обычно брали не для исправления, а для утилизации. Внезапно две тени кинулись к выходу, Стивен успел заметить, что в руках они несли нечто, напоминавшие подшивки архивных документов. Значит, они что-то искали! Не просто хлам, не просто железки, не старые консервы, а информацию. То, что в этом приземленном пространстве, плоском и непроницаемом, как мифическая твердь небесная, сделалось почти ненужным благом. Некого информировать, не для кого раскрывать чудеса науки и веры. Но ведь Стивена вели навязчивые галлюцинации, которые требовали обыскать еще раз бункер. Значит, не просто так вели. Значит, и Стервятники что-то знали, что-то о нем ведали, что раз от раза ускользало, подобно болотному огню. И теперь преступно крали, возможно, его память. Ответ на все загадки, все самообвинения и видения. Суперсолдат кинулся к выходу, взлетел по ступенькам. Но поздно — Стервятники проявили чудеса проворства, и на выходе из бункера Роджерс застал только клубы серой асфальтовой пыли, поднимаемые шипоконами. До его собственного фургона оставалось пару кварталов, да он бы и не протиснулся через обломки: Стервятники подъехали с другой стороны завала, который светился перфорированными выбитыми окнами небоскреба, сложившегося карточным домиком. — Сбежали! — констатировал суперсолдат, ожесточенно ударяя себя по коленям, анализируя, что на своих двоих за машиной при всем желании не угнаться. Видимо, он слишком долго душил попавшегося противника, послужившего отвлекающим маневром. Возможно, он начинал получать удовольствие от причинения боли. У каждого солдата есть два пути: защитник или убийца. Уничтожение врагов — это не путь души, это следование приказу. Цель — вот смысл всех команд, оценка моральной стороны вопроса не всегда укладывается в критерии мирного времени. Для всякого противостояния существует своя особая мораль. Только нормы человечности едины. И больше всего на свете Стивен боялся превратиться в маньяка, упивающегося видом крови и страданий. Иначе он бы потерял право даже на свои воспоминания, из которых с укоризной глядел подтянутый Капитан Америка с честными глазами, с верой в идеалы и будущее, с негасимой надеждой. А этот заросший спутанной бородой бродяга в рваной одежде всего лишь спрашивал себя о том, как превратился в такого. Он надеялся, что в бункере осталось хоть что-то еще, способное пролить свет на потемки его заблудшей души. Вновь под ногами заскрипели ступени, стесанные, как кожа переболевшего оспой. Снова окутывал мрак, который разрезал импровизированный факел из найденного железного лома и пропитанного бензином тряпья. Но в отблесках огня не обнаруживалось свечения, лишь мутные очертания предметов, что отбрасывали неестественно длинные тени на стены. И только тени созерцали люди в пещере этого мира, вне солнца на свету, вне бытия при жизни. „Стивен… Что ты сделал? Зачем ты убил их?“ — встрепенулся раненой птицей забытый голос матери. Она бы не одобрила, она всегда считала, что мир — это царство добра. Мог бы им стать, но когда со злом борются еще большим злом, то не остается ничего в качестве ориентира, не остается света. Однажды и слабый художник пошел в солдаты. — Они отбросы! — сорвалось ожесточенно с губ, но чужие резкие слова тонули в вязкой темноте, пропахшей преждевременной смертью и пылью забвения. Посреди нее застыл человек, утративший себя, собиравший осколки. В них отражался искаженный трещинами фоторобот прошлого мира, иных людей, иного героя. Но разве был когда-то тот мир царством добра? И кто его разрушил? Люди! Люди! Не звери, не пришельцы, не сама природа. Вина на каждом гноилась старой язвой жителя пустыни. — Да, раньше я бы так не сказал, — словно извиняясь перед матерью, опустил голову Стивен, однако осознал, что вокруг никого нет, только тела поверженных врагов: — Но теперь другое время. В ответ лишь тишина смеялась пылью, глядела из углов, свисала порванной проводкой и гнутой арматурой с потолка. И голос исчезающего шамана полунасмешкой-полузагадкой прицокнул: „Может, причина вовсе не в этом?“ — А в чем же тогда? — говорил с собой вслух тот, кто раньше считался героем. Тот, кто представлял лучшие черты своего народа. В идеале. Так требуется от таких, как он. Но не осталось тех, кто задавал нормы. Ничто не мешало скатиться ниже дна, потому что предела гниения духа нет. У темноты нет глаз, но видит все, но тянет сотни рук, паучьих липких лап. С уха все еще капала кровь, и чудилось, что это паутина медленно оплетает, захватывает голову, сдавливает позвонки, спускаясь ниже вдоль разгоряченной спины противным холодом. Частично ощупью, частично освещая себе путь факелом, Роджерс отвалил тяжелые обломки потолка, найдя под ними ящики, напоминавшие несгораемые шкафы для хранения важных документов. Похоже, именно их потрошили Стервятники. Впрочем, в мире сгоревших книг найти целый архив казалось чудом. Люди бежали из городов, бросали ценности культуры, забывали ее как нечто ненужное, лишний груз в борьбе за выживание. И от того лишь быстрее гибли, утратив знания о земледелии, способах нахождения воды и борьбы с инфекциями. Человечество как будто не хотело больше жить, только неслось по Дорогам Ярости в пасть верного самоуничтожения, тратя последние запасы бензина. Стив старался не думать об этом, не мыслить глобально, перебирая медленно бумаги, едва различая расплывшиеся буквы. Секретные разработки редко не снабжают защитой, так что найти кое-что удалось очень скоро. „Вот оно!“ — подумал Стив, нащупав железный ящик с символом „Мстителей“. Призрак прошедшей эпохи, потерянных друзей, далеких побед. Бесполезных? Сердце больно кольнуло, словно лед мертвенного покоя и затухшей скорби растаял, и вместо рубца кровоточила свежая рана. Вдруг в руки попало чье-то дело, помеченное грифом секретности. Стив устойчиво воткнул факел в кучу строительного мусора, занявшись внимательным изучением наполовину истлевших страниц: „Объект: Джеймс Бьюкенинг Барнс. Результат внедрения сыворотки в организм: положительный“. — Баки, что с тобой опять делали? Что с нами обоими делали? — опустился на пол Стивен, точно на его сильные плечи свалилась вся тяжесть всеобщей усталости, точно в наказание за это будущее новых поколений молодого старца сделали атлантом, что держит небесный свод. *** Проклятые байкеры вырвались вперед, пока Баки строил план уничтожения Несмертного. Не стоило лезть на прямое столкновение, надо было оборонять фуру, вырваться в авангард. Но сожаления для слабаков. Однорукий перекинул все пожитки назад, однако веса все равно не хватало. И хотя он выжимал из двигателя максимум, тратя последние запасы закиси азота, машина все равно загребала песок, не нагоняя каракатицу Несмертного, мчащуюся впереди. Внезапно раздался взрыв. Кажется, байкеры кидали под фуру самодельные гранаты, намереваясь затормозить ее, опрокинуть, сжечь. — Сволочи! — шипел Баки, сжимая зубы, судорожно ища пути обгона. Там, в этой крепости на колесах, бросила вызов превосходящим по силе врагам его Фуриоса. Она сделалась его, в тот миг, когда перестала служить Несмертному. Баки не ведал ни имен ее спутников, ни точной цели опасного маршрута. Ему хватало и того, что против целой армии выступала женщина, которая не выдала его в качестве суперсолдата Джо Муру в свое время. Но помимо неоплатного долга что-то теснилось в душе, практически забытое за всеми этими сражениями и бесконечными скитаниями, но от того не менее ценное, заставляющее нестись вперед, не замечая повреждений машины, которую он на протяжении долгого времени собирал и модернизировал. Но живое всегда неизмеримо ценнее застывшего, неживого. И если многие Воины Полураспада дорожили только своими машинами, то они и оправдывали свое название — распад человека. Но нет, Баки ушел от них, ушел от этого треклятого „бензака“ и тлена. Вот и Фуриоса отринула то, что не делает человека человеком. После стольких лет, после стольких потерь и грехов. Но никогда не поздно. Им обоим. Но пробитое колесо нещадно подводило, машина подскакивала и летела через расселины и валуны, забывая о законах физики. Руль то и дело норовил вырываться. Со всех сторон наползали горные байкеры, атакуя то Однорукого, то фуру. И все еще не удавалось догнать хотя бы машину Несмертного, которая немного отставала от крепости из-за новых врагов. Баки сжимал зубы, на которых скрипел песок. Бирюзовые его глаза метали молнии. Однорукий злился на себя за эту медлительность. Казалось, что пешком окажется быстрее, казалось, что гнев придаст ногам скорость реактивного самолета. Но головой он понимал, что это нереально даже для суперсолдата. Несмотря на животную ярость, разум оставался предельно ясным и холодным. Это позволило заметить гряду пологих скал. Только его джип мог взобраться туда. И если бы удалось пронестись по ним и благополучно приземлиться вниз, то Баки оказался бы точно в авангарде всех машин, а там бы уже сумел и защитить фуру, и уничтожить Несмертного. Но такие далеко идущие планы — это для времен, когда достаточно времени для размышлений. В клубах дорожной пыли Баки только заметил скалы и ринулся к ним. Независимая подвеска позволяла не заваливаться набок из-за поврежденного колеса. Казалось, машина наоборот только и ждала неровных поверхностей, чтобы набрать скорость. — Фуриоса! Стреляй! — отчаянно кричал Баки вперед, когда заметил, что к крепости на колесах приближаются новые враги из красных скал, однако слова тонули в гуле ветра. А с тыла снова атаковали, Однорукий тратил последние патроны. Если бы стычка произошла на дороге, то он бы устроил свалку, перегородил пути отступления, протаранил бы всех хитрой стратегией, когда притворялся, что заглох, а затем на полном ходу сшибал противников. Мог бы разделаться механической рукой, забравшись на машины. Но не в этот раз, ныне случилась погоня, остановка в которой означала гибель, а перескочить с джипа на вражеский мотоцикл не означало ускориться. Казалось, небо и земля нераздельно смешались, не осталось различия между ними. Между добром и злом, правдой и ложью. Впрочем, все оставалось на прежних местах, лишь затмение в умах творило страшные вещи. — Фуриоса! Да стреляй же! — восклицал Баки, срывая голос, но крепость на колесах даже не слышала его, тонула в песочном мареве, пока из засады ее атаковали все новые враги, один из которых уже катился прямо по крыше цистерны. *** Факел горел достаточно медленно, чтобы как следует порыться и разобраться в покрытом коростой сейфе. Собранных материалов Стиву хватило настолько, чтобы вновь тяжело прислониться к обломкам, выронив из рук бесполезные листки, на многих из которых черной кляксой расплывался уродливый символ спрута с сотней щупалец. Роджерс запомнил на всю жизнь это чудовище, этот темный символ страшной организации. Еще со времен превращения в суперсолдата начал эту войну, бесконечную войну. «Это бункер „Гидры“! — бесцельно озираясь по сторонам, осознал Стивен, теряясь то ли в воспоминаниях, то ли в догадках, поднявшихся кислотным цунами. — Под видом тюремного заключения, нас отправили прямо в лапы нашим врагам. Старк, как ты мог настолько ошибаться? Как снова позволил себя обмануть?» За последнее время суперсолдат лицезрел много тревожных снов, сцены разрушенного города, поединок с товарищем по оружию. Но поверить в то, что Старк продал, предал, отдал на растерзание врагам, не удавалось ни при каких условиях. Да, пусть опальный герой теперь чаще всего убивал противников, да, пусть он больше не использовал свой щит, считая себя недостойным верного оружия. Однако он еще не до конца потерял веру в людей, в тех, с кем они спасли сотни жизней. Бесполезно? Напрасно ли? Или человечество само не желало быть спасенным, вечно перекладывая вину за свои поступки на других, по кругу друг на друга? „Может, он пытался спасти нас от гнева толпы? — в последней попытке отделаться от надвигающегося кошмара обелял бывшего друга бывший герой. — Отправил подальше от США, в Австралию. Но кто знал, что и здесь пустило корни это зло“. Догадки ничего не стоили, факел почти догорел, тлел и дымил мазутным привкусом паленой тряпки, поедая затхлый воздух. Но хватало времени, чтобы найти еще несколько отчетов об экспериментах: „Они сканировали меня, выделили образцы сыворотки и внедрили Баки. Значит, он теперь даже сильнее, наверное. Но им не удалось стереть нам память! Нет! Не в этот раз! Что ж, Баки… Теперь мы братья не только по духу, но и по крови“. Зыбкий призрак улыбки тронул потрескавшиеся тонкие губы Стивена, что-то еще согревало его, позволяя сбросить липкую паутину мрака, который глумливо ухмылялся из каждой щели в бункере „Гидры“. Нет, ни одна организация не сумела бы уничтожить их взаимосвязь. Братья, да, братья, как и завещано в мире добра. Стивен осознал, что просто обязан вернуться, однако единственным ориентиром отныне служила Цитадель. Теперь пазл складывался, что за враги его преследовали там, в ущелье, помимо дикарей в красных пончо. Стив надеялся, что у него еще достаточно времени, чтобы не пересечься с другом слишком поздно. Но посещение бункера обескуражило, внесло лишь новые загадки. Хотя еще с момента пробуждения он подозревал: нечто темное, оплетая сетями заговоров, способствовало разрушению мира. Теперь не существовало ничего: ни „Гидры“, ни старых государств, ничего, что стоило захватывать или делить. Факел догорел, ударив в лицо дымом, Стив сгреб оставшиеся документы, сознавая, что наткнулся только на верхушку айсберга, самый край. А то, что потопило корабль, все еще находилось глубоко под черной гладью воды. От случайной ассоциации с последней измученный организм напомнил, что его давно уже терзает жажда. А еще вкусовые рецепторы напомнили отчего-то о вкусе свежего деревенского творога и еще о чем-то, что пробовал в детстве. Как же он тосковал последнее время по тем годам! По всему тому времени, что он упустил, не прожив его в качестве нормального человека. Но он боролся с „Гидрой“, неоднократно не позволяя им уничтожить миллионы жизней. Но кто-то разрушил мир… Кто-то. Злоба, горечь и странная обида за напрасность столетней борьбы затмевали все прочие ощущения. Он столько лет сражался с „Гидрой“! И все, чтобы оказаться запертым на полвека в их бункере и подвергнуться в бессознательном состоянии изучению, как туша мамонта, замороженного в вечной мерзлоте! Зато встали на свои места слова шамана о том, что Несмертный Джо не такой уж Несмертный, не божество, не случайный царек разрушенной пустыни. О нет, Стивен знал его лучше, чем хотел бы: „Джо Мур искал нас с Баки, искал сыворотку. Ему нужны были суперсолдаты. Как всегда. Уже мир разрушен, а гонка вооружения все продолжается. Страшно представить, на что способны были бы его Воины Полураспада с сывороткой. Только что имели в виду Стервятники? Что они могут обо мне знать того, что не знаю я?“.