YourDeadball

Шутки Миюки всегда безобидные. Они раздражают, иногда вызывают искреннее негодование, но никто не воспринимает их всерьез. Даже Эйджун, привыкший реагировать на них резкими вспышками, забывает об обиде через секунду. Наверное, поэтому никто не обратил внимания, когда капитан нашел себе еще одну жертву, и помимо Савамуры и Фуруи начал частенько дразнить Коминато-младшего. Разве что Курамочи пару раз посмеялся и еще поинтересовался, не боится ли кетчер, что посреди одной из его нелепых выходок из воздуха возникнет Ре-сан с не очень воодушевляющим комментарием, но этим дело и ограничилось. Единственным, кто начал чувствовать себя не в своей тарелке, был сам Харуичи. Во-первых, он не из тех людей, кто так легко относится к ежедневным подколам. Каждый выпад в его сторону вызывал в нем детские воспоминания не очень хорошего содержания и с раздражающей настойчивостью напоминал, что он непутевый нытик, ни на что не способный без помощи своего брата. «Коминато, чего отдыхаем? Если исполнил все капризы Бакамуры, можешь приступать к тренировке!» «А, вот ты где, коротышка наша! Тебя Курамочи обыскался». «Еще немного отрастишь волосы, и сможешь не только избегать чужих взглядов, но и от разговоров отмазываться. В этом план? А если перекрасишься в черный, то вообще будешь, как Садако. Тогда и разговаривать не надо, все равно все будут тебя бояться…» Харуичи бы воспринял это как обычную строгость, но подлая ухмылка и самоуверенный взгляд, явно пытающиеся вызвать в нем ответную реакцию, говорили об обратном. Он решил просто подождать, чтобы наконец понять, с какой целью кетчер начал это наступление, но время шло, атаки продолжались, а главная задача противника все еще оставалась загадкой. В очередной раз, в раздевалке, после едкого комментария о том, что с таким телосложением он больше смахивает на девочку, Харуичи не выдержал. Все остальные, кроме них, были еще в душевых, и Миюки около минуты с упоением наблюдал, как Коминато торопится, чтобы переодеться, и при этом аж дрожит от ярости. Он не может просто огрызнуться, как Савамура, или игнорировать, как Фуруя, абсолютно точно он принимает это слишком близко к сердцу. Наконец он решительно подошел и склонился над сидящим на скамейке капитаном. — Миюки-семпай, не говори так больше, — негромко попросил он. — Прости, не буду, тебя это обижает? — уточнил Кадзуя с особой издевкой в голосе. Он смотрел на бэттера и все никак не мог понять его выражения лица. Постоянно розовеющие щеки и плотно сжатые губы вовсе не говорили о смущении, как могло показаться вначале, и черт бы побрал эту челку, из-за которой ситуация становится совсем запущенной. Он выпрямился, расслабил плечи, медленно выдохнул, чтобы успокоиться, и ответил: — Нет, просто… — отвернулся в сторону, чуть покраснев, — не привык, чтобы мне уделяли столько внимания. Так что, пожалуйста, прекрати так на меня напирать, ладно? — он примирительно улыбнулся, и у Миюки чуть инфаркт не случился. Это как надо использовать магию, чтобы кучу неприкрытых издевок принять за что-то хорошее?! — Тебе не кажется, что ты должен стать поуверенней? — поинтересовался Кадзуя и с вызовом улыбнулся, явно не собираясь отступать. Харуичи только сжал губы. Перед тем, как начать устраивать этот фарс, Миюки абсолютно не понимал, что ему это даст, но теперь ему это было больше по душе. Все-таки он никогда и никого не дразнил просто так. — Не хочешь поиздеваться над Харуичи? — сначала он подумал, что это угроза, но потом Ре-сан пояснил: — Хочу посмотреть, как он вырос. Постарайся, как ты можешь, Миюки Кадзуя, — с этими словами он стукнул кетчера по голове, и Кадзуя мог поклясться, что это самая забавная просьба Коминато-старшего из всех. Дальше больше. Миюки был уверен, что ему не составит труда вывести из себя даже такого спокойного человека, как Харуичи, но он до последнего оставался вежливым и покладистым. Это даже начинало раздражать, из-за чего кетчер только больше загорался новой идеей. Однажды ему даже удалось заметить весьма яркую реакцию: Коминато отбил мяч на другой конец поля после очередной его шутки, но после этого выглядел так, словно и сам не ожидал от себя такого, и Кадзуя раздраженно стиснул зубы. Определенно, он не любил таких противников. Куда проще было с Савамурой, который не стеснялся в выражении чувств и в самих выражениях. С Фуруей тоже было легко, несмотря на морду-кирпич, его взгляд всегда выражал все мысли, а короткие комментарии попадали в точку. Курамочи не был страшным совсем и краснел при любом упоминании чего-то романтического, на Маэзоно действовала его собственная зависть, а Нори настолько не уверен в себе, что любое слово может заставить его растеряться. Харуичи же, хоть постоянно краснеет и временами строит из себя прилежного паиньку, на деле оказался той еще непробиваемой стенкой. Ранним утром он выходил на пробежку с Савамурой и случайно хлопнул дверью. Испуганно оглянулся по сторонам, пытаясь понять, не разбудил ли кого, но в коридоре было пусто. Маэзоно остался в гостях у кого-то из одноклассников, и о его сновидении можно было не волноваться, но зато проснулся некто другой, живущий по соседству. — От того, что будешь громко хлопать дверью, голос громче не станет, Коминато. Из приоткрытой двери выглянул капитан Сейдо, полуголый, в очках и с кавардаком на голове. Явно спросонья. Он усмехнулся, ожидая, что этот недотепа опять будет извиняться, но, видимо, с утра Харуичи был не в лучшем настроении. Миюки подумал, что еще не проснулся, потому что прямо на его глазах бэттер покрылся зловещей аурой, аж волосы колыхались, как на ветру, а из-под челки сверкали синие молнии. Не успел Кадзуя ничего сообразить, как его беспардонно толкнули обратно в комнату, зашли следом и закрыли дверь. — Мне не обязательно быть громким, чтобы меня услышали, — процедил Харуичи, скрестив руки на груди, — в отличие от тебя, сем-пай—, — последнее было произнесено с особым презрением. — Отстань уже от меня, и от Эйджуна и найди себе другой способ самоутверждаться. Достал, — он развернулся и хотел уйти, но Миюки оперся ладонью о дверь, не давая ему пройти. «Как он вырос? — вспомнил кетчер слова Ре-сана. — К третьему году постарше своего „братика“ будет». — Спокойно, проверка на выносливость, — объявил Кадзуя, довольно улыбнувшись. Коминато вздрогнул, ошарашенно уставившись на него, потом густо покраснел и совершенно не знал, что на это ответить. Миюки тихо рассмеялся, потом аккуратно провел по щеке бэттера и чуть убрал с лица челку — уж очень ему было интересно узнать, какое лицо у человека, которого он водил за нос так долго. Харуичи чуть наклонил голову в сторону его ладони и тихо произнес: — Я ее не прошел. Немногие бы выдержали такую соблазнительную пытку — быть прижатым к стеночке очаровательным капитаном бейсбольного клуба. — Скорее наоборот, — не согласился капитан, но прежде, чем он понял, о чем шла речь, Коминато притянул его за шею к себе и поцеловал. Этим ранним утром в планы Миюки абсолютно не входило прижиматься своим голым торсом к телу другого парня. Харуичи отстранился и покачал головой почти с упреком. Потом вышел, бросив на прощание: — Зря ты… После короткого разговора с Реске, без лишних подробностей, нападки кетчера прекращаются, и жизнь возвращается на круги своя. Спокойствие и умиротворенность возвращаются в будни Коминато Харуичи, а вот жизнь Миюки Кадзуи медленно рассыпается в серый хаос. Ничего необычного, все те же обязанности, те же подколки, те же проблемы день за днем — с каждым разом делать это становится все скучнее, но что-то заставляет его двигаться вперед. Не зря же говорят мудрые люди, что путь к мечте частенько однообразен, поэтому с него многие и сходят. Миюки точно не собирался никуда уходить, но с некоторых пор к нему в голову начали лезть мысли, которые он мог объяснить только тем, что он хочет от всего отвлечься. Например, абсолютно точно ему незачем думать, как щурится Харуичи, когда смеется над очередной глупостью Эйджуна. Нет никакого смысла в том, что у Коминато небольшой по сравнению с остальными размер ноги, и его обувь среди кроссовок остальных всегда выглядит, как туфельки Золушки. Не надо смотреть на него во время тренировок, потому что это хоть и отвлекает, но совсем не в пользу самого Миюки, и в раздевалке на него пялиться не стоит, потому что хоть это и сосредотачивает, но определенно не на мыслях о бейсболе. Когда они большой компанией возвращаются вечером в общежитие, Савамура воодушевленно объявляет, что завтра обязательно пробежит с шиной в два раза больше и зовет лучшего друга наблюдать за этим событием. Фуруя угрюмо и тихо объявляет, что тоже побежит, чем вызывает в сопернике вспышку агрессии, а младший Коминато, как обычно, почти ничего не говорит и только пытается их успокоить. Курамочи активно его поддерживает в этом стремлении, поэтому привычно дает Эйджуну пару тумаков, но от этого становится только громче, а двигаются они все медленнее. Питчер утихомиривается только, когда Фуруя доходит до своей комнаты и прощается с ними. Потом они проходят мимо пятой и после слезливых прощаний остаются наедине. Обычно с ними Маэзоно, но этим вечером он задержался в зале вместе с Асо. Ни с кем не чувствующий себя неуверенно Миюки Кадзуя без причин начал нервничать. Он, наверное, должен был что-то сказать, спросить о чем-нибудь повседневном, но ничего подходящего не приходило в голову, и от этого он только больше ощущал нарастающее напряжение. Миюки все пытался вспомнить, о чем они разговаривали раньше, но вдруг осознал, что впервые за все время их знакомства они остались одни. — Спокойной ночи, Миюки-семпай, — Кадзуя даже не заметил, когда они дошли до собственных комнат. Харуичи достал из кармана ключ и два раза повернул его в замке, открыл дверь, собираясь уже зайти, как кетчер подхватил его под локоть. В этой руке Коминато держал биту, но от неожиданности обронил ее прямо на ногу семпая. Тот зашипел от боли. — Ой, прости! Ты в порядке? — залепетал он. Миюки ничего не ответил. Он прислонился лбом к стене, его плечи дрогнули, а потом он рассмеялся. Впервые в жизни он чувствовал себя так по-идиотски. — Не хочешь зайти, фильм какой-нибудь посмотрим? — предложил капитан. — Поздно, для фильма, — задумчиво протянул Харуичи. Кадзуя уже успел разочарованно выдохнуть, но бэттер открыл дверь только для того, чтобы забросить сумку с формой и биту, после чего закрыл ее обратно, запер и невозмутимо беззаботно поинтересовался: — Какой фильм? Миюки пришлось лихорадочно вспоминать, что ему там закинул Курамочи пару дней назад. Он включил свет минут на пять, чтобы потом его выключить. Сначала Коминато не очень обрадовался ужастику, но спустя несколько минут просмотра они оба поняли, что это кино сильно отличается от других в этом жанре. — «Пальцы для боулинга»*, — повторил бэттер, и с его стороны послышался смешок. — Не думал, что тебя и такое забавляет, — ухмыльнулся кетчер. — Зловеще. — Так смешно же! — воскликнул Харуичи, посмотрев на него, а указывая на экран. Миюки подумал, что все равно не сможет отвести глаз. Словив этот взгляд, Коминато сразу же отвернулся. Они продолжили просмотр в полном молчании, и по возможности, пока бэттер был сосредоточен на фильме, Кадзуя подбирался ближе. Хотя Харуичи совсем не удивился, когда они соприкоснулись плечами, и, когда пальцы кетчера осторожно провели под подбородком, привлекая его внимание, он тоже не удивился. Миюки снова аккуратно убрал с лица часть челки, пытаясь углядеть хоть маленькую подсказку, но ничего не нашел, кроме синих кубиков экрана отразившихся в чужих зрачках. Он приблизился и ненастойчиво поцеловал первогодку, ненадолго отстранился и снова прикоснулся к его губам, ощутив, что Харуичи ему отвечает, притянул его к себе, запустил пальцы в мягкие волосы, касаясь пальцами скулы, — снаружи послышалась хлопнувшая дверь. — Зоно-сан вернулся, — прошептал Коминато. — Угу, — отмахнулся Миюки, все не оставляя в покое его губы. — Может, останешься у меня? — Не так быстро, семпай! — воскликнул Харуичи, испуганно отшатнувшись от него. — И о чем же мы подумали? — уточнил Кадзуя, не скрывая издевательской ухмылки. Бэттер покраснел. На экране начало происходить что-то необычное, и они снова вспомнили о фильме. Однако через какое-то время Коминато встал, собираясь к выходу. — Я лучше пойду, — негромко проговорил он, — а то действительно поздно. Досмотрим как-нибудь потом. В шесть утра Миюки вышел из комнаты и широко зевнул, приветствуя пустой коридор. Почти сразу же открылась и соседняя дверь. — Миюки-семпай? Ты сегодня рано. Доброе утро, — первогодка вежливо улыбнулся и закрыл за собой дверь. Кетчер подумал, что сегодня Харуичи не удастся увидеть вторую по протяженности и первую по глупости гонку между Савамурой и Фуруей. Легко подхватив бэттера за запястье, он утаскивает его в свою комнату и чувствует на его губах улыбку, когда целует его вместо ответного приветствия. Еще немного они задерживаются у входа, чтобы снять обувь, а потом Миюки ведет его к кровати, почти шепотом проговаривая: — Далеко до утра, тебе еще нужно выспаться. — Все равно скоро тренировка начнется, — вздыхает Коминато, но все равно послушно идет следом. Кадзуя заваливает его на кровать, падает на него, прижимаясь всем телом, и Харуичи тихо смеется, обнимая его в ответ, весело произносит: — Задушишь же, капитан-идиот. — А это у кого подхватил? У Курамочи? — интересуется кетчер. — Или у Савамуры? — У Маэзоно-семпая, — признается бэттер, не сдерживая смеха. — Всегда знал, что он мне завидует, — проговорил Миюки и укусил первогодку за ухо. Он приподнялся и посмотрел на Харуичи. Челка упала на лоб полукругом, открыв глаза и тонкие брови. Он смотрит в них тихо и почти завороженно, и чем больше проходит времени, тем больше Миюки думается, что он больше не сможет заговорить. — Проверка на выносливость, — шепчет Коминато. Кадзуя отвечает, и его голос ему кажется совсем хриплым: — Я ее не прошел.