YourDeadball

Сегодня снова слишком жарко. Зашторены занавески, плотно закрыто окно и дверь — на самый крепкий замок, работает вентилятор, но все равно невыносимо печет. Дышать совершенно нечем. Даже подушка, даже простыни будто горят, к ним невозможно прикоснуться голыми руками. Кажется, одно прикосновение, один случайный жест, и начнется пожар. Но особенно горячие — пальцы. Они едва прошлись по спине, короткими ногтями дразня и одновременно заставляя трепетать от пробежавшихся следом мурашек. Жарко. Еще один рывок, и Миюки падает лицом в подушку. В этой комнате полный вакуум, ни капли свежего воздуха. Да хоть какого-нибудь воздуха. Харуичи аккуратно опускается на спину, накрывая кетчера своим телом, и целует в шею чуть ниже затылка. Горячо. Миюки не помнит, когда это началось. Кажется, было лето, потому что в его комнате было точно так же жарко. Земля тлела от жары. Над тающим асфальтом поднимался горячий пар, и пахло смолой. Он не помнит подробностей. В голове остался лишь этот горячий поцелуй, в шею чуть ниже затылка. Этого хватило. С тех пор было жарко, даже если ни один луч солнца не проникал внутрь комнаты. Миюки никогда не хотел вспоминать. Ему кажется, если вспомнит, то все разрушится, рассыплется, окажется очередным летним сном, который будет забыт поутру. Сохранится в памяти лишь какими-то мимолетными, размытыми моментами. Поэтому он никогда не задает вопросов и ничего не просит. Его устраивает все таким, каково оно есть на данный момент. Но все-таки однажды, когда лето закончилось, когда начался сезон дождей, он подошел к окну. Чуть отодвинул шторку, взглянул через стекло на пасмурное небо и пробормотал: — Я так боюсь, что завтра будет холодно. А потом повернулся, посмотрел на Харуичи и улыбнулся. Хотя это действие было для него бесполезным, потому что без очков все равно все вокруг превращается в огромное размытое пятно. Он ничего не увидел. Но зато увидел Харуичи. Поэтому холодно не стало. Даже когда дожди шли целыми днями. Даже когда наступила зима. Постепенно начали цвести деревья, и земля ожила. Это значило, что осталось совсем мало времени, чтобы оставить какую-нибудь память о себе. Это последний шанс достичь чего-то в старшей школе. Завтра начинается третий год. На часах полтретьего, а Миюки не спится. Через пару минут в комнате капитана зажигается свет. В конце концов, если он погладит рубашку сейчас, а не утром, ничего страшного не произойдет. Поцелуй в шею чуть ниже затылка. Миюки слышал, как скрипнула дверь, но не обратил на это внимания. Наверное, нельзя так долго не спать. Он заканчивает с рубашкой и откладывает утюг в сторону, а Харуичи все это время обнимает его за талию, уткнувшись носом в спину, и молчит. — Я ведь еще не говорил этого? — едва различимая пауза. — Ты мне нравишься. Произносится в самое ухо. Так убаюкивающе тепло, так сладостно-сказочно, что кажется очередным сном. Даже в три ночи воздуха не хватает. Миюки едва заметно дрожит от радости и волнительного трепета. Как только ему кажется, что скоро похолодает, становится еще жарче. Но Кадзуя любит жару. — Будь нежен. — Нет, — лукавая строгость тут же сменяется обжигающе довольной улыбкой, — не проси меня о том, чего сам не хочешь, — шепчет Харуичи, еще крепче вжимая кетчера в кровать. Миюки усмехается. Как ни странно, Харуичи всегда слышит и видит, даже если он не сказал ни слова. Харуичи знает: Кадзуя может выдержать и не такие температуры. Единственное, что он не любит, — это холод, и Коминато никогда не будет с ним холодным, он себе обещал это еще в первый раз, который, в отличие от Миюки, запомнил в мельчайших деталях и забывать ни за что не хочет. Они видели это по-разному, и дело не в том, что у Харуичи лучше зрение. Это касалось души, потому что в каком-то смысле они видели ей. Но, несмотря на количество деталей, несмотря на список запомнившихся подробностей, они оба могли назвать это лишь одним словом: Горячо. Вы когда-нибудь забывали включенный утюг на ковре? Казенный ковер, казенный утюг и дым из прикрытого шторкой окна. Это весна. Это апрель. Скоро утро, и что-то подсказывает Миюки, что сегодня снова будет очень жарко.