Curse upon Gotham

Несмотря на то, что Аркхэм — не тюрьма, а психиатрическая больница, посетители, решившие навестить отправленных сюда родственников или знакомых, общались с ними так же, как и в других местах лишения свободы — через стекло, по специальному телефону. Но так называемых «посетителей», как правило, не было. Если человек решил проведать умалишенного преступника, то он либо чересчур добрый, либо просто глупец. Хотя, одно другому не мешает. Только наивный простачок будет думать, что психа можно вылечить. Лишь дурак будет уверен, что это просто недоразумение, что еще можно все исправить. Будто наш разум — это большое цветастое одеяло, и если не дай бог оно где-то порвалось, то стоит лишь приложить усилия, подлатать, где надо, и все. Какое глубокое заблуждение… И дело тут вовсе не в пессимизме. Как раз такие понятия, как «пессимизм» и «оптимизм» тут не уместны. Мы ведь о медицине говорим, о якобы больных людях. А тут все, в принципе, просто, и нет необходимости сильно заморачиваться по этому поводу. Люди не меняются. Мы те, кто мы есть. Отрицать нашу собственную природу — бессмысленно. И когда пациент признает свое помешательство, то это вовсе не значит, что он готов измениться и стать таким, как все. Нет. Это лишь осознанное (или не очень) принятие безумия как такового. Банальная констатация факта. Конечно, попадаются и такие, кто верит словам врачей о том, что еще не все потеряно. Но, как правило, это отчаявшиеся люди. Ну, или в конец поехавшие. Опять-таки, первое не исключает наличие второго. Может даже эти два описания причинно-следственно связаны друг с другом. Это уже личное дело каждого: кто-то с этим согласится, кто-то — нет. Но как известно, сколько людей — столько и мнений. Верно? Джером не считает себя нормальным. Но и к больным себя ни в коем случае не относит. Он просто… другой. Особенный. Он лишь тот, кто видит мир иначе. Тот, кто не хочет быть частью стада, которое называет себя цивилизованным обществом. Безумие — это вовсе не болезнь. Что за нелепость? Нет, нет, нет… Безумие — это свобода. Это возможность показать себя. Это шанс стать уникальным. И Джером с удовольствием воспользовался этим шансом. Продемонстрировал себя во всей красе. Ну, или, по крайней мере, попытался. Ведь все начинают свою карьеру с малого. Жаль только, что люди не оценили его по достоинству. Сочли шизанутым маньяком и упрятали в Аркхэм. Что ж… Во все века не понимали поэтов! — Валеска! К тебе пришли. Рыжий удивленно уставился на вошедшего охранника. Он только настроился на философскую волну, и на тебе. Парень сменил горизонтальное положение на сидячее, не сводя глаз с помешавшего ему громилы. — Ко мне? — Да. Идем. Джером рассеянно пожал плечами, поднялся на ноги и уверенно направился к ожидавшему его охраннику. Но тот остановил его на выходе из камеры, чем вызвал недоумение со стороны заключенного. — Не спеши, пацан. Он взял запястья юноши и, соединив их за его спиной, нацепил на него наручники. Валеска недовольно хмыкнул, закатив глаза. Да чего же иногда убийственны все эти формальности! Никакого доверия! Обидно же. Они какое-то время шли в неизвестном Джерому направлении. И вот рыжего заводят в какую-то комнату, предназначенную, судя по всему, для общения с теми самыми посетителями. По ту сторону стекла парень наконец увидел наведавшегося к нему гостя. Удивления это не вызвало. Да и, кажется, ему вообще было все равно, что его кто-то решил проведать. Но вскоре Джером все же усмехнулся. Как-то ядовито. Злобно, что ли. Он подождал, когда его руки освободят от оков, и сел на железный стул. На разговор выделили десять минут. Сидящему напротив слепому старику другой охранник любезно подал трубку. Валеска же справился с этой задачей самостоятельно. — Хэ-хэ-э-эй, папуля! Не ожидал тебя увидеть! — протянул юноша так, будто и впрямь рад встрече. — Здравствуй, Джером, — тихо произнес в трубку мистер Сисеро. — Как твои дела? — Дай-ка подумать… Хм… Так. Давай по порядку: я зарезал свою мать, меня накрыли копы, решили, что я псих и отправили сюда. Кормят здесь так себе… О! А еще иногда заставляют принимать какие-то таблетки. Пожалуй, у меня все хорошо! Валеска коротко рассмеялся, словно услышал хороший анекдот. Его холодные серо-голубые глаза с интересом были устремлены на биологического отца. — Джером, мне… Мне очень жаль, что все так вышло. Поверь, если бы это было возможно, я бы уделял тебе больше времени, воспитал бы так, как необходимо. Парень прищурился, с притворной внимательностью слушал, качал головой, будто его тронули все эти красивые и, похоже, искренние слова. — То, что ты стал… таким, — со слегка дрожащими губами продолжил Сисеро, — то, что с тобой произошло… боюсь, это моя вина. Прошу, прости меня, если можешь. — О-о-о… Как тро-о-огательно, — с театральным сочувствием сказал Джером, смахнув невидимую слезу. На мгновение могло подуматься, что он действительно проникся короткой речью слепого мужчины. Но в следующую же секунду юноша оскалился, чуть подался вперед и, смотря на собеседника исподлобья, зашипел в трубку: — Только вот то, что, как ты говоришь, со мной «произошло» — это лучшее, что вообще могло со мной случиться… Па-а-апочка-а-а. Снова смех. Тихий, но не менее ледяной. Не менее безумный. Такой, что даже в пустых, белых глазах мистера Сисеро читался намек на ужас и страх. Джером, не планируя услышать ответ, повесил трубку и повернулся к охраннику, который привел его сюда и все это время стоял в паре метров от парня, ожидая окончания свидания. Ну и, конечно, на случай, если вдруг что-то пошло бы не так. — Я закончил! — радостно объявил Джером и быстро поднялся со стула. Сам протянул руки для наручников, на что охранник презрительно фыркнул. Его отвели назад. Когда дверь в камеру заперли, и Джером наконец-то остался один, выражение его лица переменилось. Вместо несколько задорной улыбки теперь появилось что-то похожее на раздражение. Парень низко зарычал и закатил глаза. Не подумайте: он не соврал. Он даже рад, что его считают спятившим. Ведь теперь у него столько привилегий! Правда, здесь ими хрен воспользуешься. Но вот только… Кто сказал, что это конец? Валеска знал, что это не так. Чуял нутром. Внутренний голос подсказывал, что он еще проявит себя. Чертик на плече, хихикая, шептал на ухо, что те самые ягодки, что должны быть после цветочков, не за горами. Да, Джером уже далеко не ребенок, чтобы верить в чудеса. Но если и сохранять детскую веру во что-то, то пусть это будет не мифический Санта Клаус, а что-то более реальное. А точнее то, что самое интересное — еще впереди…