metal heart

Сбавить обороты не удаётся. Робин очень-очень старается, правда. Но, должно быть, вынужденный ночной образ жизни нарушил её биоритмы, сбил гормоны, повредил рассудок, потому что она не только проводит в постели Барни от трёх до пяти ночей в неделю, но и считает это офигенным. Потрясающий секс и ни капли неловкости или усталости от отношений, которые она ненавидит, но которые неизменно возникают, когда она спит с кем-то больше, чем пару раз. Никаких сюсюканий, никакой игры на публику, никакого давления и никакой нужды соответствовать стандартам идеальной девушки. У них с Барни это работает следующим образом: Тед засыпает к двенадцати, около часа ночи руки Барни уже путаются в её волосах, а не позднее трех тридцати Робин впархивает в офис, расслабленная и в отличном настроении, готовая горы свернуть. И пока она сидит на высоком стуле в гримёрной, а визажист Рэйчел что-то втирает, растушевывает и корректирует, Робин думает, что ничего лучше и быть не может. И раз она так думает, то, скорее всего, у неё проблемы. Но если честно, Робин плевать. На следующий день после Пасхи их выставляют из «Похотливого Леопарда»; Барни завлёк её туда, пообещав два напитка по цене одного. Робин заказывает ему три танца на коленях, чтобы он не мешал ей флиртовать с красавчиком-барменом, но каким-то образом вечер всё равно заканчивается тем, что её платье задрано до талии в кабинке мужского туалета, а язык Барни вновь оказывается у неё во рту.  — Против правил клуба! — сообщает им колотящий по двери кабинки вышибала. Барни смеется ей в шею, а Робин кричит в ответ:  — Я здесь не работаю, придурок! Вышибала продолжает молотить по двери кабинки, так что им приходится оттуда выйти, неуклюже поправив одежду. Он осуждающе смотрит на них:  — Это вы! Барни выглядит настолько подавленным, что Робин не может сдержать смех, и из-за этого их выставляют на улицу ещё быстрее.  — Просто отлично! — от досады Барни пинает брошенную кем-то на тротуар жирную обертку от гамбургера. — Теперь мне придется подыскивать новый стрип-клуб. Боже, а если мне придется ходить в «Очко» до конца своих дней, — содрогается он.  — Уверена, «Леопард» прогорит через неделю или две. Ты же их самый завсегдатай клиент.  — Ещё бы, — вздыхает он и достаёт две сигары. — Ну что, ко мне? Серьёзно. Ей даже не приходится ничего делать. Всё получается само собой. - Робин набирает номер, выходя через вращающиеся стеклянные двери на улицу. Единственное хорошее, что есть в её работе — это то, что Робин уходит с неё ещё до полудня.  — Как дела?  — У меня отстойный день.  — Ну разумеется, — усмехается Барни.  — Что ты… Боже, ты сейчас это смотришь, верно?  — Мой телек сразу присылает мне на электронную почту то, что я записываю по таймеру. Не спрашивай как, я просто знаю кое-кого. Этот повар только что пощупал твой зад?  — И не раз. Я почти уверена, что он был пьян, — Робин приходится прилагать усилия, чтобы не содрогаться от воспоминаний. — От него воняло как от алкаша.  — Я просто обязан запостить это в свой блог. Кулинарное шоу с озабоченным укурком. Ютьюбу это понравится.  — Я знала, что это ты выкладываешь все эти ужасные ролики из моего шоу, — устало вздыхает Робин. — Ты сейчас занят?  — Хочешь пообедать?  — Не совсем, — она уворачивается от очередного торгаша, который собирался ей что-то впарить, и спускается в метро.  — А-а-а, — судя по его тону, интерес Барни к текущему разговору только что взлетел до небес. — Этот голод я тоже могу помочь утолить. Я как сникерс среди людей. Приезжай в офис.  — Буду минут через пятнадцать. Он снова начинает смеяться:  — У тебя что, блузка загорелась?  — Ага, — Робин с сожалением опускает взгляд на выжженную дыру на бордовом шелке и снова тяжело вздыхает. Смех Барни превращается в хохот, и она выключает телефон. - Маршал любит рассказывать им небылицы об офисе Барни, но реальность оказывается еще более абсурдной, чем Робин могла предположить: сплошные чёткие, строгие линии и начищенное до блеска стекло. Выглядящая достаточно свирепо ассистентка приглашает её внутрь, сообщив, что мистер Стинсон вернётся через пять минут. Робин тратит почти минуту на то, чтобы рассмотреть все мотивационные постеры на стене его офиса. Барни либо самый циничный человек в мире, либо самый наивный, и она до сих пор не может определиться. Когда же она находит поставленный в рамку список под названием «В чём я офигенен», совершенно точно написанный его почерком, она улыбается и мысленно ставит галочку напротив «самого наивного».  — Эй, Барни, ты не… Робин! Она не может пошевелиться. Чёрт, это очень, о-о-очень плохо.  — Привет, Маршал. — Привет, — он вопросительно улыбается, стоя в дверном проеме. — Какими судьбами?  — Мы с Барни хотели пообедать вместе, — его глаза подозрительно суживаются, и она знает Маршала и понимает, что следующим его вопросом будет «С каких это пор вы с Барни ходите вместе обедать?». Прежде чем он успевает открыть рот, она выпаливает:  — Присоединишься?  — С удовольствием! — оживляется он. Когда, наконец, приходит Барни, вместо приветствия Робин указывает ладонью на Маршала и спешит сказать:  — Маршал тоже идет с нами на обед! — чересчур громко и чересчур радостно. — Здорово, правда? Барни неодобрительно уставился на неё, и, чёрт, он совершенно точно ещё припомнит ей эту панику и неспособность вести себя как ни в чём ни бывало. По настоянию Барни они идут в японский ресторан, где официанты одеты как ниндзя, а хостес бьёт в гигансткий гонг каждый раз, когда входят клиенты. Приветствую тебя, мигрень. Официант-ниндзя бессовестно с ней заигрывает, достаёт боевую звёздочку ниндзя у неё из-за уха и приносит ей бокал мерло за счёт заведения.  — Ниндзя и фокусы? — Маршал с энтузиазмом размахивает палочками. — Неудивительно, что тебе нравится это место. Оно охрененное! Ну, то есть, еда, конечно, отстойная, но оно охрененное! — Ты собираешься дать ниндзя свой номер, Робин? — криво ухмыляется Барни, поглощая удон. — Уверен, если ты будешь умницей, то он пригласит тебя домой и покажет тебе его большую деревянную палочку. Дай пять!  — Серьезно? Это всё, на что ты способен? «Деревянная палочка»?  — Как будто у тебя есть что-то получше.  — Как насчёт «трахнуть в гонг»? Я ждал возможности сказать это с тех пор, как мы вошли. Маршал всё равно даёт пять Барни, ведь всем известно, что у Маршала заниженные стандарты. Робин закатывает глаза. На обратном пути к зданию банка Голиаф они потягивают латте с сакэ, и Маршал говорит:  — Нам стоит чаще ходить всем вместе на обед, — и они оба с ним соглашаются, потому что это действительно было весело, хотя и не совсем то, на что рассчитывала Робин сегодня. Маршал и Барни машут ей до свидания и скрываются за входной дверью, а она замирает на секунду, смотря им вслед, и направляется к метро, чувствуя себя ужасно подавленной. То, что у неё не получилось выкроить немного времени, чтобы побыть наедине с Барни, не должно её так расстраивать, однако, по какой-то неизвестной причине, она всё равно расстроена. Она в одном квартале от станции, когда сквозь уличный шум кто-то окликает её по имени. Повернувшись, Робин замечает бегущего к ней Барни. Он останавливается, пытаясь отдышаться.  — Я, это… У нас в офисе на первом этаже есть мужской туалет, который закрывается на ключ. Или, если хочешь, можем поехать ко мне.  — Разве тебе не нужно работать? — удивлённо спрашивает Робин.  — Да ладно. Я перенёс встречу на четыре, — подмигивает ей Барни. — Не брошу друга в беде и всё такое. Робин приходится сдерживать улыбку.  — Конечно. Разумеется, — и что-то тёплое и приятное расцветает в её груди, когда он улыбается. — Честно говоря, мужской туалет очень даже неплохо звучит. - Инцидент с Маршалом не выходит у неё из головы, потому что их с Барни договорённость начинает напоминать нечто большее. То, из-за чего им приходится врать своим друзьям. Одно дело, когда они просто оказывались в одной постели, совершенно случайно, но сейчас… Робин не настолько глупа, чтобы думать, будто это всё когда-либо приведёт к серьёзным отношениям, потому что это же Барни. Тем не менее, что-то в их дружбе меняется, становится более важным и игнорировать это всё сложнее. Мысль не даёт ей покоя ни когда они надирают подросткам задницу в битве водяными пистолетами в центральном парке в воскресенье, ни когда отмечают победу голыми в доме у Барни после. Она, наконец, оставляет в покое его губы и, твою мать, с каких пор они целуются до одурения уже после секса? Робин не может вспомнить. Барни, кажется, не замечает её нерешительность, просто переключает внимание на шею Робин. Ладонью он проводит по волосам, металлический браслет его часов задевает мочку её уха, а он продолжает покрывать поцелуями её ключицы.  — Барни, — его имя срывается с её губ с придыханием, что удивляет саму Робин. Она моргает раз, другой, и, наконец, отодвигается от его губ. — Барни.  — Что такое? — хмурится он.  — Это странно, что другие ничего про нас не знают? Что-то похожее на панику на секунду мелькает на его лице, но он быстро берёт себя в руки и сосредотачивается на её груди.  — Немного. А что, ты хочешь им рассказать? Робин вздыхает, потому что она прогоняла тот же вопрос в своей голове несчётное количество раз за последние две недели. И всё ещё не знает ответа.  — Не особенно, нет. Может быть. Ну, это же не будет, как в прошлый раз. Никто не взбесится, я надеюсь. Думаю, всё просто станет… сложнее. Кажется, «сложнее» — самое верное слово. Робин знает, что если они скажут Лили, то она станет всё слишком анализировать и попытается докопаться до причин, почему они с Барни не хотят и не могут прекратить трахаться друг с другом. И рано или поздно Робин тоже начнёт думать об этом. А каждый раз, когда они будут куда-то выбираться вдвоём, как сейчас, Маршал будет считать, что они идут заниматься сексом, и будет смотреть на них осуждающе, из-за чего возникнет неловкость. Прибавьте к этому вечный кавардак с Тедом и получите огромный комок пиздеца. А пиздец означает, что им придется прекратить спать друг с другом, или как минимум делать это не так часто.  — Мы можем им рассказать, если хочешь, — он прижимается теплым лбом к её щеке. — Вероятно, нам следует рассказать им. Робин проводит ладонями по гладким твердым плечам. Её тошнит от одной мысли, что всё закончится, когда остальные узнают.  — Давай не будем, — Барни в замешательстве поднимает на неё свой взгляд, и Робин пожимая плечами, спешит объяснить. — Я не хочу, чтобы что-либо менялось, понимаешь? Его едва заметная улыбка лишена привычной наглости. Если бы Робин его не знала, то подумала бы, что Барни Стинсон улыбнулся с грустью.  — Да, — и его руки обвивают её, крепче прижимая к его телу. Робин чувствует, как волоски на его коже щекочут её. — Я тоже не хочу.