More l...

Им просто было это нужно. Пятнышки крови на белоснежной рубашке превращаются в пятна, а потом рубашка становится такой же красной, как костюм, и ее больше не отстирать, даже несмотря на то, что Респаун вернет все в первоначальный вид, pas vrai? Громкие крики – победы, поражения, смерти, усмешки – оглушают того, кто привык все время действовать тихо, и становится тяжело сосредоточится и сделать убийства красивыми, а не автоматическими – quel dommage. Усталость и скука – смертельные иногда – отныне главные враги, даже несмотря на то, что сейчас куда важнее увернуться от чужого балисонга и успеть вытащить свой, прежде чем враг прижмет к стене, доставая револьвер и выдыхая дым недокуренной «Gitanes». Самое главное – не смотреть врагу в лицо слишком пристально, иначе рискуешь увидеть свое отражение в его глазах. Им просто было это нужно. Сперва они просто ужинали в баре по выходным. Общались на французском, сплетничая о командах, обсуждая тактики боев; Синий Шпион рассказывал о Красном Снайпере, который никогда не смотрит по сторонам, а Красный Шпион смеялся, вставляя в монолог пару слов о Синем Инженере, оставляющим свои постройки без присмотра. Забавным было то, что даже после того, как подобные темы были исчерпаны, Снайпер все так же забывал осмотреться перед выстрелом, а Инженер до сих пор убегал от своих построек, словно их обоих никто и не думал предостерегать. То, что сказано держащими себя в тайне, в тайне и остается. Потом переместились на базы; для того, кто каждый день проводит время в тени больше, чем на свету, прокрасться на чужую базу – слишком легкое дело. Учитывая то, что там, на чужой базе, дверь в комнату доппельгангера всегда приоткрыта, на столе ждет бутылка вина и два бокала, а хозяин комнаты курит, сидя в одном из мягких кресел и изредка незаметно – словно его кто-то может заметить – бросает взгляд на стенные часы. Теперь они говорили об уютных улочках Парижа, и о том, как мерцает Эйфелева башня в новогоднюю ночь, о лавандовых полях Прованса, где воздух, наполненный запахом, пьянит сильнее вина, о Лазурном берегу, когда на закате морская вода превращается в прекраснейшее стекло, о холодных снегах Лез-Арка с его чудесными горами и ярким солнцем; и обоим французам казалось, что завтрашнее утро принесет с собой песни из музыкального автомата в кофейне на соседней улице и запах свежего кофе. Но никак не крики боли, выстрелы и ад. Поэтому расставались они только под утро, буквально за полчаса до звона сирены. Им просто было это нужно. Чувствовать, что тебя понимают, что с тобой говорят на одном языке – и буквально, и нет – что ты не единственный человек, не сошедший с ума среди всей этой какофонии боев. Удивляться чужим причудам, вроде предложения побродить по крыше базы, представляя там, внизу, узкие улочки французского города, и, в конце концов, согласиться, захватив с собой плед. Красный Шпион курил, зажмурившись, будто от удовольствия, Синий Шпион посмеивался от недавнего анекдота, растянув улыбку до ушей. Через пару часов они оба исчезнут, взвоет сирена, зовущая на новый бой, и весь мир заполнится грохотом выстрелов, жаром огнеметов и успокаивающим касанием лечебного луча медиганов. А пока тишина – и разговоры абсолютно ни о чем. Им просто было это нужно. Побыть в одиночестве и вдвоем, абсолютно открытыми друг перед другом; когда Синий Шпион стянул маску, потирая лицо, отвыкшее от свежего воздуха, Красный Шпион сделал то же самое – и расхохотался, наблюдая за попытками своего доппельгангера пригладить волосы, растрепавшиеся из-за резкого порыва ветра. Кто из них тогда предложил перевести отношения на более высокий уровень – не помнилось и не имело значения. Это нужно было сделать уже давно. Пятнышки крови превращаются в пятна, громкие крики за стеной оглушают, враг прижимает к стене, доставая револьвер и стреляя прямо в сердце, на секунду перед этим прижавшись губами к чужим губам. Вечером можно будет всласть посмеяться над этой ситуацией, допивая бутылку вина на крыше одной из баз, подставляя лицо холодному ветру и целуясь так, словно они оба шаловливые французские подростки. Parce qu'il est aussi nécessaire que l'air.