More l...

– Да дай позырить, блин! Шпион, конечно, был достаточно ловким, но угнаться за скачущим по всей комнате Скаутом ему было не под силу. Однако он попытался цапнуть бостонца за футболку, причем удачно; парень резко рванул назад, чуть не выронив фотографию, которую держал в руках, и все же грохнулся на пол с громким стуком. Но прежде, чем француз дотянулся до него, перевернулся на спину, и все же увидел то, что было на фото. – Ха! Подожди, э… Фотография изображала парня лет двадцати, причем, судя по обстановке – находящегося в каком-то клубе. Выглядел парень довольно вызывающе: полуголый, с рубашкой, висящей на шее на манер шарфа, с сигаретой в зубах, банкой пива в одной руке, украшенной тату, и средним пальцем в камеру на другой. По поводу цвета волос ничего сказать было нельзя – фотография была черно-белой – но ирокез, явно раскрашенный в разные цвета, смотрелся довольно дико. Скаут завис. Надолго. Помотал головой, крепко сжимая фотографию. Наконец поднял голову и посмотрел на Шпиона, словно ища ответа на вопрос – а пересмешник ушел в невидимость уже достаточно давно, так что теперь нельзя было увидеть выражение его лица. Видимо, ответ был положительным. – Офигеть, – наконец произнес Скаут. – Офигеть, офигеть, офигеть! Чувак, это… это реально ты? Ответа не было. – Да блин! Шпион! Я ж не издеваться над тобой сюда пришел! – Это было десять лет назад, mon amant, – наконец раздалось из воздуха прямо перед бостонцем. – Так что прекрати этот la farce и верни мне фотографию! Скаут помотал головой. Посмотрел на фото и помотал еще раз. – И этот человек, – едко сказал он, убрав из своего голоса всю дурь, – говорил мне, как себя вести, – а дальше попытался скопировать голос француза. – «Джентльмен всегда должен оставаться джентльменом, мон ами. И на работе, где требуется убивать, и в постели с женщиной или мужчиной». А сам-то ты больно следовал своим же… Шпион появился из ниоткуда: выхватил фотографию, забросив ее куда-то под прикроватный столик, и дернувшись, словно хотел дать Скауту оплеуху, выдохнул, закрыв глаза. Не говоря ни слова, вытащил сигарету и закурил, отойдя к окну. Скаут понял, что сморозил что-то не то. – Блин! Черт! Шпион, я… я, блин, реально не хотел тебя обидеть! Просто, ну… ну… не обижайся, – произнес каким-то совсем жалобным голосом, – я не хотел этого. Как ты там говорил обычно? Dé… solé… Совсем замолк, став похожим на нашкодившего щенка, и принялся мысленно копаться в памяти. Наконец вроде нашел подходящие слова из тех, что француз пытался вбить ему в голову. – Je me excuse… mon amant. ? – У тебя ужасное произношение, – хмуро заметил Шпион, стряхивая пепел, – как будто ты всю жизнь жил в деревне и общался только с la classe inférieure. Развернулся, выбросив сигарету в окно, и скрестил руки. – Мне тогда было лет двадцать, oui. Богатые родители, хорошие учителя, престижный университет. А я тогда решил, что мне море по колено. Je me sentais comme un dieu, – он усмехнулся. – Связался с плохой компанией, начал пить, курить покатился по наклонной… Понял, что зашел слишком далеко, когда после одной выходки mon père за ухо вытащил меня из дома и окунул в фонтан во дворе. Так все и закончилось. Он замолчал. Скаут закусил губу. – Больно было, – кивнул на плечо, – ну, набивать тату? – Non. – Покажешь? – Мне казалось, – Шпион приподнял бровь, – что я достаточно часто раздевался перед тобой, mon amant. – Можно подумать, я тебе на плечи смотрел, – буркнул Скаут, заливаясь краской и отводя взгляд. По тому, как француз усмехнулся и, подойдя ближе, притянул его к себе, понял, что прощен, и расслабился, улыбаясь. – Но блин, смотрелся ты тогда ваще клево. – Ты так думаешь? – Ага. Слушай, а если я набью себе татуху, чо будет? – Votre maman разобьет тебе голову. – Вот всегда ты так, блин! Твоя же не разбила! – Elle ne sait pas encore. – ЧТО?! Шпион ушел в невидимость, откуда спустя пару секунд раздался его насмешливый хохот.