Тысяча крыльев

Гаске всегда носил знак пацифизма на груди, но с миром во всем мире ему так и не повезло. Может, этот мир где-то и был, но слишком далеко от самого детектива. Или он не там его искал. Может быть, искал неправильно... А, наверное, просто прошел мимо. Где же это приятное благополучие? Куда оно пропало? Было ли ему так мирно и спокойно раньше? Пожалуй, и да, и нет. Все время какие-то дела, дела, сумасшедшие поездки по надоевшей за все эти годы Иокогаме, поимка одинаково свихнувшихся преступников и одинаковый сигаретный дым раз за разом. Осточертело до жути... Не может же быть счастье в однообразии. "Рад, что ты обратился к нам за помощью, старик", - весело болтая ногами на его столе, хихикает Найс. Гаске притворно злится и просит не называть его так, неодобрительно поглядывая на стол - все вещи раскидал, мелкий негодник. "Хорошо, старик-сан!" - продолжает кривляться мальчишка и смеется, как будто сказал что-то очень смешное. Потом неожиданно становится серьезным, будто бы даже переходит к делу, а говорит все так же беспечно и беззаботно, словно речь не о загадочной серии убийств, а о каком-то комедийном сериале. Что же он искал - счастье или мир? Мира никогда не было, а вот счастье крылось в мелочах, пряталось за дымкой боли и страха, искало себе пристанище среди отчаявшихся и уставших, ласкалось к тем, кому и не до него было. "Да ладно, - не верит Гаске, со снисходительной усмешкой любуясь на нового начальника. - Этот, что ли? Парень, готов поспорить, что ты в полиции на первый день работы загнешься". "Вот и не загнусь, - Арт неумело упрямится, глядя в глаза старику, но сам уже не уверен в правильности своих слов. - Давайте... поспорим?" "Ну это слишком! - хохочет детектив, выцарапывая из упаковки последнюю сигарету. - С детьми не спорю". "Я не ребенок!" "Так докажи". Все доброе и хорошее в этой вселенной сплетено из моментов, секунд, мгновений, когда ты счастлив по-детски правдиво, сам того не замечая, готов обойти весь мир, пропеть любимую песню на одном дыхании, съесть на спор любимое блюдо за пять минут. Мы даже не обращаем на это внимания, а когда вспоминаем - так поздно... "Мясо, - в сотый раз повторяет Гаске, не в силах смотреть на набитую овощными продуктами корзину. - Надо тебе купить мясо, а не только эту дребедень". "Овощи полезные", - настаивает на своем Арт, беспощадно игнорируя правильное питание. Гаске незаметно подсовывает в корзину пачку замороженных котлет. Вдруг не заметит и даже съест. "Да я и не спорю, что полезные, но ты ж и их не ешь. Существуешь на одном чае, инспектор..." "Вовсе нет!" "Вовсе да". Пацифизм - идеология сопротивления насилию. Хах, отчасти это его работа. Нет, не сопротивляться самому, а помогать сопротивляться другим. Разве одно из проявлений счастья не в помощи? Защитники справедливости, доблестная полиция. А саму полицию и защитить-то некому. "Все это было так недавно... Теперь и не скажешь, было ли вообще, - Гаске не спеша пробирался через вялый поток людей, глядя на Иокогаму через лупу узкого переулка между рядом не очень высоких, но казавшихся безобразно некрасивыми домов. Информатор остался далеко за углом - уже не за одним углом, детектив миновал с десяток подобных укромных местечек, где тому можно было спрятаться. - Не расстраивай меня, Арт". Куда исчез тот трудолюбивый и честный инспектор, часами задерживавшийся на работе и переживающий обо всем на свете, кроме себя самого? Да никуда - он здесь, рядом с Вами, прямо около Вашей могилы; стоит на коленях молча и боится говорить, потому что знает: если открыть рот, наружу вырвется только надрывный и по-детски отчаянный плач. Губы будут крепко сжаты до победного конца, чтобы никто не замечал их дрожь, отчасти вызванную кладбищенским холодом. В кобуре - тот служебный пистолет, такой же, как у Вас, Гаске-сан. Найс перестал называть его стариком. Арт доказал все, что требовалось. Дети выросли. Но вместо мира они вместе принесли отчаяние и боль. Умирать было совсем не спокойно.