Притяжение

— Кто?! — разразился ранним утром Алби, разбудив всех глейдеров, — Живо все к Хомстеду!!! Под стройный хор охов и ахов, ворчаний и ругани глейдеры повыползали из своих спальных мешков и направились к источнику истошного крика. — Кто это сделал? — спросил парень, испепеляя взглядом каждого. — Сделал что, Алби? — спросил полусонный Ньют, — Кто-то снова нацарапал «Фак» в душе? — Кто. Украл. Ключ. — Не я… — пискнул какой-то глупец, стоящих рядом с Кей. Алби злобно зыркнул на паренька, но девушка решила, что смотрит он на нее. Кейлани побелена, как новогодний снег. После пяти минут пыток дрища все-таки отпустили. Еще полчаса допросов. Никто не признавался, будь главным не Алби, а хотя бы дьявол, Кей сразу бы призналась, но здравый смысл кричал, что на месте Кей признался бы только самоубийца, особенно ввиду нелегких отношений предводителя Глэйда и новенькой. Алекс еле сдерживался, чтобы не заржать, так как он знал всю предысторию произошедшего и догадывался о том, кто виноват. И Кей тяжко переживала, что этот слизень ее выдаст. — Боитесь говорить, кучки кланка? Вы мужики, или кто? — разозлился парень. — Алби, — Ньют вышел вперед, — Кто бы этот человек ни был, н не признается. Забудь ты об этом… Просто пусть все работают всю ночь… — Обыск! — выкрикнул какой-то идиот, который в одно мгновение отхватил пару-тройку подзатыльников. К сожалению, эта идея Алби пришлась по вкусу. Он охотно использовал ее наряду в жестким допросом и увеличением рабочих часов. Всех он обыскивал без особого энтузиазма, злее всего он смотрел на Кей, видимо, считал, что виновата именно она. И правильно делал. Кейлани стояла, как вкопанная, когда одежду на ней прощупывали. Это было связано как со страхом быть наказанной, так и со страхом, что случай, когда она проснулась в Глейде в первый раз может повториться. «В общих чертах, виновник должен быть круглым идиотом, чтобы оставить ключ в кармане…», — подумала Кей, и ее слова подтвердились в следующую минуту. Когда Алби добрался до кармана футболки Кей, и там сигнально что-то прозвенело, девушка чуть не выкрикнула «Черт!». Она забыла снять футболку, в которой был ключ, перед тем, как идти спать. Лучше бы Минхо сразу отвел ее к Алби, чтобы у остальных не было проблем. Но в нем неожиданно заиграло сожаление, что было весьма странно. Когда Алби отметил свою находку злобным «ХМЫГ», Кейлани кинула взгляд на Минхо. Ей показалось, что он смотрит на нее с отвращением. Конечно, а как еще реагировать на трусиху и предательницу. — Ну ты и змея! — прорычал парень, занеся над девушкой руку. Она уже приготовилась к удару, как Алби прервали. — Эй, это не ее футболка! — выкрикнул Алекс. У Кейлани челюсть отвисла от удивления. Неужели, Алекс пытается «подлизываться»? Зачем ему прекращать такое шоу? — Что ты только что сказал? — разъяренно спросил Алби, не веря в то, что оторваться на девчонке для битья все же не выйдет. — У нее не было такой футболки, — сказал парень, сглотнув. Видимо, ему нелегко давалось перечить главарю, — У нее только голубая и глейдерская… — А… — собралась было возразить девушка, чтобы исключить вариант обвинения хозяина футболки. — Молчать! — гневно огрызнулся Алби, — Чья эта футболка? — Моя, — вперед спокойно вышел Минхо. Большая часть глейдеров удивленно ахнула. — Минхо? — переспросил Ньют, — Ты… — Значит, так, — отрезал Алби, — Никогда я не думал, что один из предводителей себя так поведет. Живо пошел в яму, ты просидишь там неделю. Нет, месяц! Без еды и воды! — заругался Алби. Он неистовствовал. Всем и каждому показалось, что когда Алби злится, земля уходит из-под ног от страха. Все дрожали, как осиновые листы.

***

Весь день Кейлани не находила себе места. Совесть пожирала девушку изнутри. Было столько вопросов, на которые не было ответа. Зачем Минхо вызвался? Хотя… Он просто ответил на вопрос, формально, он не признавал своей вины. Но… Почему он не сказал, что не он крал ключ? Ему просто захотелось переночевать в яме? Весь день Кейлани пыталась загасить вопросы в своей голове, работая посредником между Фрайпаном и строителями без перерыва. Совесть и имя. Две самые сильные нематериальные вещи, которые время оставило Кейлани. За имя девушка была благодарна, но не за совесть. Ведь этот внутренний палач измывался над ее душой целый день. Иглы под ногти за то, что сглупила. Два чаша на Иудовой колыбели за то, что слабая. Клетка с голодными крысами на живот — плата за предательство. Еще около пяти пыток времен Вьетнамской войны сверху. И того — целый день мучительных и тщетных попыток заглушить боль работой, которая была для девушки крохотным спасительным поплавком в океане вопросительных знаков. «Ты провинилась. И ты понесешь за это наказание» — слова Минхо отразились в голове эхом. Да, так бы и было. Если бы не медвежья услуга Алекса… И если бы Минхо отвел Кей с повинной к Алби сразу же, а не позволил пойти досыпать. И если бы Минхо не одалживал футболку кому ни попадя, ничего этого тоже бы не было. «И до сих пор не перестает меня поражать сила пустяка и случайности», — произнесла в голове Кейлани, волочась к Яме в сумерках. Замыкающим бегунов сегодня был Алекс. Эта должность, казалось, не подходила ему так же, как купленная на пять размеров больше вещь. Это было каким-то странным, неправильным. За такой короткий срок она уже успела привыкнуть к тому, что последним всегда прибегает Минхо, не говоря уже о том, какой прочной константой это засело в головах прочих глейдеров, живущих в этом странном месте годы и месяцы. Несмотря на то, что разговора с Минхо Кейлани искала целый день, сейчас, в преисполненном позволения личном времени, ей становилось все тяжелее и тяжелее подходить к Яме. Как будто она шла по зыбучим пескам. Как бы не успокаивала себя Кей о том, что сложившуюся ситуацию надо благодарить, красной строкой в ее голове пробегала мысль о том, что надо поговорить с Минхо. Или сделать что-то еще, чтобы назойливые слова не донимали мозг, но больше вариантов у Кей не было. Во все еще прозрачной темноте девушка увидела очертания Ямы. До нее оставался метр. Кейлани внезапно остро захотелось развернуться и грациозно уйти спать, но заключенный уже услышал, что к нему пришли гости. Разворачиваться было поздно. Бьющееся неумолимо быстро сердце отказывалось упрощать девушке задачу. Как и вся ситуация в целом. Кейлани присела возле ямы так, чтобы парень ее не видел. Она просто почувствовала, что разорвалась бы, если бы вела с ним диалог лицом к лицу. Кей относилась к тем людям, которым не нравилось истязать себя действительно важными мыслями. Она не стала вступать в красноречивый немой диалог, в котором ей бы раскрылась не очень-то красочная истина, в котором она бы несла успокоение и решение проблемы и, по окончании, молча ушла бы, не сказав не слова, начав действовать. Поэтому разговор она начала с первого, что пришло ей в голову. — Как дела? — звонкий голос отторгала тягучая тьма. Неправильно. Ты не должна говорить так., — Ты злишься, да? — К черту. Наивность. Разве она нужна? Разве это сказка, свидание? Нет. Здесь не парень и девушка. Здесь человек и человек, каждый равен. Здесь уповать на девичью слабость и глупость преступно. — Зачем ты так поступил? — Из огня да в полымя, Кейлани? Перетекать от глупости к спекулированию своими слабостями, жульничеству и, в конце концов, переходить на лицемерие и подлость, откровенную низость. Это и есть удел твоей уникальной, недооцененной творческой личности. — Лучше спроси себя, зачем так поступаешь ты, — глубокий, преисполненный безразличием голос из тьмы вызвал у Кейлани приступ тахикардии. — Ха, я? — целью Кей было принизить парня своим превосходством в споре, а для этого человек не изобрел более блистательного оружия, чем смех, — Ты своими решениями выложил себе дорогу в эту яму. Я — просто дорожный знак… — Если ты пришла за тем, чтобы блеснуть красноречием, можешь уходить прямо сейчас, — все также бесстрастно произнес парень, будто был кем-то абсолютно посторонним и независимом относительно всей ситуации. Кей ощутила на себе хлесткий подзатыльник стыда, разнесшийся всей своей горячей материей по голове, словно лава. Сказанные слова внезапно поблекли, лишились показной напыщенности и вовсе показались пустыми, в один момент. Словно от удара голове развернуло в другом направлении видения. И сейчас она задумалась. такого сценария не предвещалось. Все должно было закончиться банально и просто — в ее пользу, ей казалась, что так было бы правильно. А теперь вышеупомянутый немой диалог. Только не между Кейлани и Минхо, а между ней и чем-то, живущим внутри. — А что ты хочешь услышать? — вырвался непродуманный ответ. Она мало думала. — А кто из нас заговорил первым? И снова подзатыльник. Снова резкий поворот возник из темноты на скоростной трассе. Кейлани начала усиленно придумывать, чтобы такого ей ответить, чтобы он не извернул диалог в минус ей, снова. Для ее это очередная битва. Очередное соревнование. Здесь ключевым было то, кто бьет и кидает, а не кто закончит сражение. Но почему же ее раздражало его равнодушие? То ли его тактика боя в стиле игнорирования оказалась сильнее тактики смеха, то ли было что-то еще. Например то, что он, в масштабе ситуации, а не разговора, должен вести себя иначе. Рваться, биться, сопротивляться. А не припадать с раболепием к реке и плыть по ее правилам. — Причем здесь это? — сглотнула она, пытаясь обнулить его вопрос, пытаясь забыть его странность, — Я спросила первая: что ты хочешь от меня услышать? — теперь слова лезли с трудом. Они больше не лились с легкостью струи, сейчас каждое слово будто бы по очереди отпечатывалось на языке. — То, чего ты явно никогда не скажешь, — а теперь, будто бы посреди обнуленной электрограммы сердца пронзил ровную линию зубец, послышался смешок. Легкий, язвительный в своем изображении, смешок, в каком-то смысле злоиронный и досадный. Девушка просто механически подлетела к решетке и гневно схватила руками прутья. Она хотела посмотреть Минхо в глаза, хотела понять, почему его реплики так мучительны, почему полны также, как коротки, что заставляло ее голову взрываться. Встреча лицом к лицу, на расстоянии нескольких дюймов, буквально облила девушку ведром ледяной воды, очистив мысли и язык от сказанного и норовящего скоро быть сказанным слова. Ей захотелось тут же отлететь от решетки, на несколько миль, но никчемная гордыня не позволила дать слабину и сейчас. Поединок продолжался. Теперь он смотрел на Кейлани совсем иначе — не трепещуще-изучающе, а, как бы выразиться, с толикой здорового презрения. И что-то в этом взгляде напоминало нож, который вонзили тебе в грудь и продавливали глубже, местами проворачивая рукоять для полноты картины. «Не смотри, не смотри на меня так. Только не в глаза. Посмотри на них, посмотри на волосы, на тело. Только не надо так вглядываться!» — со скоростью света пронеслись слова в голове, толком не осмысленные и так же быстро забытые, как и возникшие. — Чего ты добиваешься? — самообладание начало улетучиваться. Небо и земля будто бы поменялись местами, — Что тебе надо от меня? И он ответил, казалось бы, обычную фразу, но столько было эмоций вложено в каждое слово, столько одновременно подтекстов загорелось в темных глубоких глазах, так тяжело повисло в воздухе сказанное, что девушка просто встала и ушла: — Мне ничего от тебя не надо.

***

Если из их разговора изъять все лишнее и оставить только реплики, все это покажется каким-то глупым, ненатуральным, призрачным, мутным. Но недостаток слов озвученных компенсировала губительная масса мысленно произнесенных. Кейлани было не растеряна. Не подавлена. Она была в ярости. В ярости от того, что в этом разговоре, несмотря на то, что не было подколов, не было таких явных и банальных вещей, как в ее предыдущих разговорах со всеми глейдерами, да и в принципе разговора-то самого и не было, от того, что план, используемый везде, всюду и со всеми провалился, был смят, разорван и пущен по ветру. Кейлани твердо ступала, желая будто бы проткнуть землю ногами, она дышала так глубоко и часто, будто желала лишить всех на свете кислорода и убить, смотрела под ноги так, будто хотела взглядом поджечь траву. В конце концом, она решила сесть прямо на траву. В полной темноте она искала успокоения нервов, она рвала траву руками, сгребала сырую землю, словно хотела откопать это самое успокоение. «Что ты хочешь услышать?» «То, чего ты явно никогда не скажешь». Если опустит то, что ей нет ну никакого дела до мнения Минхо, неужели он думает о Кей так плохо? Считает ее крысой? Пресмыкающимся? Подлой? Он говорил о признании. Ее признании в своей вине, в том, что она сама, от начала и до конца, сделала. О ее позорном молчании. Она позволила трусость и упование на свой исключительный в Глейде пол. Но ведь все глейдеры в равных условиях, кто бы на какой ступеньке иерархии не стоял, они все равны. И она тоже глейдер. Они равны ей, а она им. Для них четок порядок — с каждого причитается по-равному. У них все расписано, негласно разлинеено под демократической печатью. И что для них — появление все того же глейдера, но который, — так как ему посчастливилось родиться с хромосомой Х, — становится работником по льготе? Им-то что делать? Что им делать с «отставанием из графика», с нехваткой продуктов, когда наступившей из-за того, что план был недовыполнен, и вся система покатилась к чертям? Ее «тяжким мыслям» о профориентации, о своем месте в этом мире и прочим преисполненным эгоизма бла-бла противопоставляется коллектив, который плевать хотел на ее «глобальные проблемы». Стали бы вы, если речь идет о выживании, помогать капризной девочке-подростку в поиске себя? Будем честны, нет. Но ее все же терпели. И, о боже, какая это низость, какое опущение в такой ситуации прикрывать себя, какие жалкие попытки спрятаться, ведь в этом крохотном социуме процесс выявления лжеца и лжи происходит очень быстро и наверняка. О ее неверных выводах. Все в той же попытке прикрыть свою спину от плети, она изменяла своей сущности. Кейлани знала, что она не плохой человек. Не идеальный, но и не плохой. Но как же быстро переменился и перестроился образ мышления, стоило ей один раз найти себе оправдание! А дальше по накатанной — оправдание за оправданием, потом обвинения: он не прав, они все не правы, этот виноват, тот — дурак. Изменение пути на один градус — дальше ты будешь все дальше от правильной дороги, это углы, геометрия. — Угол… — каким-то нечеловеческим голосом выдавила она сквозь слезы. Ей казалось, что еще никогда она не испытывала такого стыда. Хотя, кто знает, у нее же амнезия в отношении прошлой жизни. Но ей почему-то казалась, что все-таки таких моментов не было. Она чувствовала себя гадкой. Той, которых называют «скользкий тип». Здесь, сидя на холодной земле, она готова было уже театрально вскинуть голову к небесам в своем последнем изречении — жизнь кончена. Однако, это снова слабина. Как бы поступили эти ребята? Возможно, в эти пять минут она слишком идеализировала их, но они бы, скорее всего, начали действовать. А то, кто кого поборол в незримом поединке, и кто проиграл, казалось сейчас такой ерундой, что хотелось по-скорее забыть все это ребячество, как не самое приятное воспоминание о легкомысленном детстве.

***

Дежа вю. Кейлани казалось, что она сейчас опять оказалась у Ямы, где коротает свое время Минхо. Но реальность была куда более трагичной. Девушка стояла у двери Алби, читая под нос непонятные молитвы, будто бы просила сырую дверь рассказать, в каком настроении прибывает Алби. Что ему нравится, что нет, — «Когда его будит ночью истеричка», — проскользнула мимолетная догадка, — ну и, конечно, как в принципе подготовится к разговору с ним так, чтобы все прошло по маслу? По своей вечной тактика, девушка засунула «думать» туда, о чем стыдно и сказать, а «действовать» преобразовала в собственный кулак, ударивший пару раз дверь Алби. Тишина. На секунду девушка подумала, что чувствует дверь, когда в нее стучат, и непроизвольно улыбнулась. Вот с такой глуповатой улыбкой ее и увидел вышедший из дома заспанный и откровенно шокированный Алби. Он стоял несколько секунд, тупо пялясь на нее. А потом торжественно набрал в грудь воздуха, будто собирался орать на нее долго и красочно. — Какого, нахрен, гривера… — Это сделала я, — озвучила девушка непоколебимый факт, который мало что говорил туго соображавшему спросонья Алби. Он довольно круто выругался, пытаясь запустить работу мозга, — Это я украла ключ. Я прошла в ванную. И… — она нервно вздохнула, пытаясь объемом кислорода подавить трусливое сердце, — Это… Это я, как ты уже понял, всех подставила, — «Совру — будет мучить совесть. Признаюсь — поступлю правильно по всем параметрам» — повторяла себе она, — И… — продолжила она, стоило Алби нахмуриться еще сильнее, — Если ты хочешь меня выпороть… — проглотила она слезы, вспомнив, как он занес над ней руку днем. — Твою мать, не собираюсь я тебя бить, курица, — сказал он так, будто она сморозила нечто неописуемо глупое, — Это был нерезультативный маневр, — пробормотал он, противясь своим словам, — Хотя, надо полагать, все же результативный. — Ты знал, — сказала Кей то, о чем догадывалась. — Но ты все равно отправил Минхо в Яму… — Если это твоя попытка меня пристыдить, иди к гриверам вместе с ней, — парень, обычно взвинченный и агрессивный, сейчас довольно необычно, но красноречиво, напоминал девушка желе. — Алби, — после такого обращения она мысленно сломала себе нос, но, к ее удивлению, Алби ее не сожрал, — Я иду в Яму. Если бы разговор происходил днем, девушка уже лежала бы расчлененная в куче мусора за домиками. Но, как она для себя отметила, самый сговорчивый Алби — сонный Алби. Который как-то очень абсурдно для самого себя кинул ей под ноги ключ и взглянул на нее с подтекстом: «По-тихому не получится. Глейдеры…будут в восторге».