Point de suture

— Кёнсу, остановись! — закричал Бэкхён, который уже из последних сил поспевал за мальчиком. — Хватит, куда ты меня ведешь?       Он выдернул свою руку из крепкой хватки и остановился. Его дыхание было напрочь сбито, и он оперся руками на колени, чтобы немного прийти в себя. Только когда в ушах перестало отдавать учащенное сердцебиение, он услышал тихие всхлипы. — Эй, ты чего? — обеспокоенно спросил Бён и подошел к подрагивающему Кёнсу. Он хотел положить ладонь ему на плечо, но тот резко дернулся и отскочил от него на несколько шагов. — П-прости меня, — сдавленно произнес До и вытер слезы. — Нам, правда, не стоит больше общаться. — Послушай… — Нет, это ты послушай! — перебил его мальчик. — Ты видел, что сейчас было? Кай не остановится. Он никогда не позволит нам нормально общаться. Я не хочу идти против него. Может быть, я трус, пусть будет так, но я сдаюсь. Я, правда, хотел бы что-то изменить, но не могу. Мне страшно ему даже в глаза смотреть!       Кёнсу зашелся громкими рыданиями. Его стенания, казалось, слышит весь школьный двор, на который они выбежали. Бэкхён огляделся: он был здесь впервые. Это место было намного лучше, чем он себе представлял: большие деревья с пожелтевшей листвой, чистые дорожки, покрашенные скамьи. Даже не верилось, что такой «оазис» может находиться здесь, на территории этого ада. Солнечная погода и свежий ветерок должны были поднять настроение, если бы не страдания Кёнсу. Бэкхёну от этого становилось еще более противно. Казалось, что даже природа безразлична к этому маленькому человеку. — Я не считаю это выходом, — уверенно сказал Бён. Он протянул руку сидевшему на корточках Кёнсу и добродушно улыбнулся. Тот посмотрел на него своими большими заплаканными глазами, которые в переливах света были чайного оттенка. У Бэкхёна сжалось сердце от одного такого взгляда, полного тревоги и безысходности. — Пойдем в школу. Ты в одной футболке, не хватало еще заболеть. — Пойдем, — кивнул Кёнсу и встал, отклонив помощь. — Только по отдельности. Еще раз извини. И, — Кёнсу поклонился и быстро протараторил, — спасибо тебе, ты хороший человек.       Он сорвался с места и побежал в сторону серого здания. Бэкхён сначала хотел его окликнуть, но не стал. Он лишь поджал подрагивающие губы и глубоко вздохнул. Нет, он не хотел, чтобы так все заканчивалось. Но и придумать что-то стоящее он не мог. Разговаривать с Чонином было бесполезно — этот придурок выглядел упертым, как баран. Да и что он мог сделать, если у него у самого появился такой враг, как Пак Чанёль?       «Этого еще только не хватало», — буркнул про себя Бэкхён.       Возвращаться в школу не хотелось. Перемена подходила к концу, поэтому поесть он не успевал. Да и сама мысль о том, чтобы пойти в столовую, где на тебя будут смотреть сотни любопытных глаз, не прельщала. Оставалось только идти в свой класс.       Он вошел в кабинет со звонком, и сразу, что бросилось ему в глаза, было отсутствие Чанёля. Он не придал этому особого значения и просто прошел на свое место. Ему повезло, что сейчас была социология, которая ему нравилась, поэтому принимал активное участие в уроке. Учитель смотрел на него восхищенными глазами и постоянно задавал вопросы о том, где же он получил столь богатые знания. Скрывать Бёну было нечего — он назвал свою школу и тут же пожалел об этом. По классу прокатилась волна недовольства. Это привело его в смятение, ведь его школа была одной из лучших в Сеуле. Оказалось, что именно это и было «проблемой». — Конечно, в месте, где родители платят в месяц денег больше, чем я видел за всю свою жизнь, и не такому научат, — выкрикнул один из парней, сидящих на задней парте. Одноклассники тут же закивали и посмотрели на Бёна взглядом, полным зависти и презрения. Ему ничего не оставалось, кроме как закатить глаза и отвернуться к окну. Тяжелые мысли о том, что здесь ему предстоит провести целый год, не давали покоя. Это всего-навсего первый день, а он уже был измотан и истощен. Во враждебной обстановке силы быстро иссякали, и Бэкхёну впервые в жизни захотелось прогулять уроки. Но такими темпами ему не поступить в университет, а это было просто необходимо. Если уж в будущем он хочет сражаться за место председателя, то кучка школьников должна казаться ему легким порожком на пути к заветной цели. *** — За драку, которую вы чуть было не устроили, — начал вещать самый занудный учитель школы — человек, который отвечал за «атмосферу», как он сам о себе говорил — социальный работник. Его голос был низким и в нем отчетливо слышались старческие нотки, которые раздражали и без того поучительный тон преподавателя. Пожилой мужчина, подмышкой у которого была красная папка с делами парней, поправил свои круглые очки и продолжил, — вы приговариваетесь к увеличению общественных работ на тридцать часов. Если уж ваша голова забита мыслями о том, как бы начистить друг другу лица, то будьте так любезны, вымойте окна вашей родной школы. Все равно на уроках вы не занимаетесь ничем полезным.       Мужчина развернулся и неспешным шагом направился прочь. Чонин ногой ударил ведро с водой, которое стояло перед ним и зло посмотрел вслед преподавателю. — Старый хрыч, — прошипел он и стиснул зубы. — Я все слышу, молодой человек, — поднял палец вверх учитель и, даже не приняв слова подростка всерьез, скрылся за углом. Кай показал удаляющейся спине средний палец и развернулся к окну. — Чего стоишь? Приступай, — недовольно буркнул он и придвинул швабру своему противнику. — Не бери на себя много, — усмехнулся Чанёль. — А то я закончу начатое. — Да что ты? — резко развернулся Чонин. — Пак, нам ведь нечего делить, а? Тогда с чего ты нарываешься? — По-моему, это ты здесь петушишься. Молча бери швабру и мой окно.       Чонин еще пару минут стоял и пронзал своим взглядом Пака, который, не обращая на него никакого внимания, принялся за дело. Ему пришлось заняться тем же, хоть он и до смерти ненавидел общественную работу. В выходные он частенько ее прогуливал, и только когда уже учителя наберутся смелости высказать претензии директрисе, ему приходилось там появляться. Вообще, можно было самому выбрать себе занятие: помощь в библиотеке или медпункте. Там нужно было проводить больше часов, зато это заносилось в личное дело и давало лишь положительную характеристику, но Чонина это не заботило. Он просто выполнял обязательную практику, как и большинство, на уборке территории. Хотя… обычно он просто смотрел, как делают это другие. Никто и слова ему не осмеливался говорить, прекрасно понимая, что такой «бог», как Ким Чонин, не создан для работы с пролетариатом. — Чего ты вообще влез? — нарушил молчание Кай, когда немного успокоился. — Я тебе уже сказал: просто не трогай Бэкхёна. — Не могу, — пожал он плечами. — Этот сученок хочет забрать у меня любимую игрушку. — Этим мы и отличаемся, — хмыкнул Пак. — Ты заигрываешься, Кай. — Даже если и так, то это не твое дело, — нахмурился парень. — Посмотри на этого паренька внимательнее. На нем живого места уже нет… — Хочешь отчитать меня? — удивленно хохотнул Чонин и приподнял бровь вверх. — Нет, мне плевать. Просто ты превращаешься в чудовище. — Заткнись, — прошипел Ким и сильнее сжал деревянную рукоятку. — С каких пор ты стал таким ангелочком? Неужели у тебя нет никого, на ком ты отрываешься? — Есть, — кивнул Чанёль. — Теперь это будет Бэкхён, так что держись от него подальше. Я тоже не люблю, когда моими игрушками играют чужие дети.       Пак опустил швабру и отошел на пару шагов назад, чтобы посмотреть на свою работу. Он хотел уже было взять ведро, чтобы идти к следующему, но Чонин с силой пнул его, и оно, упав на ребро, полностью вылило содержимое на пол. — Ты тоже чудовище, Пак Чанёль, — с видом обиженного ребенка проговорил Чонин. Его ноздри раздувались от злости, которая сейчас его переполняла. Пак знал, что парень именно так и отреагирует на это слово, поэтому специально его сказал. Он единственный не делает вид, что не помнит истории его происхождения. В свое время он был тем, кто активно дразнил Кима и неоднократно унижал. Он делал это, потому что как и любой ребенок здесь хотел выплеснуть свою злобу на окружающий мир. Ему казалось, что все виноваты в его несчастьях, поэтому те, кто был слабее, должны были принять на себя его боль. Только вот со временем Чанёль понял, насколько это глупо и бессмысленно, а до Кая, вставшего на его место, это никак не дойдет. — Как хочешь, — пожал плечами парень. — Я пойду на другой этаж, а то мы точно потом будем отдраивать свою кровь с пола.       Когда Чонин остался один, он отбросил в сторону швабру и уселся на подоконник. Закрыв глаза, ему казалось, что он чувствует, как по венам с бешеной скоростью хлыщет его кровь. Такие приступы злости в последнее время часто его накрывали, и он не особо старался их сдерживать. Лучше вовремя выплеснуть свои эмоции и потом ходить с чувством удовлетворения. Все равно совесть его никогда не мучила.       Он не считал, что перегибал палку, и ему было просто смешно слышать поучения от такого человека, как Чанёль. Тому всегда нужна была просто власть, способность управлять людьми. Он никогда особо не участвовал в «боях без правил», которые любят устраивать подростки, выбирая одного и до смерти его избивая. Он редко ходил на вечеринки, которые смело можно назвать попойками, где все без памяти напивались и устраивали вакханалию. Он считал себя выше всего этого, что неимоверно раздражало Кима. У него была своя компания, но отношения в ней напоминали дружеские. У Чонина же не было друзей — у него были лишь «приспешники», которым он указывал, что делать. Они, и в самом деле, разные, но Кай упорно не хотел признавать его превосходство.       Он и правда ненавидит слова вроде «чудовище» или «монстр». Они сразу ассоциируются у него с тетей, которая в первое время именно так и называла его. Казалось, что он даже слышит ее голос, полный пренебрежения и насмешки. Родственница почему-то винила его в том, что ее сестра сошла с ума. Объективных причин на это не было, по крайней мере, Ким их не знал. Он боялся, что станет таким, как мать, жаждущим убийств. Зависимым от одного запаха крови. Но он не мог быть добрым и открытым, как в детстве, потому что вокруг был лишь обман. Он доверял, но его предавали. И самой большой ложью в его жизни была мама. Самый близкий и родной человек всю жизнь лгал, притворяясь другим, скрывая истинное лицо. Он равнодушно променял его на свои животные инстинкты. Ким не понимал, что сейчас он поступает также, все время оправдывая себя. Но ведь и у его мамы были оправдания… ***       Вечер уже вступил в свои права, и за окном все погрузилось во тьму. При свете одной лишь лампы Кёнсу писал домашнее задание в тетради, но все время отвлекался от сочинения. Его мысли постоянно уходили к тому моменту, когда он убежал от Бэкхёна. Он жалел, хоть и понимал, что поступил правильно. Он не должен ввязывать его в свои проблемы. Не должен рушить его жизнь. Находясь рядом, Бён не сможет завести друзей и нормально окончить школу. Друг рассказывал ему о своих планах, и Кёнсу искренне поражался его смелостью и решительностью. Бэкхён учился на «отлично» в своей школе, и у него обязательно все получится и здесь. Он добрый и хороший человек, у которого все впереди, поэтому Кёнсу так не хотел, чтобы он увяз в его болоте.       Нельзя было сказать, что он уже привык к Каю. Просто постоянная борьба утомила его, а глупые надежды сильно ранили сердце своими осколками. Они разбивались сотни раз о непонимание и нежелание оказать помощь, что он уже даже и не рассчитывает на нее. Ему трудно поверить, что Бён способен справиться с этим, хоть он этого и очень хотел.       «Как жаль, что все повторяется снова», — про себя вздохнул мальчик и слегка улыбнулся. Лучше и правда просто идти по течению, нежели нарываться на подводные камни.       Но отчего-то было неимоверно грустно. Ему хотелось к Бэкхёну. Опять окунуться в лживую реальность того, что они со всем справятся. Опять почувствовать себя кому-то нужным. Опять ощутить на себе взгляд, полный поддержки, заботы и сочувствия. Они знакомы всего второй день, но почему этот парень так сильно запал в его душу? Может, потому что таких людей в жизни Кёнсу никогда не было? Или он просто цепляется за первого встречного?       Какое это теперь имеет значение? Он все равно остался один.       Громкий стук в дверь вывел его из состояния задумчивости. Он тут же отодвинул стул и пошел открывать, но остановился посреди комнаты. Может, это Бён? Тогда стоит ли это делать? Он же все уже решил. Но его так и подмывало открыть, особенно, когда постучали снова. Он поймал себя на мысли, что обрадовался, просто подумав о Бёне. Сделав пару шагов вперед, он решительно повернул ручку и распахнул дверь, сразу же от нее отпрыгнув. Его озаренное лицо тут же потускнело, и он быстро опустил голову.       «И почему мне сейчас так хочется ударить его за это выражение?» — подумал Чонин и вошел в комнату. Он глянул на стол, где лежали учебники, и задумчиво произнес: — Почему делаешь уроки здесь? — Просто, — тихо буркнул Кёнсу. Обычно он делает их, как все, в библиотеке или в своем классе, чтобы спокойно оставить книги в шкафчике и не носить их домой. Но сегодня ему не хотелось оставаться там. К тому же была вероятность встретить Бэкхёна. Он не знал, как бы он повел себя, поэтому решил обезопаситься. — Сложно, — передразнил его Чонин. — Еще не все? — Домашнее на завтра готово. Возьми, где обычно, — сказал Кёнсу и сел обратно за стол. — Тебе просили передать, что нужно сделать доклад по биологии вместо пропуска. Он в папке, посмотри.       Кай взял охапку тетрадей и кинул их в свой портфель, даже не разбираясь, какие там предметы. Он всегда «делал» его, и поэтому «у него» были хорошие оценки. Учителя знали, но влезать не пытались. Обычно Кай брал их сам в шкафчике Кёнсу, но, не обнаружив там их сегодня, ему пришлось идти в комнату.       Он повернулся и увидел бесстрастного До, который что-то быстро писал. Он вел себя так, будто Кима и вовсе не было в его комнате. Сглотнув, Чонин закинул рюкзак на плечо и подошел к столу. Он легким движением руки развернул стул к себе, чего абсолютно не ожидал Кёнсу, и наклонился к нему так близко, что их носы соприкасались. — Перестань, — тихо и абсолютно спокойно проговорил Кай. Кёнсу весь сжался и легонько подрагивал от глубокого взгляда прямо в глаза. Он ожидал пощечины или опять цепких пальцев, что сдавят его шею, но они были далеко от него и тем временем сжимали столешницу. — Мы с тобой уже прошли этот период. Не заставляй меня снова опускать тебя на свое место. Забудь все, что он говорил. Я никогда не оставлю тебя в покое. Хорошо?       Кёнсу часто закивал. Кай усмехнулся и легонько ударил его по носу указательным пальцем. Мальчик продолжал сидеть с закрытыми глазами до тех пор, пока дверь не хлопнула, оповещая, что он остался один. Сделав глубокий вдох, он еще некоторое время сидел в тишине, пялясь в одну точку. Казалось, горячее дыханье парня до сих пор опаляло его лицо, и от этого волны мурашек разбегались по всему телу.