Point de suture

      Бэкхён стоял возле кабинета и наблюдал за тем, как на него поглядывает Кёнсу. Мальчик очень нервничал: постоянно прижимал к груди учебник, закусывал губу и хмурился. Бён очень хотел, чтобы он подошел к нему, но, когда Кай появился на горизонте, До сразу перестал сомневаться и просто прошмыгнул мимо него. Он не мог обвинять своего друга в этом. Хотя… можно ли их назвать друзьями, если они, скорее всего, больше не будут общаться? Да и два дня ничего не решили в их жизни, но, как казалось Бёну, он запомнит их надолго.       Первым уроком была алгебра, которую Бэкхён терпеть не мог. У него просто не получалось производить действия с этими цифрами и буквами, запоминать формулы и применять их. Он не особо-то и старался, хотя понимал, что в университете она будет одним из главных предметов.       Скучный и непонятный урок прошел в абсолютной тишине. Почти все его одноклассники просто лежали на партах и лениво слушали учителя, те, что сидели сзади, вообще спали. Пожилому мужчине, который монотонным голосом объяснял заумную науку, кажется, было и вовсе плевать, слушает его кто-то или нет. Он был полностью погружен в уравнения, которых на исписанной доске становилось все больше. Когда уже ученики, завидев скорейшее завершение урока, оживились, он ни с того, ни с сего решил дать им «порешать» задания на уроке. Раздав меленькие листочки, на которых были напечатаны упражнения, Бэкхён вымученно выдохнул и постарался вникнуть в суть этих цифр.       Как и в любой школе с дисциплиной здесь было строго, поэтому учитель постоянно ходил возле учеников и вставал в проходах, чтобы избежать списывания. Все убрали тетради с парт, чтобы избежать замечания. Вот только Пак Чанёль, прикрывшись спиной тучной одноклассницы впереди, спокойно листал свою, в которой были формулы для решения. Он с вальяжным видом списывал задания и изредка поглядывал на преподавателя. Тот абсолютно его не замечал, стоя почти у самого его носа.       Бэкхёна захлестнула злость, но скорее, зависть. Ему никак нельзя было получать плохую отметку, но он сам виноват, что не слушал преподавателя. А вот хитрый Пак теперь, похоже, один получит нормальную оценку. Бён не мог так просто оставить это. Когда в его голову пришла гениальная идея, он улыбнулся и в предвкушении потер руки. Уронив на пол ручку, он резко потянулся за ней и «нечаянно» толкнул парту Чанёля. Та, неожиданно для сидящего за ней человека, поехала, и тетрадь, мирно лежащая на краю, свалилась на пол. Естественно, такой шум привлек внимание учителя, который сам поднял тетрадь, валяющуюся на полу почти возле его ног. Пролистав ее, он поправил на носу очки и направился к своему столу. — Пак Чанёль, вы можете быть свободны, — спокойно сказал мужчина и присел в кресло. Он открыл бумажный журнал, хотя такими уже лет пять никто не пользовался, и сделал соответствующую запись по поводу списывания. Бён усмехнулся, когда по всем рядам прошлись перешептывания. Все с удивлением и негодованием смотрели на Чанёля, который сжимал в руке карандаш и сверлил преподавателя взглядом. Но Бён рано обрадовался — кажется, Пак понял, что это все было специально, потому что, складывая свои вещи, он исподлобья косился в сторону мальчика. Наконец, когда он уже готов был направиться в сторону выхода, их взгляды встретились. Он был таким тяжелым и пронзительным, что Бэкхён непроизвольно сглотнул и поспешил отвернуться. — Подождите, молодой человек. Я провожу вас в кабинет директора. Нам нужно поговорить с ней о вашей успеваемости. Надеюсь, никто из вас не последует его примеру, — он строго оглядел весь класс, который тут же принял задумчивый вид. — Я скоро вернусь.       Когда дверь за преподавателем закрылась, а шаги стали отдаляться, все, как один, достали тетради и начали в режиме нон-стопа решать задачи. Гул и громкий шепот тут же заполнили кабинет, кое-где даже полетели скомканные бумажки. Бэкхён начал принимать активное участие в списывании, то там, то здесь посмотрев решение. — Эй, Бэкхён, — окликнул его знакомый голос. Он увидел своего одноклассника, с которым познакомился вчера. К сожалению, имени его он не запомнил, поэтому сейчас, когда тот протягивал ему листок с решением, он чувствовал себя неловко. — Это мне? — удивился Бён. — Ну, да, — улыбнулся парень. — Ты же вроде ничего не сделал еще. — Большое спасибо, — часто закивал Бэкхён и тут же принялся копировать все к себе в тетрадь. Ему несказанно повезло, ведь именно тогда, когда он спрятал листок в карман и уже убрал все пенальные принадлежности, неожиданно вошел учитель. — Так, — вздохнул мужчина и присел на свой стул. — Го Миндже и Ким Нара могут работы не сдавать. У кого еще тетради на столе?       Далее последовал целый список фамилий, которые должны будут отправиться на пересдачу. После спасительного звонка из кабинета алгебры не все выходили и облегченно вздыхали. Некоторые громко материли учителя, так, будто реально хотели, чтобы он все это услышал. — Все написал? — подошел к Бэкхёну тот самый одноклассник. Он выглядел очень милым и воспитанным — на его губах даже играла приветливая улыбка. У него была довольно простая и типичная внешность для корейца, но все равно было нечто особенное, придающее определенный шарм. Наверное, это голос, потому что у его обладателя он был низким и звонким. Сразу запоминается. Бэкхёну даже показалось, что такой голос может быть у певца: звучит уж очень мелодично. — Да, еще раз спасибо, — поклонился Бэкхён. — Прости, я не помню, как тебя зовут.       Парень заметно погрустнел и усмехнулся. — Ким Чондэ. — Точно! — кивнул Бён. — Почему ты мне помог? — А что, не стоило? — Нет, просто неожиданно. Ты не выглядишь как бескорыстный человек.       Чондэ засмеялся и по-дружески ударил Бёна по плечу. — Ты прав, но помог я тебе и правда без причины. Ты же новенький.       Следующий урок у них был в другом крыле, поэтому шли они прилично. За это время парни разговорились и нашли довольно много схожестей во вкусах, поэтому в кабинет английского языка они вошли почти братьями. Особенно их поразили музыкальные увлечения — у обоих они были специфичны. Разговаривать с человеком, понимающим твои словечки, которые знают избранные — вот что может действительно поднять настроение.       Перед уроком Бэкхён решил сбегать в туалет, пока было время. Когда он уже стоял возле раковины и тщательно мылил свои руки, дверь комнаты распахнулась, и туда влетела знакомая фигура. Они посмотрели друг на друга через стекло, и Бён принялся быстро споласкивать ладони, чтобы поскорее покинуть помещение, но было уже поздно. Пак специально встал возле косяка и припер его плечом. — И какого хера это было? — поднял он бровь вверх и недовольно скрестил руки на груди. — Что именно? — как можно спокойнее спросил Бэкхён. Он потянулся к полотенцам, но его руку перехватил Чанёль и притянул к себе. — Вместо того, чтобы сказать «спасибо» за то, что благодаря мне тебе не наваляли в столовой, ты еще подставляешь? — возмущенно протараторил Чанёль и еще сильнее сжал тонкое запястье в своей ладони. — Мне не за что тебя благодарить, — закатил глаза Бён. — Отпусти руку. — Да что ты? — усмехнулся Пак. — Ты бы… — Что значат слова «он — мой»? — перебил его Бэкхён. Чанёль тут же замолчал и немного ослабил хватку. Он отвернулся, потому что не знал, что ответить. — Ты имеешь право меня оскорблять? Бить? По-моему, это ты охренел, Пак Чанёль.       Парень нервно сглотнул и перевел свой взгляд на Бёна. Он медленно и изучающе скользнул по лицу и остановился на полуоткрытых губах. Мальчик закусил нижнюю и громко выдохнул, тут же почему-то одергивая себя за это. Он что, флиртует с этой башней?! — Я же сказал, что у нас война, — прохрипел Пак. — Не хочу, чтобы кто-нибудь еще лез в нее. — Вот видишь, — хмыкнул мальчик. — Мне не за что тебя благодарить, — он вырвал свою руку и хотел было обойти Пака, но тот выставил другую и огромной ладонью дотронулся до живота. Место, где легла чужая плоть, загорелось огнем. То ли руки парня были такими горячими, то ли это странная реакция на прикосновение, но Бён замер. Он даже затаил дыхание, когда Пак еще и наклонился к его уху. — Тебе с такой внешностью только в бордель идти, — прошептал Чанёль. — А ты, я вижу, специалист в этом, — парировал Бён. — Я бы приходил и трахал тебя каждую ночь. — Фу, какая мерзость, — скривился Бэкхён и тут же оттолкнул от себя Пака. Он поспешил выйти из туалета, слыша, как Чанёль рассмеялся ему вслед. Когда дверь хлопнула, Пак тут же сделался серьезным и потер ладонь, в которой была рука Бёна. — Мерзость? — задал он риторический вопрос самому себе. — Лучше бы это было так. ***       Дверь в кабинет директрисы чуть не слетела с петель, когда ее распахнул Кай. Он всегда так делал, тем самым сразу показывая свое настроение. Как правило, оно у него было паршивым, а значит, ничего нового он женщине не доказал. Ей и самой было неприятно в его обществе. — Сломаешь — вычту на ремонт из твоих же отчислений, — не глядя, сказала она и поставила на каком-то документе свою печать. Племянник плюхнулся в кресло и закинул ноги на журнальный столик, где стояла ее чашка с кофе. Ее лицо тут же посуровело, и она, забыв про родственные узы, встала и залепила хорошую оплеуху отпрыску своей сестры. — Непедагогично бить детей, — сжал кулаки Чонин, но ноги все же убрал. — Зачем звала? — А ты не догадываешься? — удивленно протянула она. — Драка в столовой, постоянные пропуски, игнорирование замечаний учителя, оговорки, неповиновение… Список продолжать? — Не стоит, я тороплюсь. — Послушай сюда, — грубо одернула она парня, который уже собирался идти к выходу. — То недоразумение, что ты мой племянник, еще не означает, что я буду терпеть все твои выходки. Ты живешь здесь и должен соблюдать правила. Еще одно замечание, и будешь получать отчисления, как все. Ты меня понял? — Скорее недоразумение то, что ты — моя тетя, — практически выплюнул последнее слово Ким. — Взаимно, — хмыкнула она. — Можешь проваливать.       После этих слов Кай, словно пуля, вылетел из кабинета. Его всего трясло от злости и отвращения к этой женщине, которую он когда-то любил. После того, как мать посадили, Чонин хотел жить с ней, потому что из детства у него о ней были лишь хорошие воспоминания. Но она тоже своего рода монстр, которому, кроме наживы, ничего больше не надо. Ли Хеин была еще той карьеристкой, которая в буквальном смысле шла по головам ради достижения такого высокого поста, поэтому Чонина, который постоянно создавал какие-то волнения в детском доме, она терпеть не могла. К тому же ее сестра забеременела до замужества, и этот ребенок был незаконным. Матерей-одиночек в принципе презирают в Корее, поэтому жизнь близкого ей человека превратилась в ад. Никакой поддержки, лишь осуждающие взгляды. Она вопреки родителям продолжала быть рядом с сестрой. До того момента, пока не увидела, что с ней творится что-то странное. Постоянные панические атаки, а потом и маниакальные влечения. Было проще бросить такую обузу, ведь впереди тогда еще молодую девушку ждало прекрасное будущее. А потом все вылилось вот таким позором. Убийца в их семье. Немыслимо.       Поэтому она не принимала Чонина категорически. Именно из-за этого ребенка у ее сестры начались проблемы. Сам Чонин был очень похож на мать, и это пугало его тетю. Хоть в детстве она и любила его, но сейчас никаких родственных чувств к нему не испытывала. Поэтому для нее будет долгожданным момент, когда он, наконец, покинет ее жизнь навсегда.       Кай прекрасно знал об этом, и сказать, что ему было не больно, невозможно. Он понимал, что останется один. Это его пугало. Дело не в том, что не будет заботы или поддержки. Он в принципе боялся того, что никто из людей не захочет с ним быть. Он странный. Он ненормальный. Он — чудовище. Вряд ли кто-то сознательно будет терпеть его. Для таких случаев у людей есть семья, но не у него. Поэтому каждая встреча с тетей давалась ему тяжело.       Он увидел хрупкую сутулую фигуру на аллее, которая быстрым шагом приближалась к нему. Хоть и на голове у мальчика был капюшон, Чонин сразу же узнал в нем Кёнсу. Он схватил До за рукав и потащил в сторону школы, даже не слушая его возражений. Сейчас ему нужно было на ком-то выплеснуть свое поганое состояние. Сейчас ему нужен был кто-то, кто не позволит ему остаться одному.