Змеиный сын

— Мильтиад, скажи им пошевеливаться там, впереди. Нам нужно быть в городе с рассветом. Раздраженный голос Пандиона заставляет сопровождающих обернуться. Пит похлопывает Фобоса по влажной от утренней росы гриве. Конь недовольно фыркает, разбрызгивая грязь из-под копыт. Люди устали: ехать до Лаконии недолго, но тяжелые обозы значительно задерживают путников. Царская колонна в пути со вчерашнего утра, изнывает от жары в военных доспехах и длинных плащах. Пандион хотел впечатлить спартиатов видом своих солдат, но пока их изможденные лица вызывают лишь жалось. Замерев на мгновение, Мильтиад вытирает лицо потной ладонью, а Пандион хмурит брови. Юноша растерянно кивает и спешит к первым линиям колонны, передать приказ царя. Отец и сын смотрят на клубы пыли под копытами лошади гонца, высокогорья кажутся синими в утренних сумерках, а белая шапка горы Тайге уже виднеется на горизонте, вспарывает своей острой вершиной гладкое небесное полотно. Хмурый царь поворачивается к Питу и вдруг расплывается в улыбке, хлопает отпрыска по плечу. Пит настороженно смотрит на родителя. Юноша не понимает, почему отец стал таким приветливым: после своей свадьбы он не виделся с сыновьями несколько недель, и Пит уже и помыслить не смел об этом походе, когда Пандион сам пригласил сопровождать его вместе с парой лучших советников. Царский отпрыск знает, что злость на Елену была слишком крепка, чтобы брать с собой их общего сына, да и по дворцу ходили слухи о частых визитах пьяницы на Совет. Отцовская теплота — дело рук Хеймитча, Пит в этом не сомневается. Царь почесывает светлую бороду, и улыбка его становится резче. Недобрый знак. Под мерный стук копыт юноша чувствует первые крупицы привычного страха перед властным родителем. Отец вглядывается в зубчатые ряды гор, покрытые зеленой порослью, словно бархатным зеленым плащом, переливающимся в первых лучах ржавого солнечного диска. Вновь оборачиваясь к сыну, Пандион уже улыбается не так широко: — Ты рад, что я взял тебя с собой? Сокол протяжно кричит под небесным куполом, а Пит не может оторвать глаз от бликов света на золотом обруче отца. Натянув улыбку, он кивает. — Конечно, рад. Это твой первый шанс выбраться из-под плотной материнской юбки и вести себя, как подобает двадцатилетнему юноше, — Пандион низко хохочет, а глаза его блестят от довольства собой: он нанес словами точный удар. Пит покрепче сжимает ладонь на рукояти меча от злости. Слишком уж часто отец высмеивает его. — Я счастлив побывать в Лаконии, — сдержанно начинает он, пока Пандион собирается с мыслями под шипящий вой ветра. — Что может быть удивительнее, чем красоты места, которое вот уже десять лет не может покорить мой отец? Должно быть, Спарта — действительно, одна из сильнейших держав. Мне, как будущему царю, многому стоит научиться у Леонта. Он поистине великий правитель, раз может противостоять всему нашему войску. Пандион недовольно поджимает губы, но зло взглянув на Пита, вновь принимает спокойный вид, хотя голос его сочится ядом — слишком унизительно слышать такие речи от собственного отпрыска. — Рад твоему рвению, но Леонта мы не увидим. — Отчего же? — Нас пригласил другой спартанский правитель, Агис. — Я не знал, что мы собираемся ко второму спартанскому царю. Пусть по закону они оба равны в правах, но поговаривают, что Леонт обладает большей властью, да и народ его любит, — Пит многое узнал о лаконских правителях за последний год. Два законных лидера распоряжались землями и людьми наравне. — Ты прав, сын мой, власть дарует лишь толпа. Но толпа ее и забирает. Пит молчит, вглядываясь в дорогу, что вьется перед ними, грязно-желтой лентой опутывает поля. Он видит крышу спартанского акрополя и вытягивает шею, чтобы присмотреться получше, но отец одергивает его, поправляя хламиду. Пандион приказывает колонне построиться, а охране взять их с сыном в кольцо. Юноша внимательно наблюдает за тем, как копошатся вокруг люди в черных плащах, поудобнее перехватывая в руках копья: пешие солдаты притаптывают песок и пыль, гулко барабаня сандалиями по земле. Отец, как всегда, напряжен и осторожен: всем известно негостеприимство жителей Лаконии. Так пышно оповестить о своем приезде позволили только Афинскому царю, да и то впервые за последние пять лет. Спартанцы и афиняне в нескольких шагах от войны: нельзя надеяться на всеобщее ликование города воинов. Туман плащом ложится на плечи каждому мужчине в отряде, а солнце упрямо карабкается вверх по мягким облакам. Рассвет совсем скоро, а кроме периэков — обитателей крошечных городишек рядом со Спартой — Пит никого не видит. Крестьяне кишат по обеим сторонам дороги, мешаются в грязной толпе оборванцев, и он понимает, что дела у спартиатов идут не лучше, чем у афинян. Спустя еще час пути, рабов и крестьян становится еще больше, но юноша не замечает городских стен. За группками кособоких лачуг скрывается даже акрополь, который Пандион заметил издалека. Растерянно поворачивая головой, он сомневается, что они едут в нужном направлении. — Мы так долго в пути, а я все еще не вижу города, — тихо говорит он отцу. — И не увидишь: у спартанцев их нет. Они считают, что стены нужны лишь трусам. Спартариаты — вот их стены. Горделивые дурни, — смеется царь. — Да тысячи солдат будет достаточно, чтобы стереть Лаконию с лица земли. У них слишком много рабов, которые не обучены военному делу, и хотя спартанские воины считаются самыми лучшими солдатами: их ничтожно мало. Они не смогут себя защитить в грядущей войне. — Так ты все-таки намерен захватить этот город? — спрашивает юноша. — Если не останется другого выбора — да. Но добычи после завоевания персидского государства будет намного больше. У спартанцев даже украшений золотых нет — все из бронзы и железа. Они считают роскошь главным людским пороком, хотя поклоняются Апполону. А сами непокорные, как бешеные псы. Если удастся покорить их, все будут звать меня богом. Только рано или поздно эти варвары все равно поднимут бунт, а сражаться с двумя противниками сразу мы не сможем. Лишь сейчас царский сын замечает кривые торговые ряды впереди. Среди толпы теперь не одни босые рабы в обносках, но и мужчины в одних набедренных повязках, чумазые, с суровыми лицами и телами, что бугрятся от мышц. Даже коренастый Пит, сильный не по годам, чувствует себя крошечным и слабым по сравнению с этими горами мускул. Юноша замечает, как отец неуютно ерзает в седле: впечатлить спартанцев своим видом у Пандиона не получится. Усталые глаза жителей жадно впитывают в себя редкое зрелище - колонна чужеземцев гордо вышагивает по обшарпанным улочкам. Любопытные, но настороженные люди замолкают и оборачиваются на афинян. Одна торговая площадь сменяет другую, но группа воинов от Агиса появляется лишь у ворот его дворца: приземистого, белокаменного, с десятком деревянных пристроек, что едва не разваливаются от времени, и площадкой, засыпанной песком. Юноши и девушки борются прямо перед дворцовыми стенами. Афинянин растерянно хмурится, пораженный увиденным: почти все сражаются в рукопашном бою нагишом. Царский сын пристальнее всматривается в другую группу и обескуражено замирает: они соревнуются на равных. Воздух наполнен песком и пыхтением проигравших. Многие воительницы укладывают на лопатки своих соперников: лица девушек искажены в гримасах злобы и покрыты крупинками пота от напряжения. На солнце их тела блестят, будто они только что вылезли из воды. Мокрые, с налипшим на тело песком. Среди десятка обнаженных лишь одна темноволосая спартанка в грязно-белом хитоне с прорезями по бокам. Скрепленное двумя заколками, фибулами, тонкое льняное полотно так намокло от пота, что липнет к телу. И хотя прикрывает оно немного, это все же лучше, чем ничего. Ее длинные волосы убраны в причудливую косу в то время, как у остальных кудрявые пряди густой гривой взлетают в воздух при каждом движении. Женщины сражаются на равных с мужчинами — уму непостижимо. На телах некоторых заметны лиловые синяки, а у воительницы, которую заприметил сын Пандиона, из губы кровь течет по подбородку. Она зло шипит после удара соперника и, ловко извернувшись, хватает его руками за шею, крепко сжимая своими пальцами. Сильно толкнув юношу назад, она усаживается на поверженного противника, давит ногтями смуглую кожу. Темноволосый жадно глотает воздух, пока она напрягает мышцы так сильно, что его глаза наливаются кровью. Соперник спартанки явно превосходит ее по силе: сложен он еще крепче, чем сам Пит, а царскому отпрыску не составило бы труда одолеть такую хрупкую девушку. Только вот злости ей явно не занимать. — Довольно, Китнисс, — прикрикивает мужчина, прохаживающийся среди борющихся. Учителю не приходится повторять дважды. Обернувшись, она ослабляет хватку и позволяет сопернику наполнить легкие. Высокий юноша часто моргает и потирает шею с красными отметинами от ее пальцев, что-то тихо бормочет и вдруг начинает хохотать, глухо и хрипло. Девушка тоже тихо посмеивается. Гладит рукой синяки на его шее и заглядывает в глаза. Кажется, спрашивает все ли в порядке. Будто пораженный громом, Пит не может отвести взгляд от этого зрелища. Лишь когда девушка скрывается в каменной пристройке вместе с побежденным напарником, он оборачивается к отцу. Пандион уже стоит напротив спартанского правителя. — Рад приветствовать дорогих гостей, — приветливая улыбка Агиса никак не вяжется с разговорами о его горделивой манере держать себя. Пит хмурится, присматриваясь к мужчине: седой, почти лысый, с нитями глубоких морщин по всему лицу и одним мутным глазом — едва ли он может им видеть. Сперва царь кажется немощным стариком, но как только его воины отходят в сторону от спартанца, афиняне не могут скрыть удивления — телом Агис вовсе не похож на старца. Мускулы на ногах и руках, хотя и не сравнятся с мышцами юных спартанцев, чересчур большие для пятидесятилетнего мужчины. Пит растерянно переглядывается с отцом: в Афинах мужчины напоминают сушеный оливковый плод лицом и телом уже после сорока. Только Пандион был исключением: сбитый и сильный, он впечатлял своих подданных. Здесь ему в пору самому удивляться. Скрывая недоумение за улыбкой, афинский царь спешит обнять врага, будто старого знакомого. Похлопывая друг друга по плечам под пристальным взглядом своих людей, мужчины отступают на шаг назад. Здоровый глаз Агиса обращается на Пита, юноша кивает в знак приветствия. — Так это и есть тот самый царский наследник? — бормочет Агис удивленно. Пандион кивает, — все говорят о его небывалых способностях дипломата. Это правда? — Малец умен не по годам. Ты еще сам в этом убедишься. — Он в числе твоих советников? — Хочу преподать ему урок правления, — отвечает царь, похлопывая Пита по плечу. — Будет занятно на это поглядеть, — смеется Агис, а к нему присоединяется и Пандион со своим грудным хохотом. — Все это днем, а пока я бы не отказался от чаши вина и пары часов отдыха. — Покои вам уже выделили... — спартанец приглашает гостей войти в дом, — а о вине я позабочусь.

***

— Завтра мы объявим ежегодную войну рабам, — довольно констатирует мужчина с крючковатым носом, усаживаясь в деревянное кресло. Даже самые знатные мужи в Лаконии не привыкли к роскоши. Пандион же ерзает на жестком сидении и, не выдержав, встает рядом с Агисом. — А потому нашим гостям лучше решить все вопросы сегодня, иначе мы не сможем гарантировать им безопасность. — Зачем вы объявляете войну своим же слугам? — продолжает недоумевать Плутарх, афинский советник, обращая взор на морщинистого спартанца. — Это помогает держать их в повиновении. Иначе они забывают, кто хозяин. Десять лет назад мы объявили сборы для всех илотов, обученных военному делу: предложили им пройти обучение и вступить в спартанскую армию. Собрав вместе, мы перебили всех до одного. — Потому что обученные военному делу рабы — угроза для господ, — продолжает другой лаконский советник, качая ногой. Пит замечает, что у мужчины нет правой руки, потому он постоянно так неловко одергивает плащ. — Сегодня вам повезло, и вы попали на праздник Апполона, но задержись ваша колонна в пути еще хотя бы сутки, царь угодил бы в гущу сражения. — Я не боюсь сражений, — перебивает его Пандион, сжимая руки в кулаки. — Неужели, вы не помните, как я помогал вам подавить мятежи в мессианских краях? — Разумеется, помним. Но еще мы помним угрозы, которые слетели с вашего языка в день последнего визита. А потому не можем рисковать: мир с Афинами слишком шаткий. — Мы даже готовы простить вам набеги на наши южные земли, но от вас требуется поддержка в войне с Персией. Ваши слова сладкий мед, но в нем так много яда. Никто не доверяет на слово, — вступает в спор Пит, шагая от окна вглубь зала. — Мы не можем оставить позади боеспособного врага, когда вступаем в войну с таким большим государством. — Лакония не даст вам того количества воинов, которое вы хотите, — седой мужчина за столом кривит губы. Пит знает, кто это. Пандион предупреждал сына о самом изворотливом из всех эфоров. Кориолан обвел многих советников афинского царя вокруг пальца. Юноша цепляется за край стола так, что белеют костяшки пальцев: — Ибо вы предлагаете нам жалкий отряд из сотни воинов. Как бы хорошо обучены они не были, их слишком мало! — Большего мы предложить не можем, — упрямо настаивает старик. Под колючим взглядом юноши, он слабо улыбается. — При всем уважении…. — У вас нет уважения к Афинам, а если бы оно было, спартариаты приехали бы на ежегодные Игры. Пит знает, что на это им ответить нечего, и продолжает наступать, пока все еще слишком сконфужены для продолжения спора. — Мы просим вашей поддержки в грядущей войне, взамен делим с вами добычу и новые земли, обеспечивая ваш город защитой и продовольствием, как свой собственный. Оставлять такое сильное государство позади было бы сущим безумием! Как воины, вы знаете, что нельзя поворачиваться к противнику спиной. — Мы вам не противники. — Так докажите свои слова: дайте нам шесть тысяч солдат и закрепите этот союз. Взглянув на отца, Пит замечает, как царь удовлетворенно кивает головой. Хмурые лица советников возвещают о его близкой победе в этом споре. — Мы наладим поставку продуктов в Лаконию и поможем отстроить разрушенные после мятежей города, — добавляет Пандион. — Все, чего мы просим взамен: поддержка ваших воинов. Многие знают, что они лучшие во всей Греции. Лесть гасит злость в их глазах, растягивает губы в самодовольных улыбках. Наконец, Агис соглашается: — Мы вступим в союз и будем сражаться в этой войне, но одного договора об этом слишком мало. Что если вы решите напасть на ослабленную Спарту? Ведь мы отдаем вам почти всех своих солдат, оставляя наш город слабым и незащищенным. Рисковать так сильно мы тоже не можем, но и вступать в войну с вами не хотим. — Так что нам остается? — нетерпеливо вмешивается Плутарх. — Пусть Пандион возьмет в жены спартанку, которая будет править в этом союзе от имени Лаконии. — Я не могу жениться на спартанке: ни у одного из ваших царей нет дочери, — откликается Пандион под тяжелым взглядом Кориолана. — Все лаконские женщины равны и преданы государству, вам нужно взять в жены любую из них, и тогда мы забудем о былых разногласиях. — Я обзавелся новой женой всего пару недель назад. Поджав губы, Агис хлопает в ладоши: — В таком случае нам больше не о чем говорить. — Этот поход в Персию состоится, — упрямится Пандион. — Тогда вам остается лишь уповать на нашу милость, — добродушие спартакиада растворяется, как дым над свечой. — И молить Афину Палладу о сохранении вашего городишки. Хитоны мужчин шуршат, пока они поднимаются со скамьи и направляются к выходу. Ликование в глазах афинян сменяется злобой и разочарованием. — Один из моих сыновей может взять в жены спартанку, — громко оглашает Пандион. Агис оборачивается, хмуро качает головой. — Нет, это не будет достойной платой. Ни один из них может вовсе не стать царем, а себя мы подвергаем риску. Ваш военный поход не получит нашей поддержки, пока лаконская женщина не станет царицей на афинском троне. Пит виновато передергивает плечами под тяжелым взглядом отца. Разочарование плещется в груди у юноши: он вовсе не доказал, что готов быть правителем. То, к чему его так скрупулезно готовили всю жизнь, стремительно ускользает из рук.