Публична бета активна. Если заметили ошибку, вы знаете, что нужно делать :)
Сокол под небесным куполом громко кричит. Елена жмурится в свете яркого солнца, кривит губы от недовольства, а светлый полоз вокруг её щиколотки угрожающе шипит, будто эта тварь чувствует настроение царицы. Сегодня все вокруг глумится над ней: по грязному небу катится слепящий золотой диск, оборванцы на дворцовой площади громко улюлюкают, завидев новую жену Пандиона, а воздух дрожит, будто поджаренный пламенем. Встряхнув копной распущенных волос, женщина спешит уйти с балкона: царица ненавидит солнечный свет. Ярко-жёлтые лучи, что пляшут в спутанных прядях, доводят Елену до бешенства: она чувствует, как тошнота поднимается к горлу, а рёбра вот-вот треснут под натиском злости, которая упрямо барабанит по костям. Царица уже успела поколотить свою служанку, оставила голодными змей, опрокинув горшок: каждый входящий рискует получить порцию смертельного яда. Елена лишь надеется,что Пандион заглянет к ней первым. Горечь и боль царица выражает в дерзких речах и колючем взгляде, скрывая под мраморной кожей клубящуюся ярость - сердце в этой каменной броне уже давно опутано сетью трещин. Елена думает о сыне, пока рабыня расчесывает ей волосы, сыплет проклятьями, когда та дёргает слишком резко. Ненависть и ревность выплескиваются вовсе не на тех людей. Но стоит войти к ней царю или сыновьям - женщина разорвёт их на куски. Пит прекрасно об этом знает, потому и проходит мимо материнских покоев. Дворец будто наполнен муравьями: повсюду снуют слуги, рабы во дворе громко приветствуют Пандиона на резной колеснице из слоновой кости, что он заказал в Индии специально для военного похода на Персию. В привычном чёрном плаще, с алыми каплями на хитоне от пролитого вина, он приветствует подданных. Крестьяне толпятся у ворот, ожидая монет из царской казны, и Пандион кидает пару горстей оборванцам. Сердце юноши замирает от страха, когда Пит замечает, как яростно старики дерутся за грош с детьми, а мужчины отталкивают женщин. Царь лишь ухмыляется, продолжая рассыпать золотые по мостовой, наблюдая, как копошится толпа. Они кажутся Пандиону такими крошечными и жалкими: тощие, босые, в своих потертых рубахах. Царь чувствует власть, когда одним взмахом руки заставляет этих чумазых голодранцев драться друг с другом за медяк. Пит спешит скрыться от громкого сопения людей, что вместе превратились в какое-то дикое, хрипящее чудище. Гулкие шаги ритмично барабанят по полу, пока юноша бредёт на кухню: ему нужно раздобыть вина, да побольше. Повара крутятся на кухне, воздух горячий и влажный, обдаёт царского сына своим смердящим дыханием, едва он входит внутрь. Вонь топленого жира клубится вместе со сладким запахом фруктов в корзинах, которые несут служанки. С десяток мужчин толпятся около заднего двора: разгружают с повозок хлеб. В Греции с пшеницей дела не слишком ладятся - муку афиняне получают на кораблях, что плывут из Египта, а пекут лепешки здесь. Половина скамеек уже завалена буханками. Пит берет одну в руку и подносит к лицу, вдыхает влажный запах свежего хлеба. — Ещё тёплый, — бормочет он, отрывая ломоть. Поиски винных бочек среди кишащей, разношерстной толпы, он продолжает уже жуя. Смрад от палёной свиной кожи щекочет ноздри, и юноша вновь нюхает хлеб, подавляя рвоту. Мухи ползают по выпотрошенным из туш внутренностям, назойливо жужжат и садятся на крынки с молоком. Один из поваров безуспешно пытается отогнать насекомых. Пит придерживает плащ рукой: боится испачкаться в оливковом масле, которое течёт через край в бочках неподалёку. Хриплые крики, духота и оводы заставляют кровь в висках стучать ещё громче. Царский отпрыск уже поворачивается к выходу, напрочь забыв о вине, когда знакомое морщинистое лицо возникает перед ним. — Разве ты сейчас не должен сопровождать отца? — Хеймитч прислоняется к холодной каменной стене. Хитро улыбается: наверняка советник Пандиона знает, что мать Пита пришла в ярость, когда сын посмел сказать ей об этом, а, быть может, старик просто слишком пьян. У этого лиса глаза и уши по всему дворцу. Когда отец взошёл на трон, Хеймитча все считали бесполезным пропойцей, не скрывая от старого дурня свои планы: пьяница был местным шутом. Лишь после того, как царь казнил половину знати, что замышляла убийство правителя, Хеймитча стали воспринимать всерьёз, пусть он и выпивает бочку вина за десяток дней. — Пандион считает, что в этом нет необходимости, — чеканит Пит, замечая мех с вином в руке у старика. — Разве? Он говорит, что ты сам отказался, — мужчина чуть наклоняется вперёд, обдавая юношу несвежим дыханием. - А служанки пустили слух, что мать тебе запретила. Широкая улыбка появляется на его лице, а Пит дёргает головой. — Полная чепуха. Разве она может мне запретить? — Царица Елена может практически все: она принимала решения за твоего отца несколько лет после свадьбы, хотя Пандион с детства был упрямым как осел. Нужно быть настоящей плутовкой, чтобы обвести царя вокруг пальца… Хотя будь у меня такте же длинные ноги - это бы не составило большого труда, — грязная ладонь чешет щетинистую щеку, пока советник тихо хохочет. Пит обращает внимание на руки Хеймича - длинные ногти, с забившейся внутрь землёй и заусенцами на каждом пальце - когда вырывает мех с вином. Мужчина опешив широко распахивает глаза, юноша делает глоток, утирая рот рукой: — Попридержи язык. Ты говоришь о жене царя. — Прошу прощения, Ваше Величество, — наигранно кланяется Хеймитч, едва сдерживая смех, — но вскоре она перестанет быть царицей. — Это вовсе не значит, что я перестану быть её сыном.***
Пит смотрит, как напивается его отец, пока доедает хлебную корку. Черный хитон Пандиона весь в пыли и вине, что напоминает кровавые разводы, а полы плаща разорваны, кое-где с них ещё капает влага. Лавровый венок съехал на одну сторону, а по локтю течёт жир, пока царь что-то объясняет тучному мужчине, жадно смакуя гусиную ножку. Правитель выглядит жалко. Пит поджимает губы от недовольства. Отец заливает глаза с самого начала пира, даже не взглянув на жену - она сидит в женской части залы и даже не участвует в мужском празднестве. "Оно и к лучшему," - угрюмо думает юноша, устало потирая глаза. Из трёх царских отпрысков на церемонию пришёл только Пит: Патрокла заперла мать, а просьба самого младшего, Пелея, даже не подлежала рассмотрению. Юноша думает, что братья ничего не потеряли: из привлекательного на церемонии одни блюда, а набить живот можно и в одиночку. Масляный дым от свеч, винный запах и стойкая вонь потных тел гонят Пита прочь из огромной залы. Он уже почтил отца своим присутствием. В ушах звенит от громкого шума пьяной толпы. Людские голоса смешиваются с диким хохотом и свистом дудок и арф, на глазах мутная дымка. Юноша уже поднимается на ноги, когда отец с силой стучит костяным рогом о трон. Лицо Пандиона, багровое от хмеля, краснеет ещё сильнее, когда он пытается подняться на ноги, но вновь оседает на кресло. Не растерявшись, громко хлопает в ладоши, привлекая внимание: — Гости! Сегодня я, царь Афин, - язык его заплетается, и Пит готов провалиться под землю от стыда. — Наконец, обзавёлся царицей! Выпьем же за мою жену, Кассиопею, и вашего будущего царя, которого она носит под сердцем! Гул толпы путает мысли Пита ещё сильнее, оплетает его звуками, заключая в плотный кокон. Страх острой иглой застревает где-то в горле: советы матери вдруг становятся не бессмысленной тщеславной болтовней. Молочно-белые комки плывут перед глазами юноши, и он не может понять: слезы это или дым свечи? Мужчины выкрикивают поздравления, высоко поднимают меха с выпивкой и смеются над грязными шутками, что травит какой-то старик чуть поодаль от Пита. Губы Пандиона расплываются в улыбке и он довольно кивает, растерянно хлопает припухшими глазами, когда сверху доносится женский голос: — Неужели, ты, и правда, напился, как рыночный торговец и унижаешь своего сына, что сидит с тобой за одним столом? Ты, потомок Геи и Гефеста, который чернит свое дитя? Пит начинает озираться: этот голос принадлежит его матери. Между вытканных полотен и огоньков свечей он, наконец, замечает Елену: в пурпурном хитоне с белой кромкой и волосами, собранными в корону на её голове, она стоит на балконе у самого потолка. Эта женщина совсем не похожа на ту неуклюжую девчонку, что Пандион выбрал себе в жены. Кассиопея на год старше Пита: все ещё угловатая и нескладная, но знатная от рождения; такая, какой никогда не будет его мать. Глаза отца не сразу находят Елену, но успев лишь взглянуть на неё, мужчина приходит в ярость: боевой рог летит в противоположную стену, сбивая несколько свечей, которые задевают своим пламенем Персидский ковёр. — Только ты, ведьма, и срамишь своего сына! Я дал ему имя, дал ему власть! — И этим ты гордишься? Тем, что ославил его, как сына царя, который ни одной юбки не пропускает? Да все в этом зале знают, сколько ублюдков ты наплодил, а теперь эта девчонка носит ещё одного твоего щенка, — глаза женщины сверкают в темноте, будто у кошки. Страх пробегает по лицам людей: Пандион уже вскочил на ноги. Сняв с головы золотой обруч, мужчина запускает его в Елену. Холодные стены зала оглашает её безумный смех. Снова и снова от этого звука мурашки бегут у Пита по коже. Юноша вскакивает, собираясь вступить с отцом в перепалку, защищая мать. Царский отпрыск всегда занимает ее сторону в родительских ссорах. — Как ты жалок, Пандион, - бесы скачут в её светлых радужках. — Хорошо, что наш будущий царь совсем на тебя не похож. — Ведьма! Ты будешь вечно гореть в царстве Аида! Елена скрывается в тени, заливисто хохоча, а Пандион вскрикивает, как раненный зверь. Толпа начинает двигаться, извиваться, будто ком червей, когда Пит ощущает чью- то шершавую ладонь на своём плече. Обернувшись, он замечает Хеймитча: — Пойдём, мальчик, нечего тебе здесь делать. Отец с тобой поговорит, когда протрезвеет. Пересекая залу, они получают дюжину уколов колючих взглядов. Уже на лестнице советник несколько раз предлагает юноше вина, но тот качает головой. Чувства у Пита становятся такими грузными и неповоротливыми, что он не ощущает даже страха или беспокойства: пустота в груди холодным жаром обжигает нутро. Он не находит в себе сил даже попрощаться с Хеймитчем, запирая дверь и забираясь в постель прямо в сандалях. Волнений на сегодня с него хватит. Лишь за полночь сквозь сон он смутно различает женские крики и грохот, вскакивает, испугавшись за мать, но только спустя минуту вспоминает, что покои Пандиона находятся прямо под ним, и закрывает глаза. Когда он вновь их распахивает, солнечный диск раскачивается на горизонте за кособокими домиками горожан. Помятого и растрепанного Пита встречает улыбка Патрокла: брат сидит на мраморном подоконнике, покачивая ногой, горячий ветер треплет его темные кучерявые волосы, а в синих глазах плещется отражение неба. — Я пропустил все самое интересное. — О чем ты толкуешь? — растерянные светлые глаза улавливают крупинки злорадства в словах Патрокла. — О вчерашнем, — юноша спрыгивает на пол и усаживается на постель к Питу. — Мать вернулась к Пелею сама не своя - даже отказалась спеть ему на ночь. — Готов дать руку на отсечение, ты уже знаешь о том, что произошло. — Конечно, знаю. Но хочется услышать об этом без прикрас. — Спроси Хеймитча. Темные брови Патрокла приподнимаются от удивления: — Все в этом зале были мертвецки пьяны, а Хеймитч и подавно. Он залил глаза еще утром. — Я тоже пил. — Не до потери рассудка. Их будто Дионис околдовал: Плутарх всем рассказывает, что мать обернулась змеей и скрылась в тени, а Галактион назвал ее земным воплощением Эриды. Она действительно что-то наколдовала? Пит устало потирает глаза, поднимается с постели. — Гнусная ложь. Ничего подобного не было, — фыркает юноша, снимая хламиду с плеч. — Ты разве тоже веришь этим слухам о ведьмовской силе? — Слухи просто так не появляются, — пожимает плечами брат. — После этого пира весь город зовет ее колдуньей. Наступит момент, когда афиняне перестанут считать нас законными сыновьями Пандиона. Хотя на меня это никак не повлияет, я всего лишь обычный эфеб, солдат царя. Какая разница, кто будет этим царем? Пит поджимает губы, впервые за всю жизнь желая занять место брата: стать обычным гражданином, сражаться в армии, вернуться домой и завести семью, а если не повезет, то умереть на поле боя и больше не видеть родительских склок; не ощущать себя короной, которую каждый из них тянет на себя. Юноша чувствует, что на этот раз Пандион и Елена вцепились слишком сильно - совсем немного и приз треснет пополам. В голове у царского наследника обрывки мыслей кипят в одной чаше со злостью и остатками вина: — Хотел бы и я быть простым солдатом.