Адресат: Клаудия Стилински

«Привет, родная, это снова я. Как ты там? Скучала? Я вот скучал… всегда скучаю. Представляешь, сегодня прохладный ветер и небо цвета бирюзы с багровыми облаками, а еще на завтра обещают дождь. Хотя, ты скорее всего в курсе того, что творится над нашими головами, глупо расписывать. Но, ты знаешь, мне нравится такая погода, потому что можно укутаться в твой любимый плед и писать письма. Наверно, это единственное, что сейчас заботит. А еще немного заботит отец, потому что в свои выходные уходит куда-то вечерами. Мне кажется, у него появилась женщина, но Джон боится мне рассказывать об этом, думая, что я приревную. Отчасти он прав, я еще не готов видеть в доме другого человека, которого папа будет любить. Да, наверно, это эгоизм, но мне слишком мало тебя: в письмах, в мыслях, в словах. Мы ведь почти не разговариваем о тебе, полагая, что это сложная тема для нас обоих. Она и правда сложная – воспоминания слишком жестоки и, если честно, мне иногда обидно, что папа помнит тебя гораздо лучше меня. Но пока я пишу, могу выстраивать твой образ снова и снова, так что не волнуйся – этого достаточно… пока. Кстати, помнишь Дерека? Вчера он подсел ко мне за обеденным столом на перерыве и спросил: правда ли меня зовут Стайлз? Я ответил, что это всего лишь прозвище, а он даже не засмеялся. Только улыбнулся так мягко, светло, что у меня ком встал поперек горла, а потом оказалось, что это сендвич. Он стучал мне по спине, пытаясь остановить кашель, а потом мы вместе посмеялись, и представляешь, у него очень красивый смех. Он мне напомнил ту стаю канареек, которую мы видели в зоопарке, когда мне было восемь; ты еще сказала тогда, что их пение, как музыка для твоих ушей. То же самое было и со мной: он смеется, а у меня сердце каплями стекает в пятки. Господи, мама, я точно влип. По самые уши, глубоко-глубоко. Я не устаю на него смотреть издалека, слушать его разговоры с друзьями или просто наблюдать, как Дерек достает учебники из своего шкафчика. Я идиот, да? Круглый идиот, сталкер, помешанный. Как мне с этим бороться? Как мне снова стать нормальным? Почему Скотт дружит с Эллисон, а я… я не могу просто жить и не думать о Хейле? Ведь это так просто, раз – и нет больше мыслей о его глазах или отросшей щетине (он вообще в свои семнадцать выглядит как двадцатилетний мужик). Но нет же, не получается. Почему у меня не получается, мам? Если говорить о школе, то вчера я получил «А+» за тест по химии! Харрис чуть ли на говно не изошел, видя, как я счастлив. Прости, я уже шлепнул себя по губам за ругательство, потому что помню, как тебе не нравились папины словечки. Видишь, я многое помню, мама. И хотелось бы помнить еще больше, но не могу. Жаль. Ах, да, забыл еще сказать: меня и Скотта пригласили на вечеринку к Эрике Рейес. Говорят, у них там всегда весело и шумно (алкоголя почти нет, честное слово, хотя… кому я вру). И это странно, понимаешь? Нас никогда (слышишь?), никогда не приглашали к ней на вечеринки. Там типа избранные и все такое, но мы со Скоттом как-то не вписываемся в образец совершенства. Короче, ладно МакКолл – его могли позвать из-за Эллисон, но меня? Чем я заслужил? Мне даже надеть нечего… А как представлю, что там будет Дерек, то и вовсе в горле пересыхает. Отец меня уже отпустил, и это тоже странно, потому что он даже не спросил подробностей. Я не хочу думать, что этому виной Ме… а неважно. Пока что неважно, надеюсь. Ты не скучай там, ладно? Обещаю, что буду вести себя хорошо. Никакой травки, честное слово, только безалкогольный пунш и… Дерек. Черт возьми, мне точно стоит потренироваться, чтобы не думать о нем ежеминутно, а то я тебе надоел уже, наверно. Или не надоел, но определенно достал. Люблю тебя и безумно скучаю, мам. Посмотри сегодня на небо – оно очень красивое, тебе понравится. Твой Стайлз».

* * *

Он снова складывает вдовое листок бумаги; снова убирает его в конверт и надпись на конверте та же самая. Всегда. Привычным движением открывает шкатулку и прячет свое сокровище подальше от других глаз. В его сердце легкий ураган эмоций, а до этого был разрушающий смерч. После написания стало немного легче, но лишь немного. А еще стало чуточку грустно, потому что все написанное в письме ощущается по-другому, нежели в реальной жизни. Там у него спокойные, ровные буквы, а здесь… Здесь дрожь по всему телу, обида, тоска и ощущение, что ты непривычно одинок внутри целой Вселенной, населенной звездами и планетами. Тяжело существовать, когда тебя понимает только лучший друг и клочок белой бумаги.