Адресат: Клаудия Стилински

«Здравствуй, мама. Я сегодня почти счастлив, представляешь? Жаль, что могу рассказать об этом только тебе. Наверно, если скажу папе, то он не поймет. У него, кстати, всё хорошо и даже с работы стал возвращаться пораньше. Я отучил его от фаст-фуда, хотя подозреваю, что жирные пятна на его форме – это не от брокколи. И он, конечно же, никогда не признается в нарушении важного закона Стилински о запрете вредной пищи, но мне и признаваться не надо, это ведь я, понимаешь? Понимаешь, ведь ты всегда понимала. А что касается меня, то… Здесь все сложно и легко одновременно. Скажи, что ты чувствовала, когда влюбилась в папу? Ах, да, ты же не ответишь. Господи, как же мне не хватает твоих ответов. Просто мне кажется, что когда сердце болит от невозможности сказать человеку даже слово – то это любовь. Правда? Или он проходит мимо, а у меня ладони потеют и в горле пересыхает так сильно, что хочется залпом осушить Ниагарский водопад. И да, ты не ослышалась – я говорю о парне. В этом и есть вся сложность. Я не хочу расстраивать отца и говорить ему, что мне, кажется, безумно нравятся парни… точнее, один парень и его зовут Дерек. Он перевелся к нам из другой школы пару недель назад, а его репутация оставляет желать лучшего, если честно. Кто-то говорит, что его отчислили за драку, кто-то шепчется, что это были наркотики, но, знаешь, у него глаза добрые. Они такого теплого зеленого оттенка, как твои изумрудные серьги, помнишь? Которые папа подарил тебе на пятнадцатую годовщину свадьбы. Ну так вот – они примерно такого же цвета, только немного светлее и в них будто солнце отражается. Хм, смешно и странно, что я могу рассказать об этом так подробно. Ты тоже могла? О папе и… обо мне? Я помню, как ты подолгу смотрела в его глаза, а потом на меня, и пусть этот взгляд отличался, но я все равно знал, что ты можешь разложить цвет наших глаз на составляющие. Это где-то подсознательно, потому что любишь. Я не люблю Дерека, нет, что ты, я просто… А еще, представляешь, Дерек иногда так смотрит на меня, словно я с другой планеты. Нет, конечно же, я немного сумасшедший, да и Харрис вечно достает, поэтому приходится глотать успокоительные, но это ведь не отличает меня от других? А он смотрит так, словно я отличаюсь. Будто у меня рог на лбу или третья рука в животе. Короче, я не верю, что могу его заинтересовать, но как мне быть? Как реагировать на этот взгляд? Черт, ты же не ответишь, я снова забыл. Постоянно забываю, но не перестаю задавать тебе вопросы, думая, что хотя бы в голове однажды прозвучит на него ответ. Если бы ты ответила… Если бы только смогла… Мне сейчас так непривычно осознавать, что я другой, что возможно неправильный, что я делаю все не так. Не хочу печалить Джона, но и поделать с собой ничего не могу – этот Дерек просто не выходит из моей головы. Въелся, впился, завладел. И его внимание не облегчает задачу, а только усугубляет. Скотт говорит, что мне все это кажется. Я ему рассказал, да. Иначе бы сдох. Но МакКолл подтвердил нашу дружбу, теперь у нас на одну тайну больше (он, кстати, уже месяц встречается с очень хорошей девочкой по имени Эллисон, тебе бы она понравилась). А вот понравился бы Дерек, я не знаю. Мне все-таки кажется, что он хороший, вопреки всем этим слухам. Не знаю, даже его уверенная походка и вечно (ну просто вечно) хмурые брови не переубеждают меня. Внешность ведь не всегда совпадает с внутренним миром, особенно если ты не хочешь показывать его другим. Ты говорила мне это однажды, я помню. Лидия тоже грешит этим: делает вид, что красивая куколка в шелестящей обертке, а на самом деле внутри очень глубокий мир. Я уже писал тебе о ней однажды, но теперь… черт возьми, мама, теперь я не могу думать о ней. Теперь только он и этот до невозможности теплый взгляд. Сейчас осень, а он так согревает. Как твой любимый плед, которым я укрываюсь все эти годы. Наверно, это потому, что Дерек не похож на остальных. Как будто ярким пятном выделяется. Но вокруг него столько девчонок и у меня совершенно нет никаких шансов, даже на дружбу. С такими как я не дружат, почему-то. Наверно боятся, что мои гиперактивность и дефицит внимания передаются по воздуху или через дружбу. А я не буду уговаривать их, мне хватает и Скотта. Это же бро, свой чувак, ну ты помнишь, он даже в девять лет был слишком предан, отдавая мне последний лакричный леденец на Рождество. Скотт для меня как напоминание о том прошлом… когда ты всё еще была рядом. Ладно, что-то я сегодня слишком долго тебя отвлекаю. Там у тебя свои дела (я даже придумал тебе профессию – ты разбираешь письма на почте и в перерывах читаешь мои), не буду тебе мешать. Ты только прочти это, ладно? Обязательно прочти. Пусть не по-настоящему, но хотя бы мысленно посмотри, а я буду ждать. Может, ты снова приснишься мне. В прошлый раз было достаточно даже двух секунд, правда. И спасибо тебе за то, что всегда выслушиваешь. Просто спасибо. Твой Стайлз».

* * *

Юноша складывает вдвое листок бумаги, пряча его в конверт без обратного адреса и убирая в шкатулку на книжной полочке. Ни одно письмо не отправлено. Ни одно письмо никогда не дойдет до адресата. Стайлз прекрасно это понимает, ведь ему семнадцать и он не верит в чудеса. Зато он верит, что очередное письмо скинет непосильный груз с его души, копившийся годами. Ему так легче. Ему это необходимо. Необходимо знать, что Клаудия Стилински хотя бы мысленно прочтет письмо, адресованное ей.