Воспоминания о будущем

1 июля 1916 Это уже входит в привычку. Пожалуй, нужно считать это ненормальным, да только кому какое дело сейчас. Тэрон снова разбирается в личных делах, пока маневрирует над смешавшимися в бое немцами, французами, британцами и кому еще не повезло. Река Сомма, возле которой сошлись враги, вилась лентой, уже не разделяя противников. Грохот орудий слышится даже на такой высоте, хотя может это пулеметы германских самолетов. Тэрону не нравился этот истребитель, слишком французский, как он говорил. Да и на заднем сидении теперь сидел француз, который управлял пулеметом. Он не знал английского и мог только кричать самые простые слова, вроде «вверх» или «справа». Чаще напарник орал нечто непонятное, воспринимавшееся Тэроном, как брань, хотя он и не уверен в этом. Ему-то альфа и рассказывал о своих злоключениях с Колином, которые произошли в этом году. И с его кузеном тоже. * Если раньше он думал, что лорд Ферт ничего из себя не представляет, то сейчас эта невнимательность аукнулась Тэрону. Сам того не зная, он позволил всей его жизни завязнуть именно в этом поместье, которым владел именно этот человек. Элиза его обожала, души не чаяла, и почти откусывала брату голову, когда он смел хоть словно сказать в сторону омеги. Мистер Дарси обитал рядом с ним, преданно тявкая на всех, кто рискнул бы приблизиться и без устали обнюхивал его ноги. И словно хуже уже быть не могло, Колин, его, черт возьми, Колин теперь помолвлен с этим маркизом. Словами не передать, как хотелось Тэрону забрать всех, кого он любил подальше от этого места, но приходилось терпеть. Если бы он только знал. Колину тоже приходилось несладко. Всю жизнь он был ущербным омегой, ни перспектив, ни возможностей. Но наступила война и изменила его так, как ничто до этого, он почувствовал себя значимым, полезным и что совсем в его голове не укладывалось — любимым. И теперь, по приезде в родной дом, где его запихали в прежнюю оболочку, он испытывал почти физическую боль. Потому что он все еще никто с титулом. Никто, который взаимно влюбился, но это ничего не значит. Кроме того, что его течки совсем взбесились. Очередная началась двадцать шестого января, когда дом был полон гостей, в числе которых был и Тэрон. Первый день был самым заметным из всех, внешне напоминал лихорадку. Колин потел, тек, тер глаза, из-за чего те были красными без перерыва. Утром он проснулся и из своей комнаты учуял всех альф в доме, тут же распознав среди них запах кошачьей мяты. Он уже открыл дверь, когда спохватился и понял, что пытался отправиться прямо к Тэрону, как был — в пижаме и босиком. Теперь все пахло им, даже снаружи, распахнув окно и высунувшись на мороз, Колин не смог спастись. Ночью по железной дороге прибыл танк, все гости, замотавшись потеплее, отправились на изрытое, превращенное в полигон поле для гольфа. Колин не пошел, он открыл нараспашку окно из которого было видно поле и взял бинокль. Это было в комнате, которой обычно не пользовались, так что офицеры использовали ее как игровую, поставив там столы для карточных и прочих игр. Колин думал, что он один здесь, ведь все, у кого были и работали ноги, шли туда, посмотреть на чудо техники. Модель Марк l имела только одного пилота, единственного в мире, кто умел ездить на нем, и это действительно было потрясающе. Ферт был уверен, что танк возьмут на вооружение. Только не стоило ему говорить об этом вслух. Воздух вокруг все еще пах мятой, поэтому заметить обладателя этого аромата было непросто. И не стоило разговаривать сам с собой. — Такое ощущение, что вы и правда знаете что-то о танках. Или о вооружении в общем. Оставьте это альфам, займитесь своей ерундой, как там она называется? .. Тэрон не думал о том, что может перегнуть палку, чувствовал себя в безопасности. Но именно сейчас, во время течки, злой, раздавленный, больной, с ума от влюбленности сходящий Колин — оружие более страшное, чем тот, покрытый броней танк. Омега ничем не думал в тот момент. Его тело само повернулось, а рука вытащила револьвер, его армейский, который он альфой использовал в бою. Тэрон этого не ожидал никак. Омега мог уйти, мог огрызнуться, мог даже попросить Эджертона покинуть его, но все в его прекрасной аристократической манере, которая была ему свойственна. А это был срыв. Дуло не ткнулось Тэрону в лоб, но было так близко, что это ощущалось. Полностью готовое, взведенное, заряженное оружие, тяжелый взгляд, не трясущиеся руки — альфа впервые почувствовал страх. Омеги так не умеют, не носят таких пистолетов, не угрожают, тем более лорд, черт возьми! И не смотря на то, сколько ранений Тэрон перенес, сколько раз на него наставляли оружие, пытались подстрелить, если у кого и был шанс - так у Ферта. Выстрел был неизбежен, но все же Колин отвел руку в сторону и разнес в щепки деревянную шахматную фигуру, стоявшую на доске. Чья-то недоигранная партия останется незавершенной. Альфа вздрагивает от звука выстрела, но не оборачивается посмотреть, глядит в глубину глаз напротив, испытывая чувство дежавю. Только что, на несколько мгновений он, кажется, увидел то, что искал так долго. Тэрон провел языком по пересохшим губам и почти поймал себя на желании поцеловать омегу. Наваждение длилось не долго. Может кто-то из них и хотел что-то сказать, но не стал. Тэрон кивнул, обернулся и покинул комнату, а Колин лишь убрал револьвер обратно и принялся смотреть в окно дальше, зная, что сейчас прибежит прислуга. * Когда, в апреле Тэрон и Колин снова встретились на фронте, все переменилось и между ними. На пальце Ферта блестело кольцо, а сам он резко похолодел в общении. Но благо, они провели рядом всего несколько часов, и Тэрону нужно было улетать, иначе он точно чего-нибудь учудил. Поговорить об этом он ни с кем не мог, вот и изливал душу нытику-французу, который ничерта не понимал, да и не расслышал, небось, во время воздушного боя. Он рассказывал и вновь высвобождал всю обиду и злость, держась только на них, ведь сил уже почти не было. Топливо было на исходе, нужно было выбираться и возвращаться на базу. Напарник что-то кричит позади, но это по-французски, не понять. Тэрон крутит головой, в поисках угрозы, но не видит никого, и только взглянув на приборную панель, все понимает. Им пробили бензобак, горючее закончится раньше, чем они успеют долететь, раньше, чем выберутся с места сражения. Тэрон еще никогда не падал, хотя, казалось бы, сколько раз это могло случиться. Он обернулся и виновато посмотрел на коллегу, который впервые за все время заткнулся. Тут некого было винить, кроме немцев и слишком лихие патроны. — Держись! Спрячь голову и держись! — Тэрон не понимает, что все равно смысл его слов не дойдет до напарника, он пытается приземлиться так же, как и в прошлый раз, в темноте, да только приблизившись к земле, видит насколько это нереально. И если до этого он пытался хоть как-то повлиять на ситуацию, то теперь один Бог мог его спасти. Они шлепаются о землю, на брюхе с размаху должны вписаться в деревья, для торможения места нет совсем, их расплющит. От удара напарник вылетает со своего места, Тэрон лишь успевает услышать его вскрик. Его и самого чуть не выбросило, но он был готов, так что из двух возможных смертей выбрал ту, что наступит на несколько секунд позже. Он не ожидает того, что на пути истребителя окажется окоп, узкий, но тот цепляется за него, ударяется носом, а Тэрон все же вылетает и падает на мягкую, не так давно вырытую землю. Самолет все же влетает в деревья, поднимается на нос, и переворачивается. Как ни странно, Тэрон не теряет сознания, лежит, слышит скрежет позади, а лицом повернут в сторону сражения. И опять не видно на чьей он территории. Нужно встать, идти, спастись, делать что-нибудь, но впервые ему хочется просто умереть. Лежать, пока его не найдут солдаты, или упадет снаряд, или бой не закончится и его по ошибке не примут за мертвого. Рядом слышатся шаги, вроде одиночные, но из-за этих взрывов не разобрать, а Тэрон все продолжает лежать, на животе, с разбросанными руками и лениво смотря вдаль. Он ждет звука, с которым заряжают пулю в ствол, немного тишины и выстрела. Но его переворачивают, грубо ухватив за плечо, и он смотрит вверх — небо, самолеты, дирижабли, и смутно знакомое лицо. — Вы не поверите кто здесь! — восклицание на родном языке и смех немного приводят Эджертона в чувство, заставляя все же подняться и с чужой помощью спрыгнуть в окоп. Ноги тут же подкашиваются, он падает на зад, и уже с этого устойчивого положения разглядывает, куда попал. Сюда стянули все силы, которые могли. И разведку тоже. — Тебе пора бы перестать падать с неба, — Колин, теперь явно повышенный в звании, судя по его погонам, присаживается рядом на корточки и ощупывает лицо Тэрона на предмет переломов и травм. — Ранен? Если нет, то пойдем, мы отступаем. Альфа даже не заметил, как остальные солдаты покинули окоп, так он смотрел на Колина, так не мог поверить, что судьба вновь их свела. Именно тогда, когда он сдался. — Колин… — Да. Вставай, пошли, времени нет. — Колин… — Приди в себя уже! Колин не церемонится, тянет альфу вверх за шкирку, шлепает по лицу совсем не сильно, словно не хочет сделать больно и вытаскивает наружу. Где-то совсем близко позади разрывается снаряд. Им нужно добраться до леса, и тогда у них будет шанс. Еще одна бомба падает и бьет взрывной волной им в спины, сбивая с ног. До деревьев совсем немного, они поднимаются и все же добегают, пробираясь между стволами все дальше, пока хватает дыхания. — Как же я рад, что ты оказался здесь, — Тэрон совершенно забывает о том холоде, который недавно был в их отношениях, и сильно обнимает Колина. Тот не может не обнять в ответ. Эйфория от спасения и воссоединения совсем кружит им голову. — Лучше тебя точно нет ни в одном корпусе! — Да? — пожалуй, Ферт слишком счастлив и неосмотрителен, но он просто обязан припечатать так, как планировал в самом начале. — А ты говорил, что из меня не выйдет офицера. Тэрон застывает в чужих руках и шокировано смотрит в карие глаза напротив. Он не помнит, когда он мог говорить подобное этому альфе. Мог ли? Вспомнить он так и не успевает, позади Ферта падает снаряд и разрывается, поднимая дождь листьев и земли. Взрыв их не достал, только отбросил на пару метров, а вот щепки - да. Тэрон выполз из-под Колина, силясь разглядеть хоть что-нибудь, а когда дым рассеялся, то понял, что это конец.