В доме детства в шкафу не только чьи-то кости

      — Погоди, еще же Ласка, — я повернулся в сторону стоящей рядом собаки и потянулся к ее ошейнику, но не обнаружив его, замялся. Огромные стоячие ушки недоуменно склонились вбок, но заметив в близи мои руки, она замерла, оскалив зубы и заводясь медленно, словно мотор. — Но как же… Мы не можем ее оставить.       — Не тронь ее, Кирс! — послышался надрывный крик из-за спины, а затем меня крепко обняли сзади, прижимая мои ладони к груди. — Не тронь ее… Не надо… — горячий шепот звучал прямо над ухом, пробуждая меня от странного оцепенения. — Возвращайся домой, — в командном тоне обратился он к ней. Домой? Сверкающие в полумраке зубы скрылись, и собака, что секунду назад готова была ринуться на меня, совсем отстранено развернулась и пошла в ведомом лишь ей направлении. Но разве ее дом не там, где и его? И что тогда значит для него эта квартира, где мы провели так много времени? Я совсем запутался. Вжимаясь в его объятья от этого пробирающего до костей дождя, я чувствовал себя, как и прежде, в безопасности, но Алан только сильнее сжал мои кисти. Я не успел даже отметить, что он снова падает, как его подхватили и бережно усадили на заднее сиденье машины. Нужен ли я ему, когда о нем есть кому позаботиться?       — Тебе особое приглашение нужно? — рявкнул на меня мужчина, и я послушно сел рядом с Аланом, совсем не зная, как его даже ободрить, не говоря уже о помощи. Выглядел он скверно, прижимаясь лбом к вмиг запотевшему от его дыхания и жара стеклу.       — А где ее дом? — попытался я разобраться в своих чувствах, но температурный, что злобно сверкнул глазками рядом, пламенно выдал:       — Если бы ты не бежал так из дому, то заметил бы… — машина тронулась, от чего едва придерживающийся Алан с глухим стоном повалился ко мне на колени. — Она найдет путь домой, — сдавленно добавил он, видимо, чтобы успокоить, а сам, тихо извинившись, отвернулся, скрывая свое лицо, но так и не отстранившись от меня.       — Что я заметил бы? — коснувшись запястьем его лба, я все больше начинал переживать за его состояние. — Пожалуйста, говори со мной, Алан. Не оставляй одного, — найдя лбом мою прохладную ладонь, он с облегчением вздохнул, открыв при этом свое напряженное от боли лицо.       — Она живет во дворе нашего дома, глупый, — ласково добавил он. Нашего? На губах, несмотря на то, что я прикусил их до боли, расцвела улыбка. — Это, наверное, впервые, когда я вижу, как ты улыбаешься, — он постарался приподняться, но только лишний раз потревожил голову, ухнув обратно. Прикрыв губы тыльной стороной ладони, он снова отвернулся от меня.       — Тебе хуже? — развернув его за плечо, я увидел, как он судорожно хватал ртом воздух, а полуоткрытые глаза едва поблескивали в темноте салона автомобиля от мимо проносящихся огней. Но он не оставлял попытки приподняться, обеспокоенно озираясь, но от неровности дороги то и дело падал обратно.       — Пожалуйста, лежи смирно, — попытался удержать на месте, но что-то не давало ему покоя, заставляя нервно ворочать головой. Громко клацнув зубами, он с тихим стоном стискивал челюсти от каждой ямки на нашем пути, скорее всего от головной боли.       — Прошу, не беспокойся. Я рядом, — так себе аргумент конечно, но я хотел думать, что мои слова еще имеют цену.       — Постарайся его обездвижить. Вдруг сможет заснуть, — остановившись на светофоре и мельком глянув на нас, сказал незнакомец. Алан, услышав его голос, совсем по дикому зашипел, прижимаясь к моим коленям и до боли стискивая их. — Это уже больше похоже на то, что знаю я. Да, киса? — ухмыльнулся мужчина, отворачиваясь. Он не был похож на окружение Ала, что я видел на фотографии, да и если брать мои представления о нем и Аниту за пример, мужчина явно не из его «компашки». Одет с иголки, манерный, самоуверенный и с такой приторно-садисткой улыбкой, что кожу на лице в момент сводило.       — О чём вы говорите? — начал приглаживать Алана по голове, а затем и вовсе зарылся носом в его мокрые волосы, нежно нашептывая всякие глупости, и он потихоньку ослабил хватку на моем колене.       — Около суток назад он упал возле моей машины. Не помню, чтобы он говорил. Только шипел и царапался как животное.       — Тогда… он был всю ночь с вами? — мой голос едва дрогнул, но он кажется и вовсе не услышал мой тихий вопрос, полностью увлеченный ситуацией на дороге. Ответ мне был и так известен. Он подобрал его и… взял у себя в квартире. Именно то, что я ожидал от Алана в первое время с одной лишь разницей: мне повезло повстречать его, а не этого ублюдка. Челюсти свело от бессильной злобы за то, что я увидел тем утром. Все эти синяки и царапины на его спине, его слезы — дело рук этого мужчины. Но тогда зачем он помогает сейчас? — Это какое-то безумие. Если он не говорил, откуда вы знаете обо мне? — резковато обратился я.       — Твое имя — единственное, что я услышал от него, когда он уходил.       Алан, переплетая мои пальцы со своими, всячески ластился ко мне, слегка нелепо приоткрывая рот. И я забыл обо всем. Вот он, передо мной, такой беззащитный и слабый. На какое-то мгновение его ладонь нашла мою щеку и замерла, едва заметно касаясь.       — Что такое? — продолжал поглаживать его волосы, а мимо проезжающие машины освещали его лицо на долю мгновений, недостаточных, чтобы понять его чувства. И он, так ничего и не сказав, просто прижался теснее ко мне и продолжил хрипеть, изнывая от жара. Временами, когда он оттягивал ворот футболки до характерного треска разрываемой ткани, мне едва удавалось его успокоить. Чем дальше, тем хуже становилось его состояние. — Куда мы едем? Еще долго?       Мужчина промолчал, лишь раздраженно прицыкнув языком и резко выворачивая руль на одно из мест парковки. Открыв нашу дверь и одновременно снимая свое пальто, он бережно прикрыл им уже ничего не соображающего Алана. То и дело рявкая на меня, он привел нас в больницу. Я плохо понимал, что происходит вокруг. Все суетились, бегали и каждый четко знал, что делать, даже этот мужчина принял участие в организации первой помощи, казалось бы, моему психологу, но сейчас я чувствовал себя чужим в этом крохотном мире стерильных палат и белых халатов. Прибившись к стене возле приемной, чтобы не мешать проходить людям, я стоял в растерянности. Что мне делать?       — Молодой человек, с вами все в порядке? Вы весь мокрый! Разденьтесь же! — странный говор заставил обратить внимание на его обладателя и хоть малость сконцентрироваться. Добротный мужчинка с густой бородой и кофе в руках создавал неизгладимое впечатление, и я, под этим строгим взглядом стальных глаз, съехал по стенке и словно провалился. В глазах потемнело, а в ноги множество мелких кинжалов вонзалось под кожу, медленно пульсируя. Я что, теряю сознание?.. Время тянулось нескончаемо долго, пока все эти иглы не прошлись по всему телу от ног до головы, а она не начала кружиться будто кто-то раскручивал меня на чертовых каруселях до тошноты. Прошу, прекратите это… Кто-нибудь… Это ужасное место… Темное, холодное и колючее… Но первое, что в нем появилось спустя долгое время, это звук.       — Вот так, дыши глубже, хлопец. Просто дыши, — опять этот странный старикан. Позже я почувствовал его руку на горящей щеке, и постепенно осязание вернулось ко мне вместе со слабостью. Не хочу открывать глаза. Если увижу, как все кружится, то меня точно вывернет наружу. — Не придуривайся. Ты уже явно в сознании, — и меня слегка похлопали и без того по алевшим щекам. Открыв послушно глаза, мир начал резко падать, но также быстро и остановился, придерживаемый руками этого деда. Хотя не мир, а я сам. — Вот так-то лучше! — и его борода с усами изогнулись в приветливой улыбке, а кустистые белые брови почти прикрыли сощурившиеся глаза. Я еще никогда не видел таких светлых на вид стариков. Может, дело в моем состоянии?       — О нет! — я вскочил, едва успев схватиться за близ стоящий стул. Ноги все еще не желали слушаться. — Алан уже вышел? Сколько времени прошло?       — Покойно-покойно, молодой человек. Прошло от силы минуты две с тех пор, как я вас заметил. Никто из этой двери еще не выходил. Так вы с кем-то здесь?       — Да, с моим очень близким другом. Ему нездоровится, — я позволил себе присесть, так как после схлынувшего адреналина сил совсем не осталось.       — Случаем у вашего друга, Алана, не янтарные глаза? — поинтересовался дед, присаживаясь рядом и протягивая мне свой нетронутый кофе.       — Д-да, а что? Кто вы вообще такой? — за дверью приемной послышался какой-то шум: то ли упала какая-то металлическая плошка, то ли столик. Надеюсь, у них там все хорошо.       — Точно, совсем забыл представиться. Меня звать Модест Александрович, а тот юноша, что сейчас в приемной, кажись мне знаком.       — Вы тот самый психиатр, о котором говорила Анита? — и я уставился на него во все глаза, смотря на него в совсем другом свете.       — О, так она тоже здесь? Совсем давно не видел ее. Ну что, стала психологом? — поинтересовался он с долей иронии в голосе, выдавая всю «надежду» на ее успехи в данной области.       Шум в приемной усилился, а затем дверь распахнулась, и мужчина, что довез нас досюда, вылетел, проехав по полу прямиком до стойки. Его выражение лица не выглядело и на долю злым, скорее каким-то удовлетворенным. Неужели он довел Алана до такого? Но все же, где мозги этого психа? Это же больница! Когда я ворвался в приемную, уже готовый драть чью-то больную задницу, то в нем я не сразу узнал того Алана, которого знаю я — слабого и очень ранимого. Я видел совсем иное. То существо из моих кошмаров, что сложно назвать человеком, то, что описывал этот мужчина, шипящее и царапающее, то, что я так и не понял. Он стоял за перевернутой кушеткой и совсем по-звериному шипел, тяжело выпуская воздух из хрипящих легких. Когда врач попытался приподняться, пятясь к выходу, тот издал звук, напоминающий что-то промежуточное между кошачьим визгом и утробным рычанием, что впивался в мои воспоминания. Я резво подошел к нему, но он начал отступать при виде меня. Мягкой поступью отойдя в самый дальний угол и присев, он старался избегать моего взгляда, и все его шипение с расстоянием между нами сходило на нет. Я знал, что увижу, когда возьму за волосы и задеру его голову, помнил, как это выглядело раньше, но все же я оказался не готов. От того мягкого взгляда не осталось ничего, только тяжелый взгляд из-под хмуро сведенных бровей. Я убрал от него руки словно обожженный и отошел. Больше взгляда от меня он не отводил, только бессильно приоткрывал губы, словно желая что-то сказать, но не зная, как. Одно дело, когда ты хочешь понять было ли это все в его прошлом, но другое дело увидеть, что это еще настоящее. Болезненное и кровоточащее, не дающее ни мне, ни ему покоя. Я прикрыл губы тыльной стороной ладони, боясь, что меня сейчас стошнит, и согнулся. Как это все может быть сейчас? Что вообще с ним происходит?       — Вот мы и снова встретились, — услышал говор того старика прямо перед собой. Модест присел и доверчиво протянул к нему руки, на что тот начал шипеть и скалиться, но вскоре, поводив носом в его сторону и учуяв что-то, прекратил. Дед, положив руку ему на макушку, совсем по-ребячьи трепал его волосы. И казавшийся совсем диким янтароглазый, слабо поскуливая, позволил себе опуститься подбородком на его плечо и оборванно задышать, показывая, как ему тяжело сейчас. — Да ты, я смотрю, совсем плох.       Сзади к дедуле тихо подошел доктор и подал в уже протянутую за спиной психиатра руку шприц. Хищные глаза мельком заметили врача, прежде чем их хозяин попытался снова наброситься на невинного работника, но дед, попридержав его за руку, быстро поставил укол. И Алан, похоже так и не поняв, что случилось, свалился как животное под действием транквилизаторов на бок и больше не двигался.