В доме детства в шкафу не только чьи-то кости

      Соскочив со стола, я уж было дернулся за ним, но нелепо замер перед входом в гостиную. Там ведь балкон, зачем мне туда? Сердце погано забилось в груди, а в горле встал ком. Я еще не забыл, как железные прутья обжигали кожу на морозе, как нас содержали словно животных, а избавлялись и того хуже. Даже если я когда-нибудь и решусь войти, тело мне этого просто не позволит. Этот первобытный страх выше каких бы то ни было убеждений и желаний. Я боюсь и ни за что туда не сунусь.       Попятившись назад, к шкафу, я не остановился, пока не врезался в него, и затем обессилено съехал вниз, приобнимая себя за плечи. Когда здесь стало так невыносимо дышать? Царапая до остервенения сквозь мягкую ткань кожу на плечах, я ощущал его сладкий запах, но не хотел переставать его вдыхать, прижимаясь почти самым носом к рукаву. Почему он постоянно приманивает к себе и отталкивает меня? Он ведь знает, как я боюсь туда идти, так зачем он ушел именно туда? Я смог побороть страх быть обнаженным, смог прижаться к его телу и даже уснуть в его объятьях, смог признаться, что хочу его, как бы мне не было страшно, а в ответ он ушел туда, где я его ни за что не смогу достать. Он просто спрятался, избежал ответственности сказать что-то против, либо же признаться самому себе, что хочет меня. Кажется, я совсем перестал доверять его словам.       Я не желаю больше вестись за тобой, словно мотылек за огоньком, ведь всем прекрасно известно, чем это заканчивается. И начну я с этого мучительно-сладостного запаха. Содрав с себя футболку и бросив ее на пол, я открыл сзади стоящий шкаф. Рядом со стопками лежала небольших размеров коробка. Пускай она и бросалась первой в глаза, но я и так не больно хотел рыться в его вещах, но собственные решения должны подкрепляться действиями, не так ли?       Вслух начал громко, почти нараспев, ругать его на чем ни попадя. Сначала было тяжело, но затем мне даже понравилось, я надеялся, что он услышит и выйдет, пытался приободрить себя таким образом, но шли минуты, ничего не менялось, и мое состояние только превратилось в злобно-тоскливое и застряло в этом промежутке, от чего мои руки, судорожно перебирающие его одежду в поисках подходящей мне, дрожали. Коробочка глухо шмякнулась на пол, а в голове промелькнула мысль: «А ему не все ли равно где я шарюсь?», и открыл. Там лежали перетянутые резинкой различного номинала купюры, при виде которых в груди что-то низко ухнуло, куда-то в район пяток. Всегда открытая дверь, деньги на самом видном месте, да и еще рядом с одеждой… Он сделал все, чтобы у меня не было проблем, когда я захочу уйти. Я ведь постоянно слышал от него, что свободен в своем выборе, что я должен сам решить, как мне жить дальше. Он давал мне достаточно намеков на то, что рано или поздно я должен уйти, но я уперто считал, что нужен ему, что он не надеется на это и будет переживать. Господи, какой же я... придурок. Бросив коробку с ее содержимым на пол, я прихватил лишь куртку и обувь взамен той, что он выбросил, и ушел, не говоря больше ни слова.       Спускаясь по лестничной площадке, я поймал себя на мысли, что мне виделось все иначе. Наивный дурак, что спускается по пустой лестнице в гордом одиночестве, ни разу не вздрогнув. В груди не было никакого жалостливого и давящего чувства, там зияла пустота, даже лучше, чем прежде. Легкий ветерок, ворвавшийся в подъезд, ласково перебирал волосы, приветствуя меня снова на улице. Только сейчас я понял, насколько загнал себя в этой квартире, как тяжело было испытывать каждый раз такую бурю эмоций, заниматься самокопанием днями напролет, когда здесь все было так просто. Сначала я должен решить где поспать, раздобыть немного денег на еду, а затем все по кругу. В промежутках можно слегка перебрать варианты как быть дальше, но сейчас я хочу похоронить в себе эти гребаные воспоминания. Забыть его нежные руки, заботливый взгляд игрушечных глаз, мои кошмары — все, что связано с этим местом. Добровольные отношения, не основанные на подчинении и унижении, слишком сложные и тяжелые для меня. Задернув капюшон почти до носа, я решил выполнить первую мою задачу — удалиться от этого проклятого дома как можно дальше.

***

      — Деньги — после, — мужчина дергано помахал купюрой у меня перед носом и суетливо затолкал обратно в карман, боясь то ли намочить под разразившемся небом, то ли что я их просто стащу, не доведя дело до конца.       Мне было собственно все равно. Это был первый раз, когда я решил заработать таким образом, ведь это то немногое, что я действительно умею делать. Самое главное, не наблевать на него от всей нелепости ситуации, где я, сбежав от возможно единственного человека, что хотел мне помочь и не собирался нагнуть в первом попавшемся переулке, стою на коленях перед совсем неизвестным мне мужчиной именно с такими намерениями. Подумаешь, один, другой мужчина, какая разница? Под навесом стоял оглушительный шум ливня по листу металла, заглушая шум расстегиваемой ширинки и тех, что издавало мое горло, не желая принимать никого другого. Если мысли об этом можно было притупить, то ощущения, такие как вкус и запах, было сложно игнорировать. Только дождь лил все сильнее, стараясь хоть как-то притупить мои чувства сыростью, холодом и грохотом, от чего до меня не сразу донеслось:       — Осторожно! — вскрикнул мужчина, дернув меня за капюшон, от чего я повалился в близлежащую вонючую лужу. Только не это. Пускай куртка и промокла насквозь пока мы искали место более укромное, чем бар, но она еще хранила те остатки его запаха, согревающие меня, весь этот долгий день. Но несмотря на падение, за капюшон, слегка порыкивая, меня продолжали тащить. Увидев грозно ощерившуюся черную псину, что так настойчиво тащила меня прочь, я не мог ничего лучше, чем попросить о помощи, но мельком посмотрев на моего «неудавшегося» клиента, замер.       Алан, скалясь не меньше собаки, пригвоздил мужчину к стене и, тяжело дыша, почти прохрипел:       — Сидеть! — пес послушно отпустил меня и без какого-либо намека на злобу, сел рядом. Меня от его тона начала пробирать дрожь, и лишь слегка приподнявшись в сидячее состояние, я боялся шевельнуться. Что это за охота на меня, черт его дери? По его волосам ручьями бежала вода, легко проходя под облепившее его тело домашнюю футболку…       — Он сам это предложил, я тут ни при чем, — непонятно зачем начал оправдываться перед ним взрослый, внешне даже крупнее его мужик.       — Заткнись! Сейчас ты подберешь все свои причиндалы и быстро свалишь отсюда, тебе все ясно? — он почти рычал, не переставая давить ему частью предплечья на горло.       — Да-да, я понял... — мужчина захрипел, и только тогда Ал, перехватив его за ворот куртки и слегка покачнув, бросил на асфальт. Мужчина начал браниться, вляпавшись в те же помои, что и я, медленно приподнялся и угрожающе скосился на него. Но Алан, промокший до нитки, выскочивший, словно наспех натянув только джинсы да кеды, которого не переставал бить озноб, в какой-то мере даже равнодушно рявкнул:       — Ласка, фас! — собака без промедления «сопроводила» вмиг подскочившего мужчину до ближайшего поворота и неспешной рысью вернулась к ноге хозяина. Какие-то доли минуты он не оборачивался, стоя в таком же напряженном положении, но, когда собака ткнулась мокрым носом в его руку, он резко развернулся и схватил уже меня за капюшон, приподняв, как шелудивого щенка.       — Да какого хрена ты творишь? — начал я нелепо ругаться, но увидев его в плотную, осекся. Теперь я понимаю, что заставило оправдываться того мужика… Брови опущены и сведены, а глаза, суженные в результате этого, приобрели угловатую форму, теряя всю свою нелепость и игрушечность. Зрачки-бусинки потерялись на фоне его дикого-желтого цвета, буйствующего в сумраке. Сейчас это был взгляд самого настоящего хищника. Промокшего и очень разъяренного.       — Какого хрена говоришь? Мне бы тоже было интересно это знать! — подняв меня чуть выше моего роста, он отпустил и продолжал сверлить меня взглядом, возможно впервые за все время не отводя его. Мои ноги едва не подогнулись снова, но он подхватил за грудки, то ли поддерживая, то ли желая встряхнуть меня пару раз для острастки.       — Ты сказал я могу уйти, когда захочу, — «с фактом ведь сложно поспорить», — решил я, отводя при этом виновато взгляд.       — Почему тогда деньги не взял? — в его голосе проскальзывали рычащие нотки, видно, как он хотел сказать намного больше чем давал себе.       — Мне не нужны твои деньги. Я способен их сам заработать, — прикусил губу, но было уже поздно.       — Значит такой ты выбор сделал для себя? Проще быть подзаборной шлюхой, чем разобраться в себе? — это было сродни пощечине, а вскользь пойманный его взгляд резал сердце.       — Только не от тебя это я должен слышать! Те деньги поди тоже заработаны твоим задом, не менее… — я знаю-знаю, что это просто беспочвенные обвинения. Знал бы он, как мне стыдно. За мои слова, за мой поступок и вид, за то, что он увидел, перед тем как броситься на того амбала…       — С продажи квартиры, придурок! — первый раз он попытался обругать меня и даже это у него вышло с такой мягкостью и нежностью, без злобы и ненависти, что я ожидал.       — Ты это хотел мне сказать? Ради этого прибежал почти раздетый? — если бы не дождь, накрывший нас с головой, он бы быстро заметил, что дорожки воды, прокладываемые по моим щекам, слишком горячи для капель дождя. — Даже собаку нашел, — нет, заткнись, прекрати. — Как тебе охота на меня, понравилась?       Он отпустил меня, и мои дрожащие ноги не выдержали, повалив меня на пятую точку.       — Я хотел узнать, что ты решил делать. Но, видимо, ты считаешь, что меня это никак не касается, так что извини, что спугнул того урода, — запустив руку в карман джинс и выудив оттуда смятые в кулаке те самые купюры с резинкой, он бросил их мне в ноги. — Компенсация. Хотя бы пару дней сможешь не «работать», — было слышно, как он клацнул зубами, стискивая их. С трудом отведя от меня взгляд, полного разочарования и бессильной злобы, и механически перебирая ногами, он ушел. Только собака осталась растерянно переводить взгляд с меня на него и обратно. Кажется, она совсем запуталась и истинно не понимала, зачем же искали, если снова бросаем его?       Меня трясло. Вмиг мой мир показался настолько омерзительным и холодным, я и в правду не мог понять, что дернуло меня обменять всю нежность и теплоту, что он дарил мне, на этот холод и гниль улиц. Подобрав непослушными руками уже намокшие деньги, неспешно встал, придерживаясь за стену этого переулка. Собака радостно кружила вокруг меня, подначивая скорее пойти за ним, потеряв весь свой устрашающий вид.       — Значит, Ласка? Покажешь, куда ушел твой нерадивый хозяин? — и я сделал первые шаги в сторону, куда ушел он. Они давались намного тяжелее, чем, когда я уходил. Действительно, это так просто, сбежать от всего, нежели принять все лицом к лицу. Собака терпеливо ждала меня. Откуда она вообще могла взяться? Так мы преодолели почти пол переулка, но Ласка, навострив уши, выскочила вперед меня, прислушиваясь к чему-то. Поводив своими ухо-локаторами, она начала тревожно поскуливать, а затем, сдавленно тявкнув, оставила меня и умчалась прочь. Может быть, с Алом что-то случилось?       Дрожь ушла, и я побежал сломя голову. Дождь вперемешку с ветром хлестал по лицу, но больше меня ничто не должно остановить. Выбежав из-за угла, я быстро нашел взглядом человека в одной лишь футболке, выбивавшегося из общего вида улицы и ее обитателей. Он стоял на коленях, изо всех сил цепляясь за стену дома. Ласка вилась вокруг него и лизала щеки, лишь изредка отбегая, чтобы жалобно и кротко взвыть для привлечения внимания прохожих. Подбежав к нему и встав перед ним на колени, я приобнял его лицо ладонями. Его кожа обжигала мои руки, а дыхание, как я думал, сбившееся от долгого бега, не успокаивалось и сейчас. Прижавшись губами к его лбу, я почувствовал, как от бившего его жара он дрожит. Тяжело подняв на меня взгляд, Ал хотел что-то сказать, но прекратившийся над нами дождь отвлек его и меня.       — Ты? — приятный баритон прозвучал над нами, но вопрос был явно из ряда полного негодования. Я испугался, что это кто-то узнал меня, но его взгляд был устремлен на Алана. — Ты помнишь меня?       Он не отвечал, только напряглись желваки, да сам он угрожающе приподнялся, словно готов был рвать его на части. Ласка, почувствовав настрой своего хозяина, утробно зарычала, но не двигалась с места без команды.       — Значит, помнишь, — отдав мне в руку зонтик, он взял его за подбородок и, приподняв, сделал не двойственное движение в направлении его губ, но Ал одним толчком повалил того на мокрый асфальт, а его рука соскользнула со стены, едва успев вцепится в мое плечо.       — Да я без понятия кто ты такой, но не смей ко мне даже приближаться. Меня от одного твоего вида воротит, — прижавшись к нему вплотную, я помог ему привстать. Не знаю каким образом, но я испытал такое облегчение, ведь пускай и в очень странной ситуации, но он нашел во мне опору.       — Что, мурашки от меня бегут по телу? — лукаво улыбаясь и отряхивая полы своего пальто от влаги, он практически не сводил с Алана взгляд.       — Откуда вы знаете Ала? — подал я голос, слегка сжимая на его боку хватку. — Хотя это и не важно. Он сейчас не в состоянии...       — Тебя никто не просил вмешиваться, — его дикий взгляд был адресован ко мне, но отталкивать меня он явно не торопился. Его все сильнее ввело из стороны в сторону.       — Ты, должно быть, Кирс? — высказал свое предположение незнакомец. Он мог узнать обо мне только от него, значит они все-таки знакомы. Хотя я и незнакомому собирался отсосать всего лишь… Нет, сейчас важнее другое.       — Его, кажется, лихорадит. Вы можете помочь? — меня больше волнует его состояние, чем все это дерьмо.       Мужчина, сначала не поверив, решил самостоятельно провернуть те же процедуры для выяснения температуры, что и я ранее, и когда его губы коснулись лба, он разительно переменился. Подхватив Алана под другую руку, он решительно повел его в сторону близ стоящего автомобиля. Алан безвольно повис на его шее, а рука соскользнула с моего плеча.       — Что стоишь? Его срочно нужно приводить в чувство, — обозленный и вмиг ставший серьезным голос мужчины не дал мне размякнуть под проливным дождем, возвращая меня в реальность.