Я стану тебе крылом

Очередная течка как всегда уложила принца Наргаля в постель. Никакие травы, никакие притирания не помогали ему в должной мере. Его лихорадило, бросало то в жар, то в холод, нещадно болела голова, стоило только оторвать ее от подушки. — Тебе может помочь разве что только регулярная половая жизнь, — вздыхал его деверь, Мансер, светило гинекологии, сидя у постели больного и поглаживая того по холодной руке. — Где же мне ее взять-то, эту твою половую жизнь, — ворчливо вздыхал принц, пытаясь улыбнуться. — Небеса! Какое счастье, что это происходит раз в полгода! Если бы мне пришлось терпеть такое каждый месяц, я бы не выдержал! Выглядел Наргаль просто ужасно: лицо без единой кровинки, волосы прилипли ко лбу, губа закушена. Мансер наклонился к самому уху принца: — Ты это… если решишь… ну, до брака. Ты мне скажи, я тебя прикрою, придумаю что-нибудь. Наргаль улыбнулся и схватился за голову: — Небеса! Заткните его, кто-нибудь! — Кого? — не понял Мансер, озираясь. А затем, прислушавшись, понимающе кивнул и подошел к балконной двери. Окна покоев принца выходили в изящный внутренний дворик, одно из маленьких уютных местечек, которыми изобиловал королевский дворец. В центре дворика находился фонтан в виде большой каменной чаши, в центре которой находились камни, меж которыми струйками стекала вода. От фонтана разбегались несколько тщательно выложенных плоским песчаником дорожек, вдоль которых цвели розовые кусты. Несколько больших деревьев, под котором стояли витые скамейки и столики, давали достаточно тени и прохлады в летний зной. И вот на одной из скамеек сидел человек и пел. Быть может, его голос и манера игры на гитаре и не были лишены изящества, но сейчас музыка ввинчивалась в уши принца, создавая внутри головы неприятные колебания. — Манс, вылей на него содержимое моего ночного горшка, — пробормотал принц, прикрывая уши. — О, о, о! Мой прекрасный принц, Твое сердце твердо Как алмаз! — выводил певец. — Такое предложение не вяжется с твоим образом прекрасного принца, — заметил Мансер, оборачиваясь к Наргалю. — Мне все равно. Я сейчас сойду с ума! Или от боли, или от этого заунывного пения! Это был не первый в жизни принца Наргаля певец под окнами. Просто он выбрал неудачное время. Принц Наргаль прекрасно подходил для куртуазной любви: высокое происхождение, красота, ум и полное отсутствие матримониальных планов. Десятки молодых поэтов, художников и рыцарей оттачивали свое мастерство любезного обхождения при его помощи. Но вряд ли кто-нибудь всерьез думал о том, чтобы скрепить себя с ним узами брака. И это принца вполне устраивало. Мертвые ноги Наргаля становились преградой более крепкой, чем отвесные стены дворца и охрана. И его это более чем устраивало. Однако теперь, после заключения помолвки с государем Волмении — Райнаром Четвертым, многие, должно быть, впервые взглянули на принца как на молодого омегу, а не как на прекрасное произведение искусства, на которое и дышать-то страшно, не то, что прикасаться. Мансер вышел из комнаты, и через некоторое время Наргаль услышал, как печально звякнула струна, и что-то протестующие выкрикнул самозваный певец. Что-же, еще одна история в копилку семейных шуток… Вот приедет Райнар… Наргаль отчаянно боялся влюбится и, кажется, почти влюбился, если это можно сделать, читая письма. Наргаль со страхом и надеждой ждал встречи с женихом, по обычаю жених—альфа должен был лично явиться за омегой в отчий дом. Но что если Наргалю только привиделось это единение душ? Что если они всю жизнь будут друг другу чужими? Что если Наргаль затеял все это зря? Прожить всю жизнь среди чужих людей, в чужой стране… Сможет ли он, совершенно беспомощный? Даже если он и избежит загадочной опасности, что подстерегает его, не покажется ли ему такая жизнь страшнее смерти? Здесь, дома, Наргаль окружен семьей, людьми, которые искренне любят его и принимают таким, какой он есть, со всеми недостатками… А там? Не то, чтобы Наргаль боялся шепотков за спиной или даже насмешек в открытую: он умел ставить наглецов на место. Но Наргалю хотелось верить в то, что даже такое несуразное создание, как искалеченный красавец, достойно любви или хотя бы тепла и уважения… Существовал еще один вариант, которого Наргаль опасался гораздо меньше. Духовный брак. Уютные вечера перед камином зимой, и в саду летом, долгие разговоры, совместная работа на благо страны, совместное воспитание детей… а ночью супруг уйдет к любовнику, здоровому любовнику, с которым не нужно соблюдать множественных ограничений, который способен дарить и познавать наслаждение… Говорят, у Райнара есть постоянный фаворит, с которым они вместе уже больше четырех лет. Если бы Наргаль смог, он бы вскочил и принялся ходить по комнате, как тигр по запертой клетке. Но он не мог этого сделать, и поэтому оставалось только вздыхать, ворочаться и бессильно сжимать и разжимать кулаки… А затем он перечитывал письма своего нареченного — на данный момент их было шесть, каждое шло две недели — и… успокаивался. Король Райнар должен был прибыть за неделю до дня Зимнего солнцестояния. Еще почти восемь недель впереди. Еще четыре письма… ~°~°~°~ — Что скажешь? — вздохнул король, обращаясь к Нривилу. — Об этом короле, Нривил? Нривил вздохнул. — Все уже решено и обговорено, мой король. Все уже давно обговорено, да и посмотрите на принца: он если не счастлив и влюблен, то, по крайней мере, взволнован и весь уже извелся в ожидании. — Тяжело мне, друг мой! — король откинулся на спинку кресла и взболтал коньяк в бокале. — Что если этот Райнар не пара для моего Наргаля? Красивый молодой альфа, к тому же король… Наверняка омеги и беты так и вьются вокруг него. Сможет ли он дать Наргалю то, чего он заслуживает? Нривилу нечего было ответить. Советник никогда не был женат и детей у него не было, но он любил детей короля как своих, как только можно любить кровь от крови и плоть от плоти своего возлюбленного, с которым вместе не бывать никогда. Он знал то, чего не знал король: над Наргалем нависла смертная тень и лучше будет, если он погибнет вдали от своей родины, не задев при этом семью Линтарийского монарха. Так думал Нривил-политик, а Нривил-человек ненавидел себя, проклинал свою беспомощность и жестокость. Король меж тем подскочил и широкими шагами заходил по кабинету. — Я как представлю, — воскликнул он, размахивая руками, — вот приедет этот королек, заберет его с собой! Навсегда, понимаешь, Нривил? Мой Наргаль больше не будет линтарийцем, он будет валмонцем! Он будет дышать другим воздухом, думать о других людях, решать другие проблемы. Он больше не будет только моим, он будет принадлежать Райнару. Дай, Бездна, чтобы я его не задушил! Но если мне только покажется, что он способен обидеть моего Наргаля… никакая перспектива войны меня не остановит! — Не вы ли мечтали о его замужестве? Король прекратил ходить из угла в угол и смущенно улыбнулся. — Я всегда хотел, чтобы у него была семья. Своя семья, понимаешь? Братья, племянники, это прекрасно, но это не то. А когда я умру — кто о нем позаботится? Нривил хотел что-то сказать, но король его перебил. — Разумеется, я не думаю, что Дариан, тройняшки или Чейерин способны оставить Наргаля без помощи или как-то еще пренебречь им. У меня на редкость дружные дети… Не по-королевски дружные. О, должно быть меня сможет понять только отец или родитель ребенка, неспособного в полной мере отвечать за себя… — Я понимаю вас, мой король. Я испытываю те же чувства. — Только еще более мучительные, — добавил про себя Нривил, ибо король боялся бед воображаемых, а Нривил боялся и ждал беды совершено реальной. — Нда, — король издал нервный смешок, — ты ведь почти заменил моим детям родителя. Нривил, услышав это, опустил глаза. Неловкую паузу прервал стук в дверь и быстрое бормотание секретаря Нривила: — Ваше Величество, господин Нривил! Срочное донесение с границы: послы князя дома Серебряного песка официально требуют дозволения пересечь нашу границу. Король и Нривил переглянулись. — Этим-то что понадобилось? — выразил общую мысль король. Двадцать лет назад отец Наргаля-старшего даже не соизволил ответить на письмо Линтарийского монарха, или хотя бы прислать своего представителя на похороны. После этого дипломатическая почта меж королевством и княжеством была сведена к минимуму — холодные обоюдные поздравления с важнейшими праздниками пару раз в год. °~°~°~ Посольство прибыло через три недели, поразило жителей столицы невероятной восточной экзотикой. Тонконогие вороные кони танцевали под всадниками, закутанными в свободные одежды, высокие, горбатые животные гордо несли поклажу. Линтарийский двор как раз успел занять площадку перед дворцом, и аристократы заняли положенные места, когда появилась процессия. Всадник, возглавлявший кавалькаду, легко спрыгнул с коня. Это был высокий, широкоплечий, стройный молодой альфа. Когда он приблизился к королевской семье, стоящей на небольшом возвышении и поклонился королю, Наргаль заметил, что у него глаза невероятно-синего цвета. Наргаль протянул руку альфе, оказавшемуся его двоюродным братом, для поцелуя, но тот повел себя довольно странно: вначале испуганно отшатнулся, а затем удивленно взглянул на невысокого, полноватого старика, стоящего рядом с ним. — У варваров принято целовать руку омегам, стоящим выше или на одной ступени с альфой. Я ведь говорил вам, — прошептал старик на варси-языке, которым пользовались в нескольких восточных княжествах, в том числе и в Серебряных песках. Но Наргаль уже убрал руку и вежливо ответил гостям на неплохом варси: — Мое сердце радуется от встречи с вами, о мой сиятельный брат! Забудем это недоразумение, ведь традиции наших стран так же разны и равноценны, как серебро и драгоценное вино. Они могут прекрасно дополнять друг друга, как вино и серебряный кубок, но их не перемешаешь и не поменяешь местами! Наследник князя одарил своего дальнего родственника взглядом, говорящим: «Оно еще и разговаривает», и не ответив ни слова, отошел к Дариану, видимо, посчитав его более подходящей компанией, так же проигнорировав и остальных омег из королевской семьи. Старик, шедший за ним, заискивающе улыбнулся Наргалю и потянулся было поцеловать руку, но Наргаль руки не подал. — Вы прекрасно говорите на варси, Ваше Высочество, — заметил он по-Линтарийски. — Кто был Вашим учителем? — Мой родитель, господин… — Наргаль выразительно посмотрел старика, как бы спрашивая его имя. — Джалла, — ответил от, кланяясь. — Господин Джалла. А затем — книги. Церемония представления закончилась, и к Наргалю подошел Дариан. Взявшись за ручки кресла и сделав вид, что поправляет накидку на плечах Наргаля, он заметил: — Неотесанный дурак. Он не обидел тебя, Нарль? Все-таки, налет цивилизации не всегда благо — был бы я таким же неотесанным, дал бы ему в нос! А тут раскланивайся, да улыбайся. — Обидеть может равный, и только если я сам ему разрешу, — немного рассеяно ответил Наргаль. — А будь ты таким же неотесанным дураком из какого-нибудь восточного княжества, ты был бы на его стороне. Пойдем домой, Дар. Я что-то замерз.