Я стану тебе крылом

Его величество снова и снова разглядывал портреты, один за другим. Откладывал, вздыхал, вновь брал в руки. От одного красавца омеги просто несло надменностью и самоуверенностью. Вот уж точно, мечтает видеть своего мужа под каблуком и держать его королевство в ежовых рукавицах. Хотя красив, зараза, красив! Такого бы встретить во время течки где-нибудь на зеленом лужку… Этот явный сладкоежка: просторные одежды скрывают животик, да и до второго подбородка на так уж далеко. Но волосы! Чудеснейшие волосы! Липовый мед, зарыться бы в них и вдыхать запах… Вот, а этот высокий, худой, а в глазах так и читается: женитесь, женитесь на мне хоть кто-нибудь. Ну его, такого неуверенного в себе. Не красавец, конечно, но и не урод. Немного макияжа, другой стиль одеяний, и найдется и для него счастье. Его величество устало вздохнул, растрепал короткие волосы и, откинувшись на спинку кресла, отбарабанил пальцами по столешнице отрывок из военного марша. Советник, скромно сидевший в кресле с боку от стола вопросительно приподнял брови. — И больше никого нет, Ларт? Вот совсем никого?! Советник только устало вздохнул. Разменяв четвертый десяток, король внезапно вознамерился жениться и пытался найти среди приличествующих его положению партий, того, кто будет ему хотя бы приятен. К вопросу он подходил с особым старанием, хотя фаворита пока не отставил. — На самом деле есть еще один кандидат, о мой король. Советник достал из кофра, стоявшего рядом с ним, еще один небольшой портрет, тщательно завернутый в полотно и подал его королю. Изображенный на портрете омега с легкой улыбкой заглядывал прямо в душу королю. Это изображение отличалось от других. Никаких нарочитых поз, выгодно подчеркивающих достоинства и скрывающих недостатки. Омега сидел за столом, опершись руками о столешницу и сцепив руки в замок. Поздний вечер, а может быть даже ночь, и свет от зажженных свечей в бронзовом канделябре играет на золотистых волосах. Кожа чистая, естественного цвета, не слишком бледная и не излишне загорелая. Брови вразлет, как и длинные ресницы, что были чуть темнее волос. Глаза большие, миндалевидного разреза. При свете свечей кажутся почти золотыми, а так, должно быть, светло-карие. Губы не слишком полные, красивой формы. Нос аккуратный, небольшой и не маленький. Высокие скулы, чуть удлиненный овал лица. И никакой косметики или ее так мало, что совсем не видно. За спиной у принца окно, заливающее лунным светом дворцовый пейзаж, и арфа, стоящая позади и кажущаяся крылом, растущим из спины омеги. — Не удивлюсь, если окажется, что художник в него влюблен. И такого красавца вы от меня прятали, Ларт? — Принц Наргаль Линтарский прячется от всех, Ваше величество, — качнул головой советник. — И у него есть на это причины… — И какие же? — Он калека, Ваше величество. — Калека? Что с ним? — В восемь лет на него и его родителя было совершено покушение. Король Наргаль спас свое дитя, прикрыв его собой от взрыва. Но у принца отнялись ноги. — А детородная функция? Сохранена? Он сможет выносить и родить здорового ребенка? Советник кивнул и принялся собирать маленькие портретики, размером с две большие ладони, на которых были изображены принцы всех королевств и княжеств, как входящих в Международный совет, так и одиночек. — Иначе он не мог бы рассылать свои портреты возможным женихам. Откровенно говоря, он просил как можно дольше не показывать свой портрет кандидатам. — Должно быть, не хочет стать обузой супругу. — В его положении неудивительно этого опасаться, мой король. — Ты прав, Ларт. Ты, кажется, знаком с ним? — Да, виделся три года назад. — Да-да, — кивнул король. — Я ведь отправлял тебя в с посольством в Линтарию. И каково твое личное впечатление, Ларт? Художник сильно польстил принцу? — Польстил? — советник махнул рукой. — Если принц не подурнел за три года, то этот портрет его бледная копия. — Так хорош? — Неофициально его называют самым красивым омегой континента. Любой уважающий себя художник мечтает написать его портрет… Вы ведь читали новую поэму Эльфиса? Говорят он написал «Бескрылого» после разговора с принцем Наргалем. — А что насчет ума? Соответствует ли начинка обертке? — О, еще как! Диплом экономиста и юриста, но практикой, насколько мне известно, не занимался. — Много ли стоит диплом омеги, — фыркнул король, вспоминая своего фаворита. Тот если и умел читать, то только по слогам и, кажется, ему и так было хорошо. — Зря вы так, мой король, — с укором заметил советник. — Я давно говорил, что образование должно быть доступно для представителя любого из трех полов. Надо брать пример с все той же Линтарии. По статистике, у них на тридцать процентов больше выпускников с медицинских факультетов именно благодаря тому, что они дают высшее образование омегам. Врачебная помощь доступна практически всем слоям населения и поэтому Линтария свободна от эпидемий. Вам напомнить, сколько стоит помощь лекаря у нас? Так же и в любой другой сфере. — Вы меня просто-таки ставите камнем преткновения на пути прогресса, Ларт, — усмехнулся король, снова вороша короткие волосы. — Ну что вы, Ваше величество, — успокаивающе ответил советник. — Уж я-то прекрасно понимаю, что волей одного человека, пусть даже и короля, ничего не решишь. — На Небеса хворостиной не загонишь, — мрачно кивнул король. Уголки его губ опустились, когда мысли ушли далеко. Советник тактично кашлянул, и король вернулся назад. — Уже поздно, — заметил король. — Доброй ночи, Ларт. — Доброй ночи, Ваше величество, — ответил Ларт и протянул руку за портретом. — Нет, нет, Ларт. Портрет оставьте. Когда за советником закрылась дверь, король провел пальцем по щеке нарисованного принца и шепнул, глядя на арфу, струны которой мерцали в лунном свете: — Я стану тебе крылом, о Наргаль! Ты — тот, кого я искал, в тебе есть сила, есть стержень, быть может, ты сможешь помочь мне всколыхнуть мое родное болото. А ноги… а что ноги? Я достаточно крепко стою на своих, чтобы удержать и тебя. ~◇~◇~◇~ Охрана в коридорах вставала по стойке смирно, когда мимо проходил король. Он терпеть не мог, когда его подчиненные выполняли работу спустя рукава. Но сегодня даже Смилим, от которого разило запахам табака, а спешно потушенная трубка торчала из кармана, не удостоился выговора. Король шел по коридору, казалось, даже не глядя под ноги, а на губах его играла загадочная полуулыбка. — Влюбился что ль? — пробормотал Смилим, осторожно повернув голову и глядя вслед. В спальне короля остро пахло возбужденным омегой. Сам омега лежал поперек кровати, и его белая кожа сияла на фоне шелковых простыней. Алели два ярких пятна: губы, крупные, сочные и алая роза в паху. Больше на омеге ничего не было. — Ра-а-айни, — капризно протянул он, протягивая к королю руки. — Я тебя заждался… замерз весь. Король удивленно посмотрел на омегу. — Пиррим? Что ты здесь делаешь? — Как что? — пришла очередь и омеге удивиться. Он соблазнительно приподнялся на локте. — Ты ведь сам позвал меня! Сегодня за обедом. Король взял плед с кресла, стоявшего рядом с не зажженным по летнему времени камином, и набросил его на Пиррима. — Ты знаешь, Пиррим, давай встретимся завтра. Я что-то устал. Король принялся раздеваться, повернувшись к фавориту спиной, потому не видел странное выражение, промелькнувшее на его лице: раздражение, испуг и радость сменили друг друга почти мгновенно. — Ой, а это что? Это мне? — воскликнул Пиррим, увидев портрет, аккуратно положенный королем на прикроватный столик. — Какой милашка! Король только усмехнулся. — Ой, — восхитился Пиррим, рассмотрев портрет получше. — Это же Саррин! Король застыл в полурасстегнутых штанах. — Не болтай глупостей. Какой еще Саррин? — Ну помнишь, ты водил меня в оперу… певец из Линтарии. Ой, это не Саррин! Это тот, под кого Саррин красился! Ну конечно! Линтарийский принц, да? — Да. — Ой, я так и подумал. — Пиррим, ты уходишь, помнишь? Одевайся, простудишь все. — А зачем тебе его портрет, да еще в спальне? Ой, ты хочешь жениться на нем? Не стоит. Он же калека! — Пиррим! Да прекрати ты! Выметайся! Глаза Пиррима наполнились слезами. — Ты прогоняешь меня? Да? Я больше не нужен тебе, да? — Нужен-нужен, — проворчал король, накинув халат поверх рубашки и свободных штанов. — Сходи в малую библиотеку и возьми мне сборник стихов Эльфиса Линтарийского. Пиррим быстро оделся и вышел. До библиотеки было довольно далеко, поэтому у короля было время сделать то, что он всегда делал только в одиночестве: записать пришедшие на ум стихи по пути из кабинета. Разумеется, утром он торжественно сожжет свои вирши в пламени камина или свечи. Но сейчас, под покровом тьмы, пока никто не видит, можно дать выход чувствам. Король достал из бюро чистый лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. Я думаю о Вас. О Ваших пальцах длинных, Легко касающихся струн. Я думаю о Вас. О том, что скрыто Хрустальной маской Вашего лица. Я думаю о Вас. О свете лун, что гаснут И сияют лишь в Вашу честь. Я думаю о нашей Встрече. Глаза в глаза. И о словах, которые мы скажем. Я думаю о Вас. И днем. И ночью. Я думаю о Вас. Когда скрипнула дверь в покои, король отскочил от бюро с такой скоростью, что едва не опрокинул стол. Но Пиррим, казалось, этого не заметил. Фаворит подал королю книгу и, ни слова не сказав, вышел. — Обиделся. Ладно, подарю побрякушку подороже, — вздохнул король, открывая книгу. Стихи были прекрасны. Как драгоценные камни в великолепной оправе, король знал, что никогда такого не напишет. Но… было одно но: драгоценных камней было слишком много, от них рябило в глазах. Немного безыскусности им бы не помешало. К тому же, в конце концов, в каждой поэме или трагедии кто-нибудь умирал. Альфа или омега, иногда оба. Кровь текла рекой, как и длинные предсмертные речи… В этом смысле по сюжету «Бескрылый» отличался от остального, к тому же был снабжен сноской, в которой говорилось, что сюжет навеян легендой, которую господин Эльфис услышал во время путешествия на Восток. В некой далекой-далекой стране сражались над городом два безусловно мифических существа: Небесный Всадник и Всадник Бездны. Бестелесные, израненные, они упали на землю и попали в тела детей. Один — в тело новорожденного омеги, другой в тело новорожденного альфы. Кто и в чье тело попал, в поэме не уточнялось Оба забыли о своем происхождении, осталась только непримиримая ненависть друг к другу. Альфа долго и изощренно преследовал омегу, и в конце концов довел омегу до самоубийства. Тот сбросился со скалы, но в последний момент у него выросли крылья, и он вознесся вверх над альфой-Всадником бездны. В сноске уточнялось, что в легенде дело обстоит наоборот: Небесным Всадником был как раз альфа, и он был в своем праве, пытаясь уничтожить врага, ибо тот в свою очередь пытался уничтожить мир. Так же существует легенда, что Всадники не смогли уйти из мира людей, и время от времени им приходится воплощаться в человеческие тела. В древние времена было принято убивать слишком красивых омег, из опасения, что в нем возродится Всадник бездны. Теперь этот предрассудок в прошлом. Король так и задремал, с книгой в руках, и не слышал, как в комнату бесшумно вошел Пиррим. Он, крадучись, подошел к бюро и осторожно потянул на себя лист бумаги, на котором были написаны строки, пришедшие королю в голову сегодня. Прочел их несколько раз, едва заметно шевеля губами, удостоверился, что запомнил все правильно, и аккуратно положив лист точно так, как он лежал, бесшумно исчез из комнаты. Всюду, всюду был серебристый песок. Он забивался в рот, в нос, попадал за шиворот и противно скрипел в сапогах. Нельзя было даже определить, где солнце. Но наконец буря утихла, и король обнаружил себя стоящим на краю обрыва. Под скалой мерно бились о берег волны пронзительно кричали чайки. Король услышал скрип песка и обернулся. К нему шел, поддерживая подол коричневого бурнуса… принц Наргаль. Его руки были украшены рисунком из хны, звенели браслеты и серьги. Наргаль прошел мимо короля, не повернув к нему головы, лишь улыбнулся краешком губ. А затем встал на краю, и, прежде чем король понял, что происходит, принц раскрыл руки и рухнул вниз в высоты. Король бросился к краю обрыва и протянул руки, но схватил только воздух. В морской пене у подножия скалы лежал Наргаль в неестественной позе, так, что сразу стало понятно — он мертв… — Нет, — прошептал король, едва шевеля губами. — Нет! Нет, нет, нет! Морская пена на краткую секунду создала иллюзию крыльев, таких же изломанных, как и все тело. — Не может быть… Это должен быть сон! — прошептал король. И проснулся.