Совершенное оружие

Наутро Харнул лично притащил Аэренору корзину с едой. Вкусно запахло мясом, и пленник сглотнул слюну — в рудниках их всех кормили какой-то омерзительной похлебкой, склизкой и противной. Кроме мяса в корзине нашелся хлеб и чистая вода. - Чье это мясо? - на всякий случай уточнил эльф. - Не бойся, не эльфийское, - рыкнул Харнул. - Еще эльфийское на тебя тратить. Аэренор несколько успокоился и жадно набросился на еду. Дома он ни за что бы не позволил себе рвать мясо зубами и утираться полами одежд, но сейчас удержаться просто не было сил. Воду он на всякий случай старался беречь — неизвестно, когда мучителям вздумается накормить его в следующий раз. Однако долго ждать не пришлось. На лестнице зазвучали шаги, и эльф сразу понял, что это не орки. Орки передвигались быстро и шлепали на ходу; сейчас же звук был звонкий, четкий и величественный. - Саурон? - задал глупый вопрос эльф, когда тот приблизился к решетке. - А что, не узнал? - брови темного майа насмешливо взметнулись. - Да, я — Саурон, Гортхаур Жестокий и Повелитель Тьмы. - Повелитель Тьмы вроде бы не ты... - Мелькор - Темный Властелин, - разъяснил майа. - Ты не видишь разницы? - Нет. - Эльфы безнадежны, - со вздохом произнес Саурон и отпер дверь. – Выходи. Посмотрим, сгодишься ли ты хоть на что-то... Аэренор нехотя поднялся и отправился вслед за майа, на ходу осматриваясь. То и дело в коридорах мелькали орки, которые почтительно склонялись перед Темным Властелином... или Повелителем Тьмы. Как правильно, Аэренор не запомнил. На этот раз Саурон провел его мимо личных покоев и привел в совершенно другую комнату. Собственно, Аэренор сразу понял, куда, когда оглядел металлические конструкции, опасного вида инструменты и цепи, свисающие из темноты высокого потолка. - Нравится? - спросил Саурон. Акустика в этом зале была отличная. Аэренор промолчал. Цепь на ногах стала казаться ему чем-то мелким, незначительным и не стоящим даже упоминания. - Сюда, - указал ему Саурон на круг света под светильником. Аэренор медленно проследовал в указанное место и замер, опустив голову. От прикосновения мягких пальцев к скуле он дернулся, как от удара. - Ты боишься? - Н-нет... - Лжешь, - холодно произнес Саурон и взмахнул рукой. Что было в этой руке, Аэренор не разобрал, но что-то свистнуло в воздухе, и ноги обожгло болью. Эльф не удержался и упал на колени, упираясь ладонями в каменный пол. - Так лучше, - заметил Саурон. На запястья лег тяжелый холодный металл, и замки кандалов защелкнулись с громким лязгом. Саурон сделал небрежный жест рукой, отчего цепи под потолком словно ожили, натягиваясь и заставляя поднять руки над головой. Аэренор ждал, что цепи натянутся до предела, но нет, тело не разрывало и мышцы не выламывало. Саурон одним движением сорвал с эльфа вчерашнюю ткань и медленно обошел пленника, оглядывая его со всех сторон. Аэренор опустил голову, так что распущенные с ночи волосы упали ему на лицо. Саурон отвел несколько прядей в сторону и улыбнулся. Аэренор поднял голову, стараясь, чтобы во взгляде не осталось страха — только гордость и вызов. - Чем вы оба с твоей сестрой мне нравитесь — так это смелостью, - одобрительно произнес Гортхаур. - Посмотрим, однако, долго ли выдержит твоя смелость. С этими словами Саурон взялся за что-то металлическое продолговатой формы. - Что это? - рискнул спросить эльф. - Этим дробят кости пальцев, - рассеянно отозвался Саурон и, вдоволь наглядевшись на распахнутые глаза и закушенную губу пленника, добавил. - Но я не собираюсь использовать это по прямому назначению. Кстати, как тебе работа твоих сородичей? Аэренор внимательно оглядел инструмент, похожий на пестик с эльфийских кухонь. Сразу видно, что это работа не орков. Со свойственной эльфам тягой к прекрасному даже этот кошмарный предмет был создан изящно и украшен едва заметными узорами, отчего, пожалуй, он выглядел еще ужаснее. - К чему мне готовиться? - глухо спросил Аэренор. - Если ты будешь знать, будет неинтересно, - протянул Саурон. - Ну, не так интересно. Эльф промолчал. Было странно ощущать себя как будто полноправным участником этого разговора и обсуждать с мучителем методы и способы истязаний. Саурон обошел его сзади, и Аэренор невольно сжал пальцы в кулаки. Оказывается, ожидание могло мучить сильнее боли. Уже даже хотелось попросить, чтобы не тянул так... Неожиданно Аэренор почувствовал, что его так же, как вчера, растягивают пальцы. Так значит, Саурон собирается его взять? Или все-таки пытать? Пока эльф искал ответ на этот животрепещущий вопрос, Саурон действиями положил размышлениям конец — к нежной коже отверстия прижался холодный металл, мгновенно нагреваясь и заполняя. Ребристый узор на ручке прошелся по чувствительной точке внутри, и Аэренор с ужасом осознал, что подается навстречу. - Так лучше, - раздался голос, и мучитель вернулся. Приподнял лицо за подбородок и недоуменно спросил. - А почему в твоих глазах слезы? Тебе больно? - Нет… - Это пока, - покровительственно заметил Саурон. Стало немного полегче. Пусть лучше будет больно, чем так, как сейчас. В воздух взметнулся давешний кнут. То, что это именно кнут, эльф успел отлично рассмотреть, пока Саурон любовался моментом. По груди полоснули тонкие полосы кожи. Аэренор заранее сжал зубы, чтобы не закричать, но оказалось, что терпеть не так уж трудно — когда его ранило в плечо стрелой из орочьего лука, было куда хуже. Кнут не рассекал кожу, только оставлял длинные алые рубцы, немного сочащиеся кровью. Зато ударам не было конца. Аэренор переступил затекшими коленями, но от этого движения давление внутри стало сильнее, и давешняя реакция не замедлила проявиться снова. Саурон остановился сразу, как только заметил это. - Есть вообще что-то, что тебе не нравится, эльф? - насмешливо спросил он. Аэренор прерывисто вздохнул. А что тут скажешь? Он поднял полный ярости взгляд и увидел, как Гортхаур распахивает свое длинное одеяние. После того, что случилось вчера, Аэренор долго думал о том, что ему известно о супружеской жизни, и никак не мог отделаться от этих мыслей. В походах женатые сородичи порой делились подробностями, но делали это столь замысловато и туманно, что никаких четких ориентиров это не давало. Сейчас же Аэренор, кажется, догадался, что с ним собирается сделать Саурон, и инстинктивно попытался отодвинуться. Мало того, что цепи не позволили ему этого сделать, так еще и тело отзывалось на металл внутри. Саурон наблюдал за всеми этими терзаниями с явным удовольствием, но не пытался приблизиться, чтобы заставить ласкать себя. Он занимался этим сам, одобрительно комментируя каждый взгляд пленника. Наконец, майа запрокинул голову и сделал шаг вперед. Аэренор забился в цепях, пытаясь увернуться, но те держали его слишком крепко. Он не мог даже вытереться, а Саурон с довольным видом произнес: - Продолжим? - Не надо, - выдохнул Аэренор. Разумеется, он не надеялся, что Саурон прислушается к нему, однако цепи вдруг перестали тянуть. Эльф пошевелился и с изумлением отметил, что руки его свободны. Он невольно размял запястья, вытерся и поднял голову: - Что теперь? - А что теперь? - удивленно отозвался Саурон, перебиравший неприятного вида инструменты. - Ты попросил отпустить тебя? Я отпускаю. Прикажу оркам запереть тебя в твоей же вчерашней камере. - Но... - голос Аэренора прервался. Эльф неловко поднялся на ноги, однако под внимательным взглядом избавиться от постороннего предмета не спешил. - Но как же... - Все-таки хочешь продолжить? - невозмутимо произнес Гортхаур. - Нет, не стоит... - Аэренор едва удержался, чтобы не поблагодарить — правда, за что, он и сам не понимал — и набросил на себя ткань. - Я могу идти? Саурон щелкнул пальцами, и вскоре в дверях появился Харнул, который деловито и удивленно осмотрел вполне целого пленника и утвердительно спросил: - Отвести обратно? - Да, - небрежно бросил майа. - Отведи его назад и не забудь покормить. Аэренор, словно во сне, проследовал к двери. На самом пороге он обернулся, но Саурон не смотрел на него, а на плечо легла тяжелая рука орка: - Идем. Ты слышал, что сказал хозяин. Аэренор послушался, едва удержавшись от соблазна еще раз оглянуться. В камере его сразу оставили одного, и эльф наконец-то смог заняться собой. Небольшие ранки на груди уже не кровоточили. Аэренор инстинктивно лег на спину, чтобы избавиться от пыточного орудия, и потянул за металлическую ручку. Внутри мгновенно сладко заныло. Эльф не удержался, быстро метнул взгляд за решетку и коснулся собственной плоти, как, смущаясь, делал иногда после особо бурных возлияний. Тело благодарно отозвалось на ласку, и много времени не потребовалось. Аэренор мучительно выгнулся на груде тряпок, судорожно зажимаясь и стараясь сдерживать рвущийся из груди стон. Едва осознав, что только что сделал, он ощутил мучительный стыд. Он поспешно освободился от ставшего неприятным давления и успел запахнуть ткань перед тем, как в камеру заглянул встревоженный начальник стражи: - Эй, эльф! Ты живой? - Да, - едва управляя собственным голосом, произнес Аэренор. - А чего орешь тогда? - Твой хозяин... - А, это бывает, - Харнул несколько успокоился. - Помирать не собираешься? - Нет. - Ладно, - буркнул орк. - Но если станет худо — говори. Хозяин велел сохранить тебе жизнь. - Я ждал тебя, - сказал Мелькор. - Саурон сказал мне, что ты живешь здесь уже год. Это так? - Да, - Аэрендель замерла в дверях. - И значит, уже год постоянно наблюдаешь обитающих здесь орков. Вот скажи — что я сделал не так? Еще в прошлый раз неприятная особенность Моргота как будто бы советоваться с ней повергала Аэрендель в полнейшую растерянность. - Если вы ставили себе цель создать порождения Зла — вы ее достигли. - Вовсе нет, - раздраженно произнес Мелькор, оборачиваясь лицом к пленнице. - Они еще могут любить. На своем примитивном уровне, но могут. Надеюсь, впоследствии эта особенность у них исчезнет... Думаю, ты замечала, как на тебя смотрит один местный? Ради тебя он разве что на меня руку поднять не посмеет, и то только потому что знает, насколько это бесперспективно. - Это Харнул, что ли? - от удивления Аэрендель даже попятилась. - Думаешь, я их по именам помню?... Почему стоишь? Иди сюда. Аэрендель медленно приблизилась, опустив голову. На этот раз в комнате было светлее — на стенах горели два факела. Покои Темного Властелина совсем не были похожи на комнаты Саурона — ни ворохов ткани, которые нужно было поддерживать в идеальном состоянии, ни драгоценных камней, на которые было запрещено даже глядеть, ни огромных зеркал, ни трофейного эльфийского оружия на стенах. Из оружия Аэрендель разглядела только огромный молот в изголовье ложа, а во всем остальном ничто здесь не было похоже на личную обитель того, кто претендовал на власть над всей Ардой. Невольно Аэрендель подумала, что это обиталище похоже на темницу — на темницу, в которую Моргот заключил себя сам. - Твой поклонник-орк сообщил мне, что ты желаешь встречи со мной. - Я хочу узнать, что еще мне предстоит перенести, чтобы мой брат получил свободу, - произнесла Аэрендель и подняла голову. Теперь, в свете факелов, она могла уже хорошо рассмотреть своего мучителя. Он был намного выше ее, выше Аэренора и вообще любого эльфа, но плотский его облик напоминал именно первых Детей Илуватара. Не знай Аэрендель, кто перед ней, она в полумраке вполне могла бы счесть, что перед ней эльф из народа нолдор, разве что необычайного роста и красоты. - Сядь, - произнес Моргот, и Аэрендель вздрогнула — так же все начиналось и в прошлый раз, разве что она теперь готова к новой боли и сможет перенести ее достойно. - Саурон сказал мне, что ты поешь даже здесь — это правда? - Я не знала, что он слышал, - испугалась Аэрендель. - Я думала, что ему бы это не понравилось. - Почему же? Ты в песнях превозносила Владычицу Элберет? - Да... и это тоже. - Видел я вашу Элберет... впрочем, действительно ведь видел. Можешь мне поверить, в ней нет ничего такого, что стоило бы превозносить так, как это делают эльфы. Мощью она равна любому из валар, а на красоту ее разве что мой брат бы польстился. Впрочем, он как раз это и сделал. - Владыка Манвэ ведь ваш брат? - спросила Аэрендель, лихорадочно пытаясь уложить в голове все то, что слышала сейчас, и все то, что слышала ранее. - Да. Поэтому я тебя понимаю. У тебя тоже есть брат, хоть и жалкий эльф. - Вы любите его? Вы способны любить так же, как я люблю своего брата? - против воли вырвалось у Аэрендель. - Лучше бы ты этого не спрашивала, - посоветовали ей. - И тем более не ждала ответа. - Простите... я не хотела. Но я люблю своего брата. - Ты мне об этом постоянно напоминаешь, даже Саурон бы уже запомнил. - Я думала, вы за такие разговоры меня убьете... - неуверенно произнесла эльфийка. - Пока нет. Пока ты будешь со мной говорить. - Делайте со мной, что хотите, но отпустите Аэренора. Если вы это сделаете, я... - Что? Песню сочинишь?.. Да, ты ведь из синдар? Значит, должна уметь петь. И любить музыку. Иди. Аэрендель повернулась, повинуясь указующему жесту. Она увидела арфу, и внутри души словно что-то повернулось. - Откуда это... здесь? - Здесь в подземельях много чего есть, что орки донесли в целости. Аэрендель приблизилась к инструменту. Она уже протянула руку, чтобы по оставшейся из прошлой жизни привычке проверить, насколько возможно извлечь из арфы гармоничные звуки, и тут в глаза ей бросилась одна деталь, заставившая ее покачнуться и опереться на стену: - Это... это же наша... вот там... это Аэренор задел мечом, показывал мне, чему научился... Темный Владыка только пожал плечами, отворачиваясь к проему окна: - Меня не слишком интересует то, что хранится в подземельях. Саурон этим занимается - что-то переплавляет, какие-то камни выковыривает... я не против. Ты играть будешь? Аэрендель, убедившись, что даже побывав в лапах орков, инструмент звучит еще вполне пристойно, уселась, расправляя складки красного платья, перешитого из подаренного Сауроном одеяния. В задумчивости она перебирала струны, не в силах отделаться от воспоминаний. Аэрендель прикрыла глаза, и словно полился откуда-то солнечный свет, исчезли мрачные каменные стены, послышался голос матери, беззаботный смех Аэренора... - Спой мне, - голос Моргота ворвался в ее сознание, и свет тут же померк, вернулись стены Ангбанда и едва различимые хриплые крики орков в отдалении на площади. Аэрендель мучительно задумалась, перебирая в голове известные ей песни и баллады. Она знала их не так уж мало, но все они никак не подходили к данному случаю. - Не бойся осквернить моего слуха, - усмехнулся Мелькор, все так же глядя в окно. По всей видимости, он знал, о чем думала пленница. - Я и не такую музыку слышал... И Аэрендель решилась. Песня, первой пришедшая ей на ум, была о Дагор Аглареб. Сейчас можно было не сдерживаться, и голос светловолосой эльфийки зазвучал ясно, в полную силу, воспевая героев, павших в великой битве, и героев, выживших и с честью возвратившихся в родные земли. Песня была яркой, радостной, но для Аэрендель всегда звучала с оттенком грусти — отец Аэрендель и Аэренора, присоединившийся к армии синдар Фаласа, прошел невредимым всю долгую битву и пал уже у самых врат Ангбанда, преследуя последние отряды орков... Аэрендель даже не подозревала, как далеко разносится ее звонкий голос. На площади притихли орки, прислушиваясь. Мелькор, стоявший у окна, ничуть не разозлился на пленницу за песню о собственном поражении — наоборот, черты лица его разгладились; темноволосая голова, увенчанная острыми зубцами короны, похожими на пики Тангородрима, горделиво приподнялась. Аэрендель подивилась такой реакции, но не могла не признать, что сейчас по Врагу Мира как никогда можно было понять, что он из рода валар — совершенное создание, стремящееся к абсолютному совершенству. Нет, черная крепость не содрогнулась от песни Аэрендель, хоть и впервые в ее стенах славили доблестных сыновей Феанора и эльфийские народы нолдор и синдар. Но стоило пленнице закончить, как воцарилась полная тишина, и в этой тишине еще звучал отзвук последней ноты, навечно оставшийся в глубинах Ангбанда. - Неплохо, - выдержав паузу, сказал Мелькор. - Петь ты умеешь. Что бы вы без меня делали, эльфы... Он отошел от окна и непринужденно улегся на одну из кушеток, стоявших около стола. Рука его привычным жестом опустилась чуть ниже, нежно погладив рукоять Гронда, и Владыка Тьмы улыбнулся своим мыслям. - Иди сюда, - прозвучал приказ. Аэрендель встала, пытаясь справиться с дыханием. После долгой песни нужно было отдышаться, но ей не дали — от повеления Моргота у пленницы сразу же начали дрожать руки и все внутри сжалось. Аэрендель понимала, куда и зачем ее зовут, была готова снова испытать ту страшную боль, но все же... Она неуверенно приблизилась к Мелькору, который теперь смотрел на нее снизу вверх, удобно устроившись на подушках с кубком давешнего эльфийского вина, и молча принялась расшнуровывать платье. Она уже начинала немного понимать характер своего вынужденного собеседника, и знала, что если не сделает этого сама, платье на ней просто порвут. И ведь после этого ни Моргот, ни Саурон не озаботятся, в чем ей ходить — хоть голой под взглядами орков, эти небожители вообще об этом даже не задумаются. Мелькор молчал, разглядывая свою пленницу. И только когда Аэрендель, опустив глаза, скинула нижнюю рубашку, нахмурился: - Это я тебя так, или Саурон постарался? Эльфийка опустила голову, и распущенные светлые волосы прикрыли ее грудь. Помолчав, она глухо ответила: - Саурон никогда меня не трогал... так. И не смотрел. - Странно, - отстраненно промолвил Мелькор, оглядывая ее. - Я знал, конечно, что у него есть две личные эльфийки, и предполагал, что вы обе ему в первую очередь ложе согреваете. Я всегда был снисходителен к его развлечениям, а уж тем более таким невинным. - Нет... ничего подобного, - еще раз подтвердила Аэрендель. Это было правдой — Саурон никогда не смотрел ни на нее, ни на Ниэриэннэль иначе, чем на служанок. За год, проведенный в Ангбанде, Саурон коснулся Аэрендель лишь единожды — и это ей стоило разбитой скулы и ноющего еще недели две запястья. Она сама, впрочем, хозяина касалась — расчесывала ему волосы, помогала одеваться. Саурон тоже по-своему заботился о своих подопечных — выбирал для них ткани на платья, придирчиво оценивал внешний вид «комплекта», ограждал от посягательств орков. Но все же он никогда не смотрел на нее как на женщину — ни на нее, ни на Ниэриэннэль. Обожженная рука Мелькора коснулась бедра Аэрендель, привлекая деву к себе. Коснулась почти так же нежно, как перед тем касалась рукояти боевого молота. Эльфийка закусила губу и подошла ближе, повинуясь жесту. - Знал бы, что ты еще дева, не стал бы так — это не в моих интересах. Но я не привык быть вторым после своих слуг, поэтому тебе... досталось. Но ты мне интересна. - Чем же я вам интересна? - пролепетала Аэрендель, чувствуя, как пальцы поднялись по ее ногам выше, и уже почти касаются самого сокровенного. - С тобой я начинаю понимать, как забавляется Эру, глядя на своих детей — не очень умных, зато очень искренних... Я тоже так хочу. Реплика собеседника прошла мимо сознания девы. Боли пока не было, даже наоборот — в низу живота возникло то ли приятное, то ли неприятное тянущее чувство. Несмотря на неопределенность, одно было ясно — это чувство стремится к какому-то разрешению. Внезапно Аэрендель даже захотелось чтобы Моргот сейчас, как и в прошлый раз, схватил ее за волосы, уложил рядом, грубо овладел ею — тогда, наверное, это невыносимое чувство незавершенности исчезнет... В этот раз, очевидно, Мелькор наблюдал за мыслями своей пленницы, потому как только негромко произнес: - Тебе ведь будет легче, если я сделаю это силой, чем если я заставлю тебя добровольно лечь со мной? - Да, - Аэрендель невольно запрокинула голову, и даже не смогла бы сказать, к чему именно относился ее ответ. Темный вала поставил кубок с вином на низкий стол, продолжая разглядывать свою пленницу, освещенную светом двух факелов. Впрочем, он видел отлично и в темноте. Отметины на бедрах эльфийки, вызванные его же жаждой обладать, вызывали в нем сейчас только досаду — вовсе не так хотелось ему овладеть непокорной и чуждой ему душой. Ощущения были сродни жалости, которой он так не смог постичь, как бы неосознанно не стремился к совершенству и познанию. Для себя Мелькор считал, что прошел по пути познания куда дальше остальных своих собратьев-валар, по его мнению выглядевших на его фоне поистине жалко, но все же было что-то, что-то самое первое, чего он не понял в самом начале... и это раздражало. Раздражение он невольно перенес на покорную ему пленницу: - Ложись рядом со мной. Аэрендель вздрогнула от этого короткого и не терпящего возражений приказа, но постаралась неловко устроиться рядом. Чужие руки оставили ее, но тело продолжало находиться в напряжении, и прикосновение к черным одеждам обожгло ее холодом. Но за холодом последовало тепло, тепло тела. Пленной эльфийке невольно вспомнились недавние рассказы подруги по несчастью Ниэриэннэль. Ей с мужем, которого она любила задолго до свадьбы, поначалу было тоже неловко и стыдно, но стыд и неловкость оказались побеждены любовью. Муж Ниэриэннэль, которого та в своих воспоминаниях описывала как несокрушимого и дерзкого воина-нолдо, отдал ей свое сердце, помог избавиться от девического смущения, подарил ей любимого сына... Аэрендель была в смятении, осознав, что вспомнила об этих рассказах не просто так. Тот, кого называли Врагом Мира, прижал эльфийку к своей груди, и она невольно, осторожно коснулась длинных прядей его растрепанных волос, накручивая их на палец — в самом простом, первом женском жесте доверия к тому, кто владеет твоей жизнью — как возлюбленный, супруг и повелитель. Что-то изменилось в восприятии мира для Аэрендель, что-то, чего не смогли сделать плен, подчинение, рабство, обреченность... Сам же Враг Мира в эти минуты наслаждался триумфом — малым по размаху его ума и воли, но все же триумфом. А может быть, и самым великим и даже величественным за все его существование — светловолосая эльфийка неуверенно касалась его одежд, ее пальцы скользили по принятому им плотскому облику. Мелькор впервые — и единожды — почувствовал себя не просто равным Творцу. А она — дитя Илуватара, единожды поняла лучше всех эльфов, бывавших в Валиноре, что значит собой совершенство; прикоснувшись к мощи валар, имея возможность искренне, без препон воззвать в Создателю Эа... Но она не воззвала. Она не просила ни за эльдар, ни за эдайн — все это будет сделано гораздо позже. Аэрендель, дочь эльфов из народа синдар, только обвила руками плотское тело Врага Мира, укладываясь на подушках; только желала сладкой боли; только надеялась на свободу для брата... И этим она положила начало. Должно быть, Творец видел ее в это мгновение, и чело его омрачилось. После соития Аэрендель провалилась в сладкое забытье. Ей опять мнилось, что она дома, ей виделся еще живой отец, еще живая, не убитая орками мать. Оба они улыбками приветствовали жениха любимой дочери. И даже Аэренор, ревниво и оценивающе взглядывая на жениха сестры, склонял голову, исподтишка кивая будущему соратнику и шурину... Звучала музыка, Аэрендель снова была под сенью дерев, чувствовала на коже ласковый солнечный свет, так же ласково брат касался ее руки, препровождая к церемонии, отдавая тому, кого он любил, уважал как названного брата... Аэрендель очнулась от грез. Мелькор лежал рядом с ней, закрыв глаза. Должно быть, он праздновал победу, или просто был доволен телом эльфийской пленницы. Но больше это для Аэрендель не имело никакого значения. Во второй раз страшной боли, к которой готовилась дева, уже не было. Поначалу все было как-то слишком просто, и пожалуй, даже скучно. Но потом... потом, когда она, отдав свою душу, шептала его первое, незапятнанное имя «Мелькор» прямо в ухо своему повелителю, все ушло. И наконец последовало разрешение того напряжения, которое снедало Аэрендель. Руки Врага, по велению которых убили ее отца, по велению которых опустошали родные земли, скользнули к ногам эльфийки. И она, вглядываясь в темные, неуловимо-изменчивые глаза, утолила свою жажду завершения. Она познала абсолютное незавершенное совершенство.