***
Ступенька за ступенькой, что любезно провожают к земле. Так и рассудок приходит в норму, отстраняясь от лишних переживаний, терзающих сопротивляющуюся душу. Она - мой храбрый воин, стойко выдерживающий отчаянный натиск стороннего голоса. Голоса, что называют внутренним, самым родным и близким человеку, не смеющим пойти против него же. Ведь правда? "Кому же доверять ещё, как не себе", - легко и не задумываясь скажет кто-либо из моих знакомых. У каждого своя правда, но не у них. Они не будут таковыми – правыми - пока не почувствуют на себе сгусток разрывающих противоречий, громко долдонящих свою истину. Лоснящийся назойливый шёпот беспрекословно покидает разум, когда лёгкие наполняются холодным воздухом городской "свежести". Силы постепенно покидают бренную оболочку, руки сами по себе опускаются на узорные металлические перила. Многовато ажура будет для простой беседки в парке. По неловкости кофта цепляется за острый край. Удивительно, что обходится без жертв неуклюжих, невнимательных обывателей. Ноги становятся ватными, лишёнными всякой энергии, хочется остановиться, замереть и никуда не идти, оставшись наедине с этим миром, вдали от прохожих, мрачно оборачивающихся на мой лик, замечая немного странное поведение, хоть сколько-нибудь отличающееся от серой массы. У меня было достаточно времени всё обдумать и прийти к выводу, что эти чувства связали меня оковами. Я ведь могу любить так же, как и все, могу быть счастливой, не боясь осуждения, совести, скверных сплетен близких, окружения? Себя просто некуда деть. Рука поднимается кверху, и на пальцах оседает чёрствое прикосновение к осенней кроне. Будто бы в немой надежде найти выход, пытаясь зацепиться, срываю листок - тщетная попытка. За короткое время тело стало проводником между внутренними ощущениями и этой клеткой существования. Солнце лениво показывается из-за облаков, но его лучи не доходят до моего сердца. В мыслях мелькает её образ, по наитию разгоняя сырость в прогнившей душе. Хочется сопротивляться, укрыться в полюбившемся уголке привычной жизни. Но нет, она вытаскивает из него, с силой теребя за рукав, не позволяя отвернуться. А в зелёных глазах обжигающая ясность, сразу хочется отшатнуться, только она не допускает этого. Тень Конаты забирает прах тлеющих сомнений, складывая ладошки друг к другу, легко дунув, развеивая его по ветру мелкой пылью. - Простите, с Вами всё в порядке? - юношеский тенор заставляет раскрыть глаза шире, с нескрываемым озарением возвращая в реальность. Пускай грубые очертания выражали неподдельное беспокойство, таково было напрасным. - Просто прекрасно, - поскорее развеяв излишнее внимание к себе, более воодушевлённо продолжаю путь. На губах появляется слабая улыбка от сброшенной тяжести. Отрицание себя подобно медленному яду, заключавшему в порочный круг, медленно убивало и подавляло жизнь. Но что если не сопротивляться ещё незадушенному светочу, принять и расчистить ему путь? Всё ведь может измениться в одно мгновение, перевернуться с ног на голову, и, казалось, уже не имеет места прежняя боль и горечь. Твоя милая улыбка, родной блеск глаз - разве могу я это всё просто взять и отвергнуть от себя? Не будь их, мир бы до сих пор бы оставался сторонним фоном жизни, незаслуженно отторгнутым. Снова этот судьбоносный переулок, вон там, впереди, кафе, а вскоре должна встретиться остановка. Незамысловатый линейный маршрут, соединяющий в себе самое важное, перевернувшее всё с ног на голову, связанное с тобой. Шаг становится медленнее около заведения - воспоминания последних событий не дают покоя. Возможно, здесь я смогу узнать ответы на некоторые вопросы. Почему же всё так вышло?***
Интересно, сколько прошло времени. Словно вечность, слово за словом этот старик заговаривал: то отходил от темы, упоминая о своём прошлом, то о своей любви, Маргарет, вдохновившей его открыть собственное дело, то о сомнительных сделках, которые приходилось заключать во избежание разорения, даже о редкой, изрядно потрёпанной картине с изображённой нимфой, дополняющей интерьер. По рассказам Стивена, именно с ней у него связано большинство успехов. Словом, общительным оказался. Среди обширного потока информации, заполнившего некоторые просветы памяти, оказалось и полезное. Ограничься он изначально разговором «по существу», получилось бы сэкономить немало времени и сил. Бармена можно понять, за день приходит не один посетитель, а таких любопытных заплутавших "душ" не так уж и много. Выудить намеченное всё-таки получилось, пускай от информации мало толку, но даже такая "щепотка" из этого котла неразберихи считалась важной. Как оказалось, в тот день в кафе было мало посетителей, но ближе к вечеру нагрянула шумная компания, в одно мгновения развеявшая застоявшийся дух в заведении. Поначалу они долго разговаривали, беседовали и лишь спустя некоторое время решили сделать заказ. Коната задержалась у их столика - явно милой замухрышке предлагали не самые приятные вещи, но всё же она отвязалась от них. Рабочий день подходил к концу, и Стивену самому пришлось выгонять засидевшуюся, нежелающую уходить компашку. В слегка вымотанном состоянии Идзуми покинула кафе, и, казалось, всё шло как обычно, но на следующий день девушка на работу не явилась. Словно камень рухнул с плеч, когда владелец заведения узнал о дальнейшей судьбе своей подопечной. "В таком случае, я рад, что она с тобой. Ты же её подруга? Позаботься о Конате, хорошо? Ты нужна ей", - примерно так, тёплым, дружелюбным голосом проговорил старик прежде, чем я успела выйти оттуда. Ты нужна ей. Эти слова словно клин для сознания, неоспоримый итог, заставляющий сердце трепетать при осознании его важности. Похоже, сама судьба повязала меня по рукам и ногам. Я вела себя слишком резко с ней сегодня утром. Ладонь медленно ложиться на грудь. Сквозь неспешное дыхание можно различить неугомонное биение сердца и лёгкость во всём теле, когда в мыслях вновь возникает её образ. То, чего я так старалась избежать, чему попросту не хотела верить, что настигло меня всё-таки добилось своего. Коната, я люблю тебя. На какое-то мгновение показалось, что от признания правды становится легче. Только счастью не суждено было длиться долго - за родным порогом ждала пугающая тишина и пустота. Дома никого не оказалось, а на тумбочке была оставлена записка, написанная на странице, предположительно вырванной из дневника: "Я очень благодарна тебе, Кагами. Прости, если было противно. Спасибо за всё".