Незнакомка

Ай, жжётся! Неудивительно, что по-мёртвому онемевшие руки не рады встрече с кружкой горячего какао, только вот для губ оно остаётся сладким наслаждением. Жадный глоток один за другим и веки сами по себе опускаются, скрывая за собой блеск удовольствия на глазах. На первый взгляд, сущая мелочь, но приносит настоящее блаженство. День, сменяющийся ночью, и холодная королева сумерек, покидающая свой трон в назначенный час - неразлучный дует, ставший моим главным проводником. Бумага на ощупь стала тоньше, шершавей, будто за эти несчастные четверо суток она прожила свой век. Шелест листов весьма громок, он резко разрушает тишину, временами прерываемую тихим посапыванием Конаты на кровати. Кажется, не прошло много времени, как новоявленный "друг", дневник, успел стать единым целым с моими мыслями и душой. Единственный, он словно впитывал в себя тайну каждого слова без лишних упрёков и недопониманий, невольно вынуждая открываться всё больше и больше, без опаски. История, что умрёт на этих страницах, нашла себе достойный "приют". Глаз мельком пробегает по строчкам, выборочно цепляясь за наиболее аккуратно выведенные слова. Запись первая. 25.10 Добро пожаловать домой, Кона-тян! Добро пожаловать в мою жизнь, дневник! Твоё появление - спонтанное решение синеволосой девушки, лежащей подле меня с температурой. Ночью обнаружился жар, а там и бред вроде: "Ты знаешь какие перемены тебя ждут? Нет? Смотри внимательно, следи за каждой деталью. Вместе как-нибудь отмотаем время назад, улыбнёмся," - после чего она весело рассмеялась, видно, не осознавая до конца сказанного... Вынуждена была исполнить просьбу. Идзуми придётся остаться у меня на неопределённое время. Всё бы ничего, если бы не эта странная умиротворённая улыбка на губах... Запись от 26.10. Верно, вторая. Спит непробудным сном. Лишь иногда просыпается, чтобы попить воды. Ничего не ест. А любимое ложе пришлось уступить, Конате оно сейчас нужнее будет. Удивительно, но на ней неплохо смотрятся мои вещи. Выглядит это сонное чудо мило... Просто запись. Октябрь. Сегодня пациенту стало немного легче. Врач мало что сказал по существу, но уверял, что домашнего ухода и постельного режима будет достаточно. Слабо вериться, однако это дело специалистов, пререкания просто неуместны. Уход за больным истощает дух окончательно после учёбы. Может, мне удастся привыкнуть к этой изнурённости? Отдых стал ценен как никогда. Коната выглядит такой слабой и хрупкой, когда спит... 27 28.10 Сегодня застала её сидящей у открытого окна. На все мои расспросы отвечала одним лишь: "Жарко." Как маленький ребёнок... Благо, хуже не стало. Пока что. Она всё чаще повинуется спонтанным желаниям. Придётся остаться завтра дома, не стоит ей быть одной. Это чувство опекунства... Надо ли мне всё это? Странно осознавать, что кто-то нуждается в тебе. Признаюсь честно, это приятно, а жизнь в одно мгновение стала будто бы ярче и насыщеннее. Посмотрим, что из этого всего выйдет.

***

На языке остаётся приятный дурманящий привкус шоколада. Учтивость и наблюдательность стали верными помощниками и компаньонами на вечер, проведённый не за конспектами, а у кровати, порой стоя на коленях, с целью расслышать тихие просьбы больной. По Идзуми видно, что ей лучше, чем некоторое время ранее. Не понятно, к чему этот спектакль одной "еле живой души в теле"? - Без понятия даже, чем и как отплатить тебе, Кагами, - мягким шёпотом произносит она, зевая, приподнимаясь из-под одеяла. Не зная, что и ответить, передаю ей кружку с ещё горячим, недопитым какао, на что гостья реагирует приободрённо. Чувствую, и так подхвачу вирус, терять уже просто нечего. Подсаживаюсь рядом, прижимая колени к себе, обхватывая их. Стоит только голове коснуться чего-нибудь мягкого, как безмятежная завеса заботливо укутывает в объятия, учтиво опуская веки, заставляя поддаться соблазну и окунуться в желанный сон. Беспечно с моей стороны оставить дневник открытым в складках одеяла. Усилий, чтобы разлепить глаза, совсем не хочется прилагать, поэтому вслепую тянусь к сокровенной вещице, пытаясь нащупать помятые страницы. Рука хаотично блуждает по кровати какое-то время, но ничего не находит. Приглушённый смешок со стороны, словно разряд тока, заставляет очнуться от дрёмы, - Подробно и лаконично, - откуда на лице берётся этот "лисий" взгляд? Взявшийся из ниоткуда игривый отблеск зелёных глаз вынуждает затаить дыхание, замереть в оцепенении, чувствуя, как по телу проходит холодок, - Только сухо. Даже в сокровенных строчках не чувствуется красок, они безжизненны, - на её лице появляется слабая ухмылка, но тон заговорчески тих. Чтение дневника для неё очередная потеха, - Забегалась ты в этом круговороте, бедная. Ну же, взгляни на меня, - покорно, будто бы под влиянием зачаровывающего гипноза выполняю указание. Осознание происходящего уходит на второй план, лишь в голову запоздало приходит вопрос, нерешительно вырывающийся из уст: - Что это было, тогда, в ту ночь? - собственные связки подводят, отчего голос становится зажатым. Почему сердце бьётся в таком неугомонном ритме?.. - Неужели это так важно? - Идзуми выгибается по-кошачьи, потягиваясь от сна, - Что было, то прошло. Такого больше не повторится, - зёленые глаза смотрят уверенно, пронзительно, раскрепощая перед собой. - Некоторые вещи тебе не стоит знать, - она подползает ближе и через несколько секунд на шее чувствуется чужая горячая ладонь. Пальцы аккуратно, слегка щекоча, перебегают выше, к подбородку, не позволяя дать слабины и отвернуться. Жар опьянил её разум, подчиняя своей воле. Языки этого обжигающего пламени невольно развеиваются, обуревая все и вся вокруг. Воздух становится раскалённым, когда Коната настойчиво сокращает расстояние между лицами. Её образ расплывается, ещё немного и на глазах выступят мелкие слёзы. Не могу найти себе места. Может, она слышит моё дыхание, чувствует мою слабость, бессовестно обездвиживая лёгкими касаниями, заставляя замереть в ожидании большего. - Давай забудемся на мгновение, растворимся в другой реальности? Как ты смотришь на это? - её бархатный шёпот едва различим. Видимо, слова с трудом поддаются не только мне. - Разве так можно? - единственное, что приходит на ум среди этого огненного урагана новых ощущений. - А кто нам запретит? - синеволосая хитро улыбается, после чего невесомо касается губами сначала щеки, затем виска, с каким-то обожанием и удовлетворением проделывая путь к губам, целуя поначалу как-то по-детски, невинно, с едва уловимой дрожью и смущением. Ночной сумрак стал нашим спутником и единственным свидетелем этого порока. Язык медленно скользит по слегка шероховатым, пересохшим губам, затем проникает глубже. Ничего не остаётся, кроме как отдаться ощущениям без остатка, судорожно выдыхая от хаотичного сгустка эмоций. Эта тонкая нить, сотканная из ощущений, связавшая нас обеих, неумолимо обвивает всё с большим охватом, распаляя пламя меж нами. Идзуми прикусывает нижнюю губу, вызывая мелкую вспышку боли. Ноющий очаг угасает, после чего из уст произвольно вырывается тихий стон. Коната разрывает поцелуй, с неким восхищением окидывая взглядом мой удивлённый, но расслабленный от блаженного удовольствия вид. Не желая останавливаться на достигнутом, обуянная жаждой, нетерпеливо прикусывает кожу на плече, после поднимает взгляд, спрашивая тем самым разрешение на продолжение. Словно в беспамятстве, принимая действительность за волшебный сон, молча киваю, стиснув зубы от приливающей волны обжигающей сласти, вызывающей дрожь в коленях. Полностью в твоих руках, покорна и податлива каждому шагу, затягивающему нас в запретную пучину наслаждения, созданную лишь для двоих. В ту же минуту маленькие ручки обхватывают запястье, поднося холодные пальцы к мягким губам хозяйки. Затуманенный, не осознающий взгляд добавляет этой картине будоражащего азарта. Обхватываешь указательный палец, медленно проскальзывая языком по всей длине, прочувствовав каждый сантиметр, как бы пробуя на вкус, затем, убрав мешавшую прядь за ухо, берёшь в полную длину, сильнее сжимая губами. От таких действий невольно краснеешь, уже не в силах успокоить разыгравшуюся не на шутку фантазию. Этот преданный, буквально щенячий взгляд, с какой-то надеждой на большее заставляет отвернуться. Ощущается, как к щекам вновь приливает жар. Обстановка перед глазами расплывается, когда девушка оставляет лёгкий укус на тонкой бледной коже, но тут же зализывает, словно кошка, образовавшиеся следы. Маленький горячий носик щекотливо касается пульсирующей на запястье вены, обводя её контуры. Опаляешь руку тёплым дыханием, жмурясь от наслаждения. Болезнь словно уходит на второй план, а Коната, ведомая скрытым за занавесом кукловодом, не отпуская руки, заставляет коснуться своей шеи. Самозабвенно закатывает глаза, из уст вырывается слабый стон. От него по всему телу пробегают мурашки, а желание доставить большее удовольствие становится всё навязчивее. Уже по собственной воле окольцовываю пальцами шею «жертвы», чуть-чуть впиваясь ногтями для большей остроты. Идзуми буквально млеет от наслаждения в моих руках, предаваясь этому огню. Пододвигаюсь ближе, склоняясь над ухом, медленно скользя ладонью к груди, ловко и незаметно расстегнув первую пуговицу сорочки. Её сердце стучит в бешеном ритме. Неужели всё это вина моих действий? От представления дальнейших действий к горлу подкатывает ком, кровь в висках отдаётся учащённым импульсом. Что я, чёрт возьми, делаю? Видимо, моя нерешительность стала толчком к новым действиям: буквально через минуту Коната заключает меня в объятия, повалив на кровать. - Скажи, тебе противно всё это? - сиплый голос шёпотом доносится до уха. Она обессиленно кладёт голову на плечо, зарываясь руками в волосы, пропуская сиреневые пряди меж пальцами. А я и не знаю, что ответить. От волнения холодок контрастом проходит по разгорячённому телу. Эти внутренние метания разрывают на части, так, что слова остаются не сказанными - каждая из сторон выбора является отражением правды. Не услышав чёткого ответа, виновница разочарованно опускает веки и, не желая отпускать, продолжает тихо: - Ничего, я подожду. Не хочу делать что-то против твоей воли, Кагами. Но спасибо за всю заботу. Я не заслуживаю такого, - говоришь с некой слабостью, видимо, простуда берёт своё. Через некоторое время тишину прерывает тихое сопение. Уснула, оставив меня на расправу голодным мыслям-шакалам, жаждущим своего часа.