***
Неожиданно для себя Сакура обнаружила, что на улице все еще светило солнце и ярко-синее небо не было затянуто ни одним облачком, напоминая о раннем утре, подарившем Сакуре немного счастливых мгновений. Придя в себя, Харуно осознала, что успела добежать лишь до начала жилых кварталов, идущих следом за резиденцией каге. — Сак…ура-сан? — тихое неуверенное обращение заставило женщину обернуться. В паре шагов от нее стояла Хината, переминающаяся с ноги на ногу. Чопорное выражение ее округлого лица, казалось, навсегда приняло выражение извечного раболепия, закрепившейся за девушкой с младенческих лет, а точнее, с того самого момента, как Хиаши взялся за воспитание старшей дочери. — Что ты здесь делаешь, Хината? По правде говоря, Сакуре сейчас не хотелось видеть знакомых лиц, и по ее сердитому тону Хьюга это поняла. Лицо и шея Хинаты, насколько было видно, тут же покрылись нервными красными пятнами, а бледные глаза — глаза беспокойного животного — казались пустыми. — Я хотела позвать Наруто-куна в Ичираку. Ну, после Совета каге… — пятна на лице стали еще гуще, словно Узумаки уже стоял за спиной этой робкой куноичи. — Не думаю, что Совет закончится так быстро, и вообще эта затея… — Харуно оборвала фразу на полуслове, — Мне пора, Хината. Увидимся. Сил поддерживать этот пустой разговор больше не было. Ирьенин ушла слишком стремительно, покинув еще одну влюбленную на распутье.***
«Я не хочу быть похожей на Хинату». Эта малозначительная встреча все же выбила Сакуру из того состояния, в котором она находилась с самого утра. Как в кривом зеркале, женщина видела этот затравленный и обреченный взгляд, нелепую причину для «случайной» встречи и образ обреченной заранее надежды на взаимность. Сакура ожесточенно прикусила нижнюю губу. Ей машинально припомнился разговор с Яманака. Тогда, выглядывая из окна цветочной лавки, Ино вслух размышляла касательно этих самых походов в Ичираку, которые Наруто в силу своего простодушия не воспринимал даже за полусвидание. — При таком раскладе и фигуру разнесет шире плеч, и мужик сбежит без оглядки на пухлые формы, — Ино кивком показала на маячившую вдалеке старшую Хьюгу. Яманака говорила это беззлобно, с какой-то констатацией неизбежного факта того, что щеки Хинаты заметно округлились, а к красивой и соблазнительной груди дополнительным комплектом шла пара лишних килограммов на талии — удел большинства женщин, чей размер уходил чуть дальше от миниатюры. Как и в тот день Харуно почувствовала мерзкое чувство жалости к человеку. Это не было желанием помочь или подбодрить. Скорее желание закрыть глаза на происходящее. Сакура переставляла ноги, быстрой походкой уходя все дальше, пока ее воображение уже рисовало виденную в чужом исполнении картину: она сама, безропотно ожидающая в тени своего мужчину, изо дня в день, из года в год… «Я не хочу быть похожей на Хинату». Куноичи мотнула головой. Спрятанное глубоко внутри чувство сейчас словно взбунтовалось, не желая плыть по течению. И, наверное, самым страшным для Сакуры была вероятность вызвать схожую жалость, какую она испытывала к Хьюге. Нет! Ей могут говорить что угодно, но надевать это издавна сложившееся женское ярмо на себя она не собиралась. Когда-то Сакура читала о старинных временах, где рыцари уходили из дома во имя долга и чести, оставляя за спиной рыдающих жен, подруг жизни. Женщина может оплакивать утрату, может носить траур и не скрывать свое горе. И Сакура всегда задавалась вопросом: что же чувствовали тогда мужчины-рыцари, коим не дано было даже показать слезы? Вспоминая выражение лица Саске на Совете, куноичи только сейчас поняла: рыцари не испытывали ничего. Эта горечь и даже раздражение на Учиху заставили Харуно остановиться и перевести дух. Для нее это было впервые — питать к Саске не только чувства интимного характера, но и упрекать того в излишней черствости. А разве не было между ними тесной сплоченной связи, нерушимой, скованной еще в отрочестве, разве не было той воистину волшебной ночи, когда Коноха впервые была окутана снежной пеленой? Да, Цунадэ как-то сказала ей, что сердце мужчины сделано из жесткого материала, нежели сердце женское. Именно сегодня Сакуре пришлось прочувствовать разницу на собственной шкуре.***
У Сакуры никогда не было врожденного дара к чему-либо. Еще с детства рядом с Яманака, что могла играючи создать икебану хоть из уличной метлы, куноичи ощущала это различие с клановыми наследниками Листа. И там, где Харуно не хватало таланта или потенциала, она компенсировала это изрядным упрямством, питаемым желанием защитить, желанием любить и желанием впечатлить. Первый звоночек в сторону прогресса, как ни странно, стало соперничество с Ино. За самоуверенной и чересчур амбициозной белобрысой девочкой Сакура безошибочно видела удивление, граничащее с завистью. В то время молоденькие куноичи только и шушукались насчет этого «любовного» противостояния, не замечая, что вопрос борьбы был даже не в мальчике, и даже не в Учиха Саске. С Наруто все казалось проще. Всегда друг, всегда брат, всегда чуточку влюбленный в любой из образов, что примеряла на себя его подруга. И насколько же беспомощной ощущала себя ирьенин, когда сжимала в руках еле бьющуюся сердечную мышцу погибающего напарника. Это был один из эпизодов ее жизни, что навсегда отпечатался в памяти. Как и в любой системе дуализма, Сакура ощущала на себе ту тяжесть и непонимание отношения к ней Саске настолько же отчетливо, насколько это было легким и понятливым в отношении Узумаки. Яманака подхлестывала чувство соперничества и стремление не дать обойти себя, Наруто вселял уверенность в правильности поступков Сакуры. Но когда речь заходила об Учиха, Харуно никогда не могла точно определить, что он хочет увидеть в ней и хочет ли видеть вообще. Казалось, Саске одинаково ровно относился к ней и в момент ее слабости, и на пике ее сил. Будто это вовсе не имело значения для него. Сегодня куноичи выказала свою слабину перед тенью разлуки. Слишком остро билось в ней это сопротивление текущему порядку вещей, слишком страшным казалось это расставание. И что последует за ним — неизвестно. За всеми размышлениями молодая женщина не обращала внимание куда она идет. И как большинство юных, рано познавших вкус взрослой жизни, дорога привела Сакуру к порогу родительского дома.