***
У обрывистого скалистого края был построен простой бревенчатый форт. Каменная пристройка рядом была оборудована под таверну, где хозяйничала супруга Ронбуна. Она так и звалась: «Таверна у форта». В лицо Сакуре бил неистовый ветер, а когда она и Саске подошли к форту, грохот прибоя настолько усилился, что стало невозможно расслышать друг друга. Но внутри этой деревянной крепости, так любезно предоставленной Хигумой-саном, оказалось намного уютнее, чем представлялось снаружи. Спальня представляла собой достаточно большую комнату с одной массивной кроватью с резным изголовьем и единственным высоким шкафом из темного дерева. Сакура подошла к узкому окну, через которое в комнату врывался рев прибоя. Форт был обращен к яростно бушующему океану. — Знаешь, Саске-кун, мне здесь нравится. Все здесь настолько огромно, что можно потеряться в море, в величественных лесах… «Лишь бы не утратить свою любовь». Сакура закрыла деревянный ставень, шум ветра и моря стих, и в комнате тотчас воцарился необычайный, таинственный уют. Медвежий мех на постели вместо одеяла казался сейчас самым желанным ложем на свете. Ночь, проведенная в усталой неге, проведенная в объятьях друг друга, полная ласк, поцелуев и недолгого сна… И все равно какое у них было ложе: бедное или роскошное, твердая земля или пушистое покрывало, всегда, всегда Сакура будет спать подле него, в пору опасностей или мира, успеха или неудач. Этот путь они пройдут рука об руку. * - немного заимствований из японского языка. Имена носят нарицательный характер. ** - здесь и далее по тексту будут взяты за основу племена индейцев из Южной и Северной Америки. Названия, быт оттуда же.Глава 6.
6 августа 2021 г. в 13:08
В зыбком полуденном свете Сакуру привлекли голоса Феликса и одного из негоциантов, стоящих невдалеке на палубе.
— Могу поручиться, что берег рядом. Послушайте… — Феликс приложил руку к уху и нагнул голову, улавливая далекий шум. — Шум волн, ударяющихся о скалы.
Окружающие Феликса люди признались, что ничего не слышат. Сакура подошла ближе, тоже прислушиваясь. Месяц плавания и однообразие горизонта наводили на нее апатию, как, впрочем, и на всех остальных на корабле.
Туман стал таким плотным, что казалось вокруг них густая жидкость. Но сквозь белую пустыню океана Сакура уловила новый восхитительный запах. Так пахла земля, ее близость. Берега, песок, камни, трава и деревья…
Был отдан приказ спустить шлюпку на воду. Все пошли на корму. Сакура последовала за ними. В тумане она едва различала людей возле себя. На корабле зажгли фонари, чтобы хоть как-то рассеять мглу. Их огни отразились целой иллюминацией света, тысячи ледяных кристалликов вспыхивали зеленым, золотистым, красным, голубым. От каждого фонаря пробежала своя разноцветная фантасмагория, силуэты закутанных в темные плащи людей окружил радужный ореол.
После долгих дней плавания было так странно чувствовать, что корабль стоит на якоре, а где-то совсем рядом прибой накатывается на гальку. Но было еще что-то, что обостряло все чувства до предела, будто ночь перед боем.
Разноцветные шторы тумана начали таять и растворяться, занавес в театре.
Порыв ледяного ветра сдул остатки густой завесы, когда все вокруг поглотило ярко-зеленое полотно, которое вытягивалось и разливалось, покуда хватало взгляда, до самых красно-розовых песчаных отмелей у подножия скалистого берега. Лес поражал своими красками: темно-еловые заросли, сине-зеленые сосны взмывали вверх, мелкий подлесок переливался изумрудным шелковым покрывалом.
Это фантастическое буйство красок настолько околдовало Сакуру, что она не заметила, как к ней тихо подошел Саске. Незаметно наблюдая за ней, его потрясло восторженное сияние на женском лице. Дикость этого края, куда он привел ее, волновала ее куда меньше, чем красота леса и скалистого берега.
Когда Сакура повернулась к нему, Саске сделал широкий жест рукой:
— Поселение Радуг.
— Радуг?
— Так прозвали эти места — Ниджиногакуре*. Прохладный туман, испарения моря и леса создают преломление света, навроде северного сияния.
— Прекрасный край…
Сакура не могла надышаться свежестью хвойного леса, что доходил до стоящего корабля. Ей так не терпелось сойти, наконец, на землю.
Саске спрыгнул в большую шлюпку, которая должна доставить пассажиров на берег, и, обернувшись, предложил Сакуре руку. Необязательный, но трогательный жест, который Сакура приняла не без трепета. Придерживая край своей длинной юбки, она заняла свое место рядом. Никто ни разу не обернулся на корабль.
На берегу их ожидало пестрое сборище, местные поселенцы в темных костюмах, их жены в белых чепцах, несколько детей, нетерпеливо прыгающих рядом, в глаза бросались краснокожие дикари в ярких головных уборах из птичьих перьев.
Сакура так пристально разглядывала людей на пляже, что чуть не споткнулась, выходя из шлюпки. Пытаясь устоять, она вдруг перестала понимать, что происходит. Все кружилось. Земля будто поднималась и ускользала у нее из-под ног. Она чуть было тоже не упала на колени, если б ее не поддержал Саске.
— Ты отвыкла от суши. Еще несколько дней будет казаться, что ты на палубе корабля.
Так, держась за его руку, она вышла на берег.
Шумный рокот почти оглушил ее. То были оживленные разговоры местных поселенцев с прибывшими.
Изготовителя бумаги, Ронбуна-сана* встречала его многочисленная семья — неудачливый отец целых одиннадцати детей год назад перевез семейство за океан и с тех пор был вынужден по частям перевозить свое имущество.
Несколько индианок окружили Сакуру. Весело болтая на своем языке, те дотрагивались до ее одежды. Но больше всего их привели в восторг необычные волосы Сакуры, столь редкого в дикой природе цвета. Изо всех сил Сакура старалась не показывать, что ей не слишком приятны прикосновения не слишком чистых рук к ее волосам.
— Тише, тише, невежественные вы создания! Отойдите от девушки, она едва на ногах держится! — произнес человек, как хозяин, встречающий своих гостей. Свою меховую шапку он держал в руках, обнажив ярко-рыжую шевелюру. Он был гладко выбрит, не считая бакенбард, и изъяснялся на странной помеси диалектов с примесью местных языков.
— Прошу простить их, но на данном континенте любой индеец захочет получить скальп с такими дивными волосами.
Сакура не знала считать это угрозой или комплиментом. Но этот рыжий незнакомец вряд ли хотел ее оскорбить. Внешне он походил на Феликса, только еще более заросшего.
— Меня зовут Хигума*, можно считать меня соглядатаем за всей этой разномастной «фауной Аркадии».
Тем временем на отмели разжигали огонь, подносились корзины с плодами и овощами. На столах, вынесенных прямо на пляж, выкладывали початки кукурузы, разные виды тыкв и помидоров. Запах свежевыловленной жареной рыбы шел от костров.
Царило всеобщее оживление. Некоторые индейцы пританцовывали, размахивая томагавками, украшенными перьями. Местные хозяйки, почитая старые законы гостеприимства, выносили свои лучшие тарелки и блюда.
Хигума-сан в самом оказался местным главой поселения, торгующим с соседними племенами и создающим подобие суверенитета этих краев. Тридцать лет назад потерпев кораблекрушение у этих берегов, Хигума обосновался здесь в одиночестве, встречая меткими стрелами всех пиратов, пытавшихся укрыться в этой бухте. Непреодолимая страсть к торговле вызвала у него желание расширить эти дикие места и позволить части первопоселенцев из Огня создать здесь деревню.
Несколько раз за столом повторялись тосты за процветание колонии и благодарность, что они не были брошены на произвол судьбы Лордом Огня.
— Не считайте, что эти земли покорятся вам, Учиха-сан, только потому, что у вас в кармане бумага на право быть здесь. — Хигума неторопливо зажег трубку с табаком. Такие зажженные трубки служили после трапезы знаком примирения среди индейцев. — На этой чертовой земле и шагу нельзя ступить без борьбы за жизнь! Интересно знать, с чего начнете?
Саске, давно предупрежденный Феликсом, ответил, сохраняя привычное спокойствие в голосе:
— Заключить мир с племенами алконгинов и племенами великих равнин**, с нашими ближайшими соседями.
— Вот как? Смелое решение. И совершенно безрассудное.
Сакура едва могла следить за разговором. Она старалась переброситься словами с каждым, кто сидел рядом. К ней и к Саске присматривались, Сакура делала то же самое, запоминая людей, что теперь составляли их общество.
Но дикость, дикость этой земли преобладала над любыми попытками человека побороть природу. За крышами домов из светлого дерева и камня вырастал лес, за которым могли таиться охотники за скальпами. Прилив в этой бухте поднимался до скалистого обрыва, грозя затопить рыбацкие судна, если те вовремя не снимутся с якоря.