Вопрос о судьбе змеиного саннина возник сразу же после победы альянса, и едва ли решение далось так же просто, как в случае Саске. В конце концов, ни одна деревня не желала принимать подобного заключенного в свои тюрьмы, слишком уж велики риск и ответственность его содержания, а приговор к смерти довольно затруднительно было привести к исполнению. Условно свободный в своих действиях, Орочимару был отпущен на все четыре стороны да подальше от гражданских поселений, обязанный лишь оповещать о своих передвижениях и применять запретные техники в умеренных количествах.
Саске знал, что в последние года три Орочимару обосновался на одном месте — своеобразная подземная лаборатория в болотистой местности к северо-западу от Конохи. Прекратить изучение мира шиноби для наставника Учихи было равносильно смерти. Эксперименты проводились, но не такие смелые, как в былые времена.
Саске не то чтобы нуждался в помощи и совете, но Орочимару со своими старыми связями был бесценным источником информации, казалось, обо всем на свете. В обмен на скупые рассказы Саске о своих путешествиях, Орочимару в своей излюбленной манере «знаю больше, чем скажу» делился опытом и знаниями.
— Тебя давно не было, Саске-кун. Мы едва не начали беспокоиться.
Это «мы» звучало просто очаровательно. Зная, как на самом деле саннин относился к своему подопытному окружению.
— После страны Железа я вернулся сразу в Коноху.
— И что же такого интересного в Конохе, что ты так торопился?
— Отвечать обязательно?
Саннин расплылся в ехидной улыбке. У Орочимару была неприятная привычка смотреть на собеседника не мигая, отчего после нескольких минут даже знавшим его людям становилось не по себе. Одним словом — Змей. Саске не посчитал нужным объясняться, переходя сразу к сути дела.
— Мне нужна информация о Спорных Землях.
— Зачем?
Саске не отвечал, впрочем, его молчание уже сошло за ответ.
— Значит, дорогой Саске-кун выслан из стран альянса. Любопытно.
«Старейшины Листа все еще знают толк в вынесении смертных приговоров».
— Я задал вопрос.
И так было понятно, что новое задание сродни крестовому походу, о скрытом смысле которого Саске решил ни с кем не заговаривать. Что все не так просто, как на бумаге, Учиха понимал, но заранее выстраивать теории и думать о том, чего может и не быть, не в его характере. Есть цель — надо ее добиться. Неважно как.
— Ты сегодня слишком напряжен, Саске-кун. Но о том, что тебя интересует, не так уж и много данных. Слухи. Россказни деревенских недоумков. И, наконец, отчеты экспедиций, посланных дайме, засекреченных, разумеется, — на последних словах Орочимару иронично усмехнулся, — Но есть кое-что интересное для тебя.
Саске выжидающе скрестил руки на груди. Саннин подошел к большому шкафу, который занимал почти треть от комнаты — личное хранилище отчетов, заметок, свитков, прикасаться к которым было категорически запрещено любому, кроме их владельца. Достав небольшую стопку ветхих листков, Орочимару протянул их собеседнику.
Бегло пробежав глазами, Саске понял, что держит в руках пачку писем пятилетней давности. В них неизвестный шиноби (вероятно, командир экспедиции) описывал происходящее с ним на Спорных Землях. В общих словах, говорилось о странном изменении природы чакры в организме после трехнедельного пребывания по ту сторону океана. Через два месяца шиноби почти не могли использовать базовые техники, через три месяца чакра исчезла у всего отряда. Будто эти проклятые земли высасывали всю инородную силу из людей. И что странно, люди реагировали по-разному. Кто-то продолжил существование в подавленном состоянии, не в силах преодолеть апатию к происходящему. Другие напротив ощущали подъем сил, живя как обычные гражданские.
Окончив чтение, Саске спросил:
— И этому можно верить?
— Письма подлинные. Их содержание тоже. Вопрос в следующем: сможешь ли ты воспользоваться своими глазами и как долго?
Орочимару облизнул губы. Он уже был в предвкушении новой загадки, что ставила перед ним природа. Жаль, что не удастся лично присутствовать и провести наблюдение.
Саске отбросил письма в сторону. Вся ситуация больше и больше походила на абсурд. Миссия «принеси то, не знаю что», возможная утрата способностей — Учиха не мог вспомнить, когда последний раз встречал столько безвыходных путей одновременно.
— Что стало с тем отрядом после? Они ведь вернулись на Родину?
— Годичный курс реабилитации. Можно сказать, это высвобождение чакры и освоение дзюцу с нуля. Патологий не выявлено.
Учиха собирался спросить еще что-то, когда услышал:
— Саске!
Девушка приоткрыла дверь комнаты. На ней был тускло-зеленый медицинский халат и перчатки в засохших пятнах крови.
— Карин…
— Я почувствовала твое присутствие. Пришла бы раньше, но вскрытие было в самом разгаре.
Узумаки с характерным щелчком стянула резиновые перчатки. Орочимару недовольно прищурил желтые глаза — он не любил, когда его разговору с Саске мешали. Заметив это, Карин проговорила:
— Подожду тебя снаружи.
***
Она ждала его в подлеске, недалеко от входа. Испачканный после операции халат Карин сняла, оставшись в белой рубашке. Белизна только подчеркивала нездоровую бледность кожи — в последнее время куноичи редко выходила на поверхность. Орочимару не стеснялся нагружать работой, пожалуй, одну из самых способных своих воспитанников.
Карин присела на ствол поваленного дерева. Саске примостился рядом.
Причины, почему бывшая Така в полном составе (исключая самого Саске) осталась возле Орочимару, а не разошлась своими путями, до конца не были понятны. И если Джуго в силу своих проблем вынужден находиться рядом с тем, кто сдержит его срывы, то Суйгецу и Карин вполне могли начать жизнь с нуля.
Недолгое время, сразу после Четвертой войны шиноби, Така находилась в Конохе. Их-то никто не звал на вольные хлеба, но вместе с Учихой предстояло подписать приказ об амнистии бывшей заключенной Карин и тому подобное.
Карин устало прищурилась на солнце. Чудные-то были времена.
***
— Значит, покидаешь нас… — Узумаки задумчиво прикусила травинку зубами. Саске она слушала молча, не перебивая, но мельком в прищуренных глазах пробегала искра веселья.
— Снова в одиночестве, Саске?
От лукавого прищура красных глаз — фамильная черта всех Узумаки, как оказалось — Саске даже опешил. Благодаря своей дьявольской интуиции, Карин догадалась, о чем он предпочел промолчать.
— Нет. В этот раз я ухожу не один.
Заходящее солнце окрасило вечернее небо в ярко-алый цвет, решив напоследок согреть ослепительным пламенем. Стрекот цикад наполнил прохладный весенний воздух. Со стороны болот медленно наступал туман, влагой оседая на деревьях и траве. Карин сняла очки и вытерла запотевшие линзы.
— Ты правильно поступаешь. По правде говоря, у вас с
ней это должно было произойти на пару лет раньше.
— После услышанного от Орочимару я почти изменил свое решение. Сакуре будет слишком тяжело на этой миссии со мной.
— Ничего, потерпит, — Карин все еще сжимала очки в ладони и подслеповато щурилась.
— Карин…
— Знаешь, что я думаю? Сакура права. Ты все время ищешь повод, чтобы не жить, не быть счастливым.
— Сакура ждет от меня невозможного. Ждет, что я останусь с ней в Конохе. Что снова буду тем мальчишкой, с которым она провела детство.
— Кто тебе это сказал? Она?
— Я сам это понял.
— Ты просто невыносим, Саске, — Карин сделала глубокий вдох. Мягко коснувшись пальцами лица Саске, женщина заставила того посмотреть на себя. Без линз Узумаки не могла толком разглядеть черты его лица. Неосознанно Саске замечал мелкие детали во внешности куноичи: выгоревшие рыжие ресницы, сухая трещинка на нижней губе, потемневшая кожа вокруг глаз. Карин смотрела на него, но будто не видела.
— Знаешь, я могу понять ее. Одно дело, когда женщине приходится терпеть тебя с твоими проблемами, а другое — когда приходится быть вдали от тебя из-за этих твоих проблем. Неужели ты не видишь разницы?
Женская ладонь скользнула по щеке, Саске почувствовал, как дрожат чужие пальцы.
— Я знаю Сакуру с той встречи на мосту, где ты едва не прикончил нас обеих… — мужчина сдержал порыв отодвинуться. Карин же продолжала, — Подобное сближает людей, знаешь ли. Начни уже жить и дай жизнь с тобой тем, кому ты дорог.
Карин потянулась к нему, обхватывая его лицо обеими ладонями. Только сейчас Саске смог понять почему она осталась с Орочимару, почему отказала предложению Сакуры остаться в Конохе, почему перестала следовать за ним самим после нескольких лет преданности.
Сухие надтреснувшие губы коснулись его губ. Между ними не было страсти, не было нежности. Так прощаются со своими чувствами.
Так отпускают с чистым сердцем.
