Элувиеста 9:43, Скайхолд, личные покои Инквизитора.
Лавеллан улыбалась в подушку. Небеса были спокойны. Горы были спокойны и подставляли свои хребты лунному свету – чистому, без ядовитых неестественных переливов. Даже свечи были спокойны и крайне лениво слизывали подступающую к ним темноту. Воск сонно сползал вниз – капал и застывал на бесчисленных поздравительных письмах; капал и, как вода, испарялся, едва коснувшись эльфийской сферы. - Я собирался уйти ровно в день твоей окончательной победы. Если бы что-то пошло не так. Вдруг сказал Солас, и Лавеллан улеглась на щеку, чтобы видеть его краем глаза. - Если бы что-то пошло не так? Например, если бы ты мне ничего не рассказал? - Нет. Если бы я тебе ничего не рассказал – все как раз бы шло по плану. - Значит, меня в твоих планах не было? - Что ещё раз подтверждает: даже тщательно продуманные и далекоидущие планы больше всего уязвимы к самым простым и естественным вещам. Голод. Погода. Любовь. Случайный камень в сапоге сражающегося… Лавеллан ухмыльнулась камню в сапоге и даже хотела выказать своё недовольство таким примером, но в тот же миг была вынуждена вжаться в подушку лицом и напрячь все тело: Солас вновь к ней прикоснулся. Она лежала перед ним на животе обнаженная и не зрением – кожей следила за движением его пальцев. Жёсткие пальцы Соласа влажные и пахнут яичной краской. Лавеллан любит этот запах. Солас рисует на её спине яркий набросок, прежде чем приступить к последней победной фреске, что совсем скоро украсит ротонду. И замкнет круг. - Сфера, - сказал Солас, ведя двумя пальцами вниз и оставляя ярко-красные полосы справа и слева от её позвонков. - Если по какой-то причине я не получил бы её назад, мне пришлось бы искать другой источник силы. - Но теперь в этом нет нужды? – спросила Лавеллан, едва отрывая губы от подушки, пряча свое лицо и волнение. - Совершенно. Зачем мне чужое, если древний артефакт и единственная, кто может противостоять его действию – и без того в моих руках? - Я уже говорила, что неприкрытое хвастовство – твоя прелестнейшая черта? Солас коротко засмеялся, а Лавеллан запустила руки под подушку и стиснула наволочку: его пальцы оставили на коже новый неожиданный и глубокий мазок. После которого он попросил её повернуться к нему лицом. - Рисунок смажется, - со вздохом предупредила Лавеллан, скорее кокетничая, чем действительно жалея. Это был не первый раз, когда она вся становилась для Соласа холстом, и не первая ночь, после которой простынь можно было отправлять в Орлей в качестве самого скандального произведения искусства. - Что ты собираешься делать? – спросила Лавеллан, выполнив его просьбу. И Солас в ответ одарил её тонкой ухмылкой, небрежно отирая пальцы уголком одеяла: - Хочешь, чтобы я рассказал? - Я о том... Солас, - смешливо мотнула головой Лавеллан и продолжила твёрдо, как только могла.- Я хочу, чтобы ты рассказал, каков твой следующий шаг. Теперь, когда Корифея нет, и есть сфера… что ты будешь делать? - Искать сторонников своего замысла. Твой маленький культ Вестницы доказал мне, что подобное занятие в конце концов может принести результаты. - Меня и всей Инквизиции тебе недостаточно? - Vhenan. Я не исключаю, что однажды мне может понадобиться помощь твоих людей. Но вместе с ними нужны и те, кто будут понимать, за что сражаются, и потому делать это не однажды, а каждый день. - В Инквизиции много магов и эльфов. Они поймут, чего мы хотим добиться, если правильно объяснить. - Быть магом и эльфом мало. Боюсь, по-настоящему понять мою цель могут лишь те, кто не является ни долийцем, ни городским эльфом. … «И он нашел таких «идейных сторонников». Надо отдать Соласу должное, он всегда отличался крайней избирательностью. Тем неуместнее смотрелась среди них та, кого он упрямо называл ведьмой. Да, она не являлась ни долийкой, ни плоскоухой. Она вообще не являлась эльфом. И, насколько я помню, никогда не была его идейным сторонником».Дневник с красной обложкой, без указания даты.
…Молиорис 9:49, Вал Руайо, окраинный квартал.
Она оставила Болотника за озером, чтобы горожане не падали в обморок; в поисках нужной улицы прошла половину Вал Руайо пешком и спустила с головы капюшон, только когда оказалась у нужной двери. Чёрная драконья голова – каменная дверная ручка – держала в зубах железное кольцо. Лавеллан постучала. Через несколько мгновений внутри послышались шаги и малодовольное «ну что ещё?». - Послушайте, если это вновь по поводу запроса императрицы… - резко и широко распахнула дверь Морриган, готовая в пух и прах разнести посыльного визитёра, но вдруг замерла. И встретилась с Лавеллан глазами. Ярко-жёлтые ведьминские глаза. Подведённые фиолетовым один чуть сильнее другого. Совсем как в день бала и их первой встречи. Совсем как в тот самый день. Лавеллан первой оборвала взгляд, грубо и решительно – заклинанием. Тугой пузырь взрыва разума врезался в воздух, в стены, в Морриган – и лопнул, отбросив ту назад и протащив спиной по полу гостиной, весьма аскетичной по орлесианским стандартам. На напряженных ногах Лавеллан сделала пару неспешных шагов вперед, а Морриган пришлось делать несколько дел сразу: лихорадочно соображать, подниматься, отбрасывать чёлку с глаз и колдовать, защищаясь. Она пустила в непрошеную гостью какую-то растерянную, дамскую, но кусачую молнию. Хрусткий ветвистый всполох жужнул, отскочив от барьера Лавеллан, и угнездился в распахнутой, ввалившейся внутрь двери. С грохотом вбил её обратно и оставил после себя черную змеистую отметину на древесине. Дракон подавился своим железным кольцом. Морриган выпрямилась, Лавеллан остановилась. Они вновь схлестнулись взглядами; всего на мгновение: обе понимали, что нужно следить за пальцами. Теперь только маги-параноики ходят по собственному дому с посохами за спиной; самоуверенная ведьма являлась без оружия даже на встречи с неприятелями Селины. Лавеллан это знала, и потому решила, что биться они будут «голыми руками». На равных. - Само благородство, - сказала Морриган, растягивая слова и ухмылку на лице – выжидая, когда барьер соперницы иссякнет, а её собственная мана восстановится. Лавеллан не ответила; в полусжатых её пальцах заворочался и задёргался огненный кругляшок, точно рыжий клубок, который усиленно распускали. Морриган рассекла руками воздух в яростном движении, которым обычно очень злой и уставший человек смахивает со стола надоевшие бумаги. Между магессами выросла полупрозрачная ледяная стена. Лавеллан увидела, как в сторону метнулся размытый ведьмин силуэт. Огненный шар проплавил проход, и эльфийка уже готова была пуститься в погоню, но через миг же отшатнулась с намеченного курса. Морриган с силой пнула сапогом чан напольной домашней жаровни – скорее декоративной, чем предназначенной действительно согревать. По полу застучали кубики углей, вгрызались в паркет, шипели, налетая на льдистую преграду. Лавеллан суетливо сбила огонь, прыгнувший на «хвост» её одеяния и поползший вверх – отвлеклась всего на секунду. И секунда эта едва не стоила ей жизни. Теперь настала очередь Морриган демонстрировать всю широту своего разума и силу мысли. Она прижала два пальца к переносице и хлыстом, стянутым из одной только силы воли, отшвырнула бывшего Инквизитора подальше. Лавеллан пробила всё не спадающую морозную стену плечом и, кажется, виском, судя по тому, как сейчас двоился в её глазах опрокинутый мир. Она лежала, справляясь с писком в ушах, и неосознанным движением даже выковырнула тонкую стекляшку льда, впившуюся в бровь. Ведьма ждала. И это было не радушное ожидание возвращения оппонента на поле боя… Морриган ждала чего-то ещё. Тут-то Лавеллан и заметила, как на полу – прямо рядом с ней и под ней, вероятно, - проступают из ниоткуда витиеватые, голубые в белену рисунки. Эльфийка задержала дыхание, будто собираясь броситься в воду, и катнулась в сторону – тяжело, как скалка по старому твёрдому тесту. Хаотичный ряд кольев морозной мины с хрустом вырвался из половых деревяшек, как зубастая пасть неведомого чудища из стоячей воды. Пара шипов насквозь пробили руку с Меткой. Лавеллан не удержала вскрик, но боль – не та глушащая, что оставляет гудеж в голове, а короткая, острая и подстегивающая – заставила её прийти в себя и быстро подняться на ноги. Уголком ещё не слишком чёткого зрения она заметила, как раздосадованная неполной удачей Морриган рывком снимает с настенного крючка кочергу – узкую и больше смахивающую на гигантскую иглу или спицу. Зажимая кровоточащее плечо, Лавеллан отступила на шаг назад, хоть этот акт вооружения, по большому счёту, больше обнадеживал, чем пугал. Когда маг хватается за подручные инструменты и пускает их в ход – это обычно означает только одно: он исчерпал себя и теперь должен хоть как-то дожить до момента, когда вновь сможет плести свои заклинания. И острая кочерга – очень даже не плохой вариант. Можно сказать, перспективный. Лавеллан сделала ещё один осторожный шаг назад, заставив Морриган думать, что и сама находится в таком же положении, только, увы, даже без самого простейшего оружия в руках. И Морриган решилась на наступление. Эльфийка вскинула ей навстречу здоровую руку, и в первую секунду та даже приняла этот жест за намерение сдаться. Но потом что-то потянуло её назад, жаля и вгрызаясь под кожу. Искрящееся ядро статической клетки под потолком отразилось в оконных стеклах, в зеркале ледяной стены и чугунном чане поваленной жаровни. Треснули горшки, подвешенные у окон, выплюнули из себя землю и чудные растения, явно взращенные не для того, чтобы просто радовать глаз. Воспользовавшись моментом, Лавеллан огляделась. И стянула со стола, куда Морриган обычно складывала письма и запросы императрицы, короткий нож для бумаги. Вот теперь они снова были на равных. И когда статическая клетка затихла, выпустив свою пленницу… Когда Морриган втянула кровь носом и покрепче перехватила кочергу дрожащими не от страха и не от холода пальцами… Когда они обе замерли друг напротив друга на расстоянии взрыва разума, каждая понимала – всё. Бой «голыми руками» кончился. И теперь можно смотреть в глаза. - В чём дело, леди Инквизитор? – Морриган заговорила. Конечно, она заговорила; умный, расчетливый маг не станет оголтело тыкать каминной кочергой в рыцаря-чародея, а предпочтёт тянуть время и уповать на то, что восстановится быстрее врага. Так что Морриган заговорила, а её враг – рыцарь-чародей – внимательно слушала. Смертельно опасная даже с ножом для резки бумаг, она никак не могла справиться с отвлекающим дисбалансом; левая рука не слушалась. Кровь из ран сочилась горячая, но создавалось ощущение, что там, внутри, даже мышцы и кости покрылись ледяной коркой. - В чём дело, хм? Я думала, ты можешь отправить меня в Тень одним щелчком пальцев. - Ну уж нет. Вдруг тебе там понравится. Замолчали. Дыхания не хватало на много фраз разом. Жестяной держатель ножичка в руке Лавеллан становился всё горячее. Маленький, особенно упрямый уголёк медленно прожигал подошву ведьминского сапога. Они стояли друг против друга, взмокшие от напряжения, прислушиваясь к себе и ко всему вокруг. И обе внутренне вздрогнули, когда услышали спускающиеся шаги. И детский голос. - Мама, ты ещё дома? Что там у тебя происходит? Морриган бросила быстрый взгляд на ещё не тронутую ничьей рукой тканевую занавесь, отделяющую гостиную от лестницы на верхний этаж. А потом посмотрела на Лавеллан выразительно и - впервые - умоляюще. Та только вдохнула глубоко… и резко протолкнула бумажный нож поглубже в рукав. Морриган спрятала спицу кочерги за спиной. И обе они обернулись лицом к завеси. В следующий миг в гостиную сначала пробралась худенькая рука Кирана, а потом и весь Киран целиком: - Я был в Тени, но проснулся от шума и… - Здравствуй, милый. Как твои занятия? – спросила Морриган, улыбаясь излишне широко; кровь скатывалась с губ и пачкала её белые зубы. Притихший мальчик перевёл внимательный взгляд с неё на Лавеллан и обратно: - Мама? Почему Инквизитор здесь, и почему вы обе… Инквизитору даже любопытно стало, как ведьма будет выкручиваться: вдумчивым детям с таким пронзительным взглядом тяжелее всего рассказывать сказки. Похоже, Морриган как никто другой это знала и продолжала держать лицо: - Мы с леди Инквизитором работали над одним магическим экспериментом. Как видишь, не очень успешно. - Это был очень странный эксперимент, - оглядывая гостиную заключил Киран и сделал было осторожный шаг вперёд. - Киран! – одним только голосом остановила его мать. – Тут повсюду ещё не остывшие угли. Ты можешь обжечься. Мальчик с внимательным взглядом переступил с ноги на ногу, будто прикидывая, действительно ли это достойная причина оставаться на месте; а потом посмотрел Лавеллан в лицо. Уже не снизу-вверх, как раньше. Почти прямо. - Давно не виделись, Киран, - кивнула ему когда-то Инквизитор. – Ты здорово подрос. Киран не ответил, но и взгляда не отвел. А после на неё покосилась ещё и Морриган: - Кирану нужна тишина для успешных занятий. - Что ж. Тогда не будем шуметь. Лавеллан улыбнулась. Она осознала вдруг, что может пошевелить всеми пальцами, даже теми, под ногтями которых корочкой застывала кровь. Повреждённая рука постепенно оттаивала, и теперь она зачем-то старалась держать её чуть позади себя – пряча. Мальчик смотрел. - Киран… - с нажимом отвлекла его внимание от Инквизитора Морриган. – Ты можешь продолжать. Мальчик внимательно смотрел: - А вы продолжите свой эксперимент? Этот простой сложный вопрос заставил его мать выйти вперёд, хрустя углями и закрывая теперь весь его обзор только собой: - Наверх, молодой человек. Сейчас же! И Киран послушно пошёл. То есть, тело его пошло, а сам он всё ещё продолжал смотреть. Сначала через плечо, а потом, кажется, даже сквозь завесь. Морриган послушала его шаги, убедилась, что они затихли не раньше положенного, и только после этого со вздохом отлепила спицу-кочергу от позвоночника и опустила руки. Пару раз легонько стукнула ею в пол, точно тростью, и, переведя дыхание, обернула голову к Лавеллан: - Припарку? - Не откажусь. … «Я никогда не отказывалась от её услуг. Я никогда от неё не отказывалась. Эта примерная мать некогда была живым подарком орлесианского двора Инквизиции. А также ветераном пятого Мора и Ведьмой из Диких Земель. Ни одно, ни другое, ни третье не трогало Соласа. <несколько тщательно зачеркнутых строк> Но вместе с этим она была и остается дочерью Митал. И это, пожалуй, единственное, что могло его в ней заинтересовать».Дневник с красной обложкой, без указания даты.
… - Зелье не предлагаю. Его из моих рук ты примешь вряд ли. Но есть марля, белена, шафран и свинцовая вода. - Сойдёт. Марлю вперёд, если не возражаешь. - Не возражаю. - Благодарю. Пожалуй, это было самое высокопарное зализывание ран, в котором Лавеллан довелось участвовать. Но «эксперимент» был прерван, а оружие опущено - оставалось лишь зубоскалить. До поры. - Так что? - Лавеллан отёрла кровь с лица, чтобы зубы было лучше видно. – Продолжим по-рыцарски – с выбором времени, места и вида посохов или по-ведьмински – с плясками у костра? Меня устроят оба варианта. - Продолжим что начали, - отозвалась Морриган, её плечи с резкостью дёргались: руками она кромсала листья белены. – Киран скоро уйдёт. Друзья пригласили его покататься на лодке. - У него появились друзья? Здорово. У меня тоже когда-то были. - Послушай, Инквизитор, я тебя предала и встала не на ту сторону, - посмотрела на неё поверх своего плеча Морриган, в мякоть сдавливая в кулаке бусины каких-то ягод. – Да. Теперь я это понимаю. Я множество раз пожалела, но прошлого не вернуть: в отличие от тебя, мне вряд ли удастся попутешествовать во времени даже раз. Я бы всё изменила. Извиняться поздно, но… Ir abelas, Lavellan*. - Ведьма. Даже не заговаривай со мной на элвише. Не отводя взгляда от её затылка, Лавеллан засучила продранный рукав и теперь накручивала на руку новый – лоскутно-бинтовой: - Мне интересно, как Соласу удалось тебя переспорить. Что он тебе предложил? - Fen`Harel enansal*. Мне нужно было подтверждение, что он не врёт. - Дёшево, - мотнула головой Лавеллан со спокойным разочарованием, хотя внутри её и обожгло: выходит, он ей открылся, ей – кого считал узколобой ведьмой - открылся! – Я думала, тебе хватит ума и упрямства самостоятельно разобраться с Элювианами. - Ты считаешь, дело в Элювианах? Речь шла о наступлении новой эры! – голос Морриган оставался неизменчивым, но она горячилась – это было видно по движениям, и по тому какой неаккуратной, какой горячей выходила припарка. – Я знала, что если останусь на твоей стороне или даже если разыщу Флемет – в итоге за свою помощь не получу ничего. Вы присвоите себе весь результат. Как это было с душой древнего бога; как это было с Источником Скорби. Второе, кстати, твой случай, припоминаешь? - Насколько я помню, ты должна быть мне благодарна за свободу от матери, на стороне которой тебе так неуютно. - Ты не могла об этом знать, когда уводила Исток у меня из-под носа. Даже не думай теперь играть в добродетель. Морриган сказала это, пусть и знала, что сейчас играет в добродетель тоже. Сказала и с влажным шлёпом уложила на стол перед Инквизитором марлевый мешочек, весь исходящий лёгким паром и целительной магией, будто через силу напиханной внутрь. Лавеллан прижала его к самым красным бинтам на руке, и почувствовала как потянулись друг к другу мышечные и кожные ткани. - Он отправил тебя сюда, чтобы через Селину и Бриалу насаждать в Орлее свои идеи? - Насаждать? Анекдот. Сколько не усаживай в земле и не поливай сгнившее от времени семя – оно уже никогда не прорастет, - улыбнулась Морриган, достала круглую бутыль с красной наклейкой и, держа за горло, крутанула её на весу, проверяя, есть ли внутри жидкость. – Фен`Харел всей силой своей хватки цепляется за времена эльфов и магии, но ничего не смыслит в мире, который уже сложился. Новая эра никогда не настанет от шага в прошлое. Так что пусть он с моей матерью хоть под руку под луной танцует – нынешние эльфы не совладают с той жизнью, которую они желают им подарить. - Забавно. А мне Митал говорила, что и ты тоже когда-то любила танцевать под луной. - Очень смешно, ваша милость, - развернулась к ней дочь Флемет, раздражённо стукнув о стол донышком всё ещё неоткупоренной бутыли. Лавеллан, прислонившись плечом к стене салютнула ей скомканной выжатой припаркой. - Очень смешно! И рефлекторно дёрнулась в сторону: прямо у остроухой её головы в стену влетел и лопнул сосуд, разбрызгав вокруг мелкие осколки и выпустив огненный всполох, от жара которого у неё едва не завернулись ресницы. Лавеллан отвлеклась всего на секунду, а когда вновь бросила взгляд на Морриган, увидела вместо неё распахнутую пасть вытянувшейся в атакующем рывке волчицы. И только тогда вспомнила о ножичке в рукаве. Изящный, предназначенный для бумажных телес трепетных конвертов, он смотрелся в мохнатой звериной шее неуместно и жалко. Молниеносно, почти бездумно среагировавшая Лавеллан даже и не поняла толком, как он туда попал, но результат был перед ней. Волчица не скулила и не хрипела. Только, лежа на боку, перебирала когтистыми лапами, будто всё ещё продолжая бежать. Потом затихла. И вновь стала Морриган. Хрустнули осколки: Лавеллан сделала несколько осторожных шагов, присела и вырвала лезвие уже из человеческой шеи. То, что когда-то было Морриган, даже не дёрнулось. Ветеран пятого Мора, Ведьма из Диких Земель и дочь самой Митал, она могла бы умереть по-рыцарски – от посоха, вид которого сама бы выбрала; или по-ведьмински – с обожженными, все в лопнувших венах, руками, озаренными светом луны и костров… Но предпочла погибнуть вот так – на полу в осколках, от ножа для резки бумаг. Это не та смерть, которою она заслуживала. А потому никто не должен об этом узнать. Лавеллан молча отирала нож о «хвост» одеяния. Мальчик смотрел… Она увидела его, едва обернувшись. Встретилась с ним взглядом, и первый момент не знала, что может ему сказать. Он слишком взрослый, слишком умный для сказок… - Твоя мать сама сделала выбор, - откровенно сказала ему Лавеллан. – Я не хотела, чтобы всё это произошло у тебя на глазах. Киран молчал. Не нападал и не плакал. Только смотрел. У Кирана – большие, внимательные глаза. Не материны глаза - глаза Стража, с которым Инквизитор когда-то ходила на Адамант и в саму Тень. - Когда вырастешь и захочешь отомстить за родителей, - отвечая мальчику таким же прямым, пристальным взглядом, сказала Лавеллан. – Найди меня. Буду ждать. И пошла прочь по осколкам и давно остывшим углям. … Она оставила Болотника за озером и теперь, оседлав его, могла видеть, как покачиваются привязанные к причалу гондолы, едва касаясь деревянными брюшками искусственного дна с особым отражательным свойством. Одну из лодок облепила стайка разодетых мальчишек с завёрнутыми по колено штанинами и, кажется, нетерпеливо кого-то ждала. Лавеллан в последний раз взглянула на них между ушей Болотника. И ударила пятками по его впалым смердящим бокам.