Dorf Wolf

Элувиеста 9:44, где-то в лесах, горящий долийский лагерь.

Никогда ещё она не дышала так громко. Ртом. Сил только на то и осталось – лежать и всасывать воздух сквозь зубы. Со свистом. Напрягая все сухожилия в шее. Она уже не чувствовала ни боли, ни её источника – своего тела. Только воздух, который забивался в трещины её разбитых губ – ледяной при вдохе, горяченный при выдохе. Во рту у неё было столько воздуха, что она перестала ощущать вкус крови. Хотя кровь, кажется, стояла у неё в горле. Стояла у неё в глазах. Они думали, что она их уже не видит. Они были уверены, что не зверствуют, а вершат судьбы – их обычное, почти что будничное занятие. Ни у кого ни на один миг не дрогнула рука, и никому не должно быть не по себе от того, что последняя из Инквизиторов – опасный, гордый зверь с цепким, всегда немного беспокойным взглядом, теперь смотрит на них снизу глазами бешеной забитой собаки. Она видела их. Всех четверых. И придворную ведьму с янтарными глазами и вороньими перьями на плече. И великую героиню с выцветшим замаранным грифоном на легком доспехе. И одну знакомую искусную магессу, когтистой, как соколиная лапа, рукой вцепившуюся в плечо своей маленькой эльфийки. Эта женщина всегда делала так, если была на взводе: вцеплялась и притягивала остроухую подружку к себе, а потом прижималась губами к её виску и делала глубокий вдох, впитывала запах её волос с жадностью какого-нибудь невротика, раздувшего ноздри над успокаивающим лавандовым варевом. О, да. Она прекрасно их видела. И его – пятого, главного – она, к несчастью, видела тоже. Видела и слышала до самого конца. -Vhenan. Ma vhenan, - он даже опустился к ней неторопливо и, уступив мягкосердечному своему порыву, отёр кровь с её щеки - провёл пальцами по рисунку валласлина, жалея, что тот не стирается с её лица так же легко. – Как же ты, должно быть, на меня злишься. Поверь, я сам на себя злюсь. Уходя из-под его рук, ей удалось сделать слабое движение головой. Она лежала затылком на чём-то мягком и влажном, и ей хотелось верить, что это её путанные, кровью склеенные волосы, а не череп, который от побоев теперь едва ли тверже старого липкого теста. - Ты спрашивала, как я нашёл тебя, - сказал тот, кому в этот миг и уже долгое время принадлежала её жизнь. – Теперь я думаю, что гораздо результативнее было бы идти на запах лжи. Это легко, когда единственное существо, с которым я решил быть предельно честен, только и делает, что лжет мне в лицо. Ужасный Волк позволил себя провести. И, хочу заметить, с большим удовольствием позволил. Но провести саму себя тебе никогда не удастся, vhenan. Он поднялся, чтобы увидеть её всю. Целиком. Её белое платье – из людских ритуалов, казалось бы, неуместное здесь, у долийцев – теперь выглядело так, будто бы поучаствовало в ритуале магии крови. С самого начала он старался на него не смотреть. А потому смотрел сейчас на её босые ступни с неестественно сжатыми, точно в судороге, пальцами. На распластанные руки, как у куклы, которую бросили на пол. На её лицо. На то, как отразился в её бешеных глазах созданный им разрыв, готовый обрушиться на неё завесным ударом, стоит ему лишь резко опустить руку. - У тебя, конечно же, много вопросов. Но надеюсь, даже в таком состоянии ты понимаешь, что я не наказываю тебя за предательство, а уберегаю от предательства, которое ты сама не в силах была бы себе простить. Она смотрит на него ещё одно мгновение. Ещё мгновение, чтобы сказать, едва шевеля застуженными и обожженными губами: - Solas… Len dar na lin.. * Потом слышит грохот. И больше не смотрит.